Ночная гроза Скрипят и шатаются ставни, Колеблется пламя свечи. Грозятся зарницы перстами Кому-то в пугливой ночи. В такой грозовой повители В округе не стало видней. И бабочки не долетели До света в избушке моей. Так я за края золотые, Считая, что мне повезло, Летел на твои позывные, Да вот ослабело крыло. Иль, может, ты звать перестала, Забыла меня наяву? И падаю наземь устало, И вовсе бескрылым живу. И мне уже кажется – проще: Была ты несбыточным сном… Дождя серебристая роща Стыдливо шумит за окном. Дневные улыбки иссякли, Смятение было и есть. И бьются, как ласточки, капли На крыше о жесткую жесть. «Тихо, звездно, голубо́…» Тихо, звездно, голубо́… Лишь вдали проскачет всадник. Чью-то первую любовь Укрывает палисадник. Кто-то шепчет за спиной И невнятно и нескладно. И от радости чужой Мне и сладко и досадно. Все казалось, как вчера Я любил от ночи к ночи. А теперь моя сестра, Может, милого морочит. Что же, время протекло И туманом отдымилось. Но судьбы моей весло Пополам не надломилось. И, надеждою горя, Я дождусь любви заветной. Так вечерняя заря Обнимается с рассветной. «Доколе труса праздновать, доколе…» Доколе труса праздновать, доколе Искать сорочью истину в вине, Коль я держусь, как лодка на приколе, За берега любви твоей ко мне. И если вдруг появится волненье, И встречный шквал ослабит бечеву, Я поплыву безвольно по теченью, Вдоль берегов зеленых поплыву. И заверчусь на воле бестолково, Намокну там, где изморось и дождь… Ты обо мне заплачешь тальниково И по теплу на отмель отойдешь. Ты будешь жить, погоде на противясь, Являть собой веселости пример, Когда у первой глинистой плотины Меня изловит шалый браконьер. И буду я на службе у разора, Познаю все: и непогодь, и страх. Потом он, уходя от рыбнадзора, Меня утопит где-то в камышах. И ты придешь упружисто по зною, Хмельна от лета, мяты и травы, И проплывешь, белеясь надо мною, Задев ногой обрывок бечевы. «Не от белого снега душа отбелилась…» Не от белого снега душа отбелилась, И оттаяли губы не с печного тепла: Это ты оказала великую милость, Что меня под высокую руку взяла. И отныне я твой неприкаянный данник, Только что же дарить мне в чертоги твои, Если сердце мое обкусали, как пряник, Суматошные жрицы расхожей любви? Не однажды в судьбе я терпел пораженье, И, наверное, мне до сих пор поделом, Что не хочешь вручить мне ярлык на княженье В милосердном, в отходчивом сердце своем. Но поверь моему немудреному слову, А не хриплым, завистным голосам воронья: Если грянет беда, то по первому зову Положу свою душу за душу твоя. Ты не вправе сама предаваться расколу, И на клятвы, что я, как молитвы, творю, Ты рукою своею, опущенной долу, Что даруешь мне – жизнь или гибель мою? «Когда ты от меня бесстрашно и надменно…» Когда ты от меня бесстрашно и надменно Полынь горчащих слов уносишь на губах, Ты не любви бежишь доверчивого плена, Бежишь меня не в поисках забав. Но ты бежишь того слепого подозренья, Как облачная тень за краешек земли, Что к нам в недобрый час вдруг явится прозренье: Неужто мы любви не обрели? Твоей печали я не истинный виновник: Ведь там, где ты бежишь, влекомая судьбой, Любимый мой цветок – степной белоголовник — Качает вслед пуховой головой. Когда захочешь мне вернуть свои тревоги И чашу до конца любовную испить, Осиновым листом застынешь на пороге — Я помогу порог переступить. «Я псам бездомным больше не родня…» Я псам бездомным больше не родня, Не чую больше изморось спиною, Отныне есть жилище у меня, И женщина веселая со мною. Ей от меня не нужно ничего, Не нужно знать, что я собою значу, Она не прячет сердца своего, Но я его на будущее прячу. На черный день, наверно, берегу, Как мудрый пес диковинную пищу, Чтобы она в разъятую пургу Нашла дорогу к моему жилищу. И я молю все время об одном: Пускай печаль глаза ей не туманит… Когда мне силы дверь открыть не станет, Не дай ей бог заплакать под окном!.. |
