«По полыни, по крапиве, по отаве…» По полыни, по крапиве, по отаве Я ходил и не обидел никого. Разве плохо, что о счастье и о славе Я мечтал не ради счастья самого? И о девушках нимало не жалея, Их причуды я и мысли не знавал. Ради липкого коричневого клея Я веснушчатые вишни целовал. Ни за что я не корил себя жестоко, И ничто мне не грозило впереди. Ради зябкого березового сока Отдыхал я у березы на груди. И всего мне доставало и хватало, И виниться не случалось горячо. И зарница из густого краснотала, Как жар-птица, мне садилась на плечо. Хоть теперь я, как бывало, не мечтаю. Но хочу невыразимо иногда По полыни, по крапиве, по отаве Возвратиться в те хорошие года. Возвратиться, потеряться, не проститься, А зачем – не откликается душа, — То ли соку под березою напиться, То ли детством деревенским подышать. Январь
I Январь – цветение зимы, Особенно когда пороша, На белых лебедей похожа, Взлетает тихо на холмы. В душе томленье по теплу, Пока не правятся дороги. В избе теленок одинокий Жует дерюжку на полу. Под вечер избы кое-как Натопят, жар пойдет по плитам. И домовые деловито Сморкаются на чердаках. И от домашнего тепла Наперекор идущим стужам, Недавно взятая наружу, В углу картошка проросла… II Но люблю в отцовском полушубке Уходить тайком на берега, Где в прозрачной высиненной юбке Шелестит озерная куга. Там простор гармонии и свету И дразнящий запах снеговой, И стога, как родинки из лета, Там стоят в печали полевой. Там на кровле дальнего отрога — Свет зари угаснувшего дня. И ложится заново дорога За гортанным хохотом коня… Там я жду разбойную подругу На пологих белых берегах — Молодую пламенную вьюгу В рассыпных монистах и серьгах. Как она появится – запляшет, Прошумит узорным подолом И со стога темного промашет Лебединым бешеным крылом. И, обнявшись с нею, постою я. Это – и на радость, и на страх, Потому что жарче поцелуя Не найти на белых берегах. Старик и смерть Как-то днем иль, может, спозаранку — Все равно пеняя на судьбу, Молодого хвороста вязанку Нес старик на немощном горбу. Измочалив руки и рубаху, Он в сердцах, что малое дитя, Бросил хворост наземь, как на плаху, И присел, стеснительно кряхтя. – Охо-хо, язви меня лозою! — И, поняв невыгоду житья, Вновь промолвил с мысленной слезою: – Где ты бродишь, смертушка моя?.. Лишь сказал – и сразу заелозил, Взмокнул весь соленою росой — Перед ним, как выдох на морозе, Встала смерть с бесстыжею косой. Белобрыса и рябая ликом, Будто ртом мусоля удила, Прохрипела: – Ты меня накликал? Вот я и на выручку пришла… Мой старик зажмурился в испуге, Проклял разом голову свою. Что сказать злопамятной старухе, Чем ее разжалобить, змею? И, едва владея даром речи, Он решился – быть или не быть: – Подсоби, родимая, на плечи Мне вязанку эту навалить. «Над Волгой ветер сине-сумрачный…» Над Волгой ветер сине-сумрачный И палубная маета. Хрипят пластинки ежесуточно, Визжат про черного кота. А Волге слышать все наскучило, Волну уводит от винтов И бьет наотмашь на излучинах В крутые брови берегов. Ей не пристало быть невольницей. И, вся – на краешке волны, Она ль не ждет свои разбойничьи, Свои червленые челны! Зеленые поезда В реке смеркается вода, Прохладой тянет от околицы… Мне снились, снились поезда, Зеленые, как лесополосы. Они везли меня туда, Где ждали моего прощания, Они везли меня в ту даль Для смеха и непослушания. И все-таки не довезли. На полпути, на полдыхании Забрезжила в моем сознании Седая боль моей земли. Я нужен ей, я к ней приду, Вернусь, никем не приневолен, Не знойным перекати-полем, А ливнем, грянувшим в саду… Я вспоминаю те года, Рукой на лбу ерошу волосы. Мне снятся, снятся лесополосы, Зеленые, как поезда. «Оставит мать мне тихий угол дома…» Оставит мать мне тихий угол дома, Когда устанет сердце у нее. Пройдут дожди, и рыжая солома На беззащитной крыше погниет. Дожди карниз дощатый покоробят, Начнет мороз завалины крошить. Бельмом золы затянутый колодец Одни синицы будут сторожить. И кто придет на светлый палисадник Сажать сирень и сеять семена Забытых трав? И запоздалый всадник Не стукнет в переносицу окна. Кому тогда откроют и доверят Глухую тайну этой тишины Крест-накрест заколоченные двери И бревна перекошенной стены? Но запылит забытая дорога, Оставит зной полынную межу, И я приду к скрипучему порогу И голубей на крыше разбужу. И, вспомнив тех, приветных и усталых, Кто обживал дубовые углы, Поставлю в угол ветку краснотала, Травой зеленой выстелю полы. И лишь потом, с печалью неизбежной, За скромный ужин сяду без огня, Чтоб никогда во тьме своей кромешной Не обижалась мама на меня. |
