«Утренняя звезда…» Утренняя звезда! Нет тебя ни прозрачней, ни чище. В дымке розовой утра Твой блеск лучезарный воспет. Ранним утром осенним, Когда ветер на улице свищет, Меня радует твой Удивительно ласковый свет. Утренняя звезда! Лебедь белая! Гордая птица! Ты сияешь одна На заре золотой, огневой. Поднимается солнце. Золотая корона лучится. Вот оно воспарило И летит над моей головой. Утренняя звезда! Появляйся на небе почаще! И, на солнце сгорая, Лебединую песню не пой! Я хочу, чтобы ты Утром вновь засияла над чащей, Чтобы непогодь реже Меня разлучала с тобой. Речка Бабенка
По оврагу, вдоль Улановой горы, Катит воды с незапамятной поры Небольшая речка Бабенка. Возле речки плачут бабоньки: «Мы бельё здесь полоскали, Мы любимых здесь ласкали, А теперь через неё Вброд шагает вороньё!.. Ты возьми моё колечко — Серебристый перстенёк. Ты века служила, речка, Послужи еще денёк! Что с тобою, Бабенка, ответь? Неужели песен нам не петь? Ты пойми: с Улановой горы Перенесть нам некуда дворы…» Возле малой речки Бабенки Горько-горько плачут бабоньки. «Всему есть конец и начало…» Всему есть конец и начало. Есть срок у дерев, у судьбы. Когда-то, как травы, качало, Клонило под ветром дубы. Их поросль младая окрепла, И сам я окреп и подрос. Душа не сгорела до пепла, Не тронуло время волос. Ещё я люблю и ликую, Не плачу о сроке земном. Зачем же тогда я тоскую, Увидев, как вы за окном, Осенней пронизаны дрожью, Роняете лист на жнивьё… Летит он по ветру, похожий, Похожий на сердце моё. «Полдень. На улице пусто…» Полдень. На улице пусто. В тени от жары изнываешь. Неба слепящего пустынь, Неужели ты звёздной бываешь?.. Полночь. Прохлада и нежность. И откуда вы взялись, светила?.. Звёздного неба безбрежность — Ты ли глаза мне слепила? Беседа. 1982 «Мне снится дом, где нынче к непогодине…» Мне снится дом, где нынче к непогодине Половиками выстланы полы, Где запахи аниса и смородины Сродни навеки запаху смолы. Где, ещё дедом втиснутый в простенок, Мои рубахи сохранил комод. В углу висят иконы, а на стенах Семейных фотографий хоровод. Где мать одна, сложив худые руки, На табурете в комнате сидит И под метели неуёмной звуки В ночную тьму тревожную глядит. Укрыты шалью худенькие плечи, А на столе – мерцающий ночник… И снится мне грядущей нашей встречи Неповторимый и прекрасный миг. «Ночь холодна, глубока…» Ночь холодна, глубока, И одинок мой след. Только у мамы в окнах Не угасает свет. К маме вхожу погреться… Пламени отсвет лёг От неприкрытой дверцы В сутемень, за порог. Двери плотней прикрою, Чтобы не стыть в ночи. Старою кочергою Поворошу в печи. Пляшут, будто в усмешке, Пламени языки. Чёрные головешки, Красные огоньки… В белой своей косынке В хлопотах вечных ты Старишься у керосинки, Жаришься у плиты. Мне б одного хотелось: Ты научи, не таи, — Чтобы жилось мне и пелось Так же, как в годы твои, Не унывая чтобы Делать я мог дела. (Вьюга кругом сугробы За полночь намела.) Как бы ни бился в двери Вьюги полночной пыл, Чтобы я людям – верил, Верою-правдой жил. «Накануне страшное приснилось…» Накануне страшное приснилось: Зеркало упало и разбилось, Вдребезги разбилось – не собрать. И во сне все звал и звал я мать. Не сложить осколков и не склеить! Мне наутро не хотелось верить В телеграммы горькие слова… Вышло так, что эта ночь права. Без щербинки малой, без изъяна Зеркало висит в моем дому. Неужели, поздно или рано, Разлететься вдребезги ему? Что же это я?.. Да разве вправе Верить снам, приметам старины, Зеркалу в серебряной оправе И незамутненной глубины… Андрей Платонов Читаю Андрея Платонова… Скитается Пухов Фома. Тревогой и гарью патронною История дышит сама. С натруженной в голосе болью Идут паровозы на фронт. Болеет прекрасной любовью Земно и возвышенно Фро. Здесь радости дети не знают. Их детства неласковы дни, И тонко кожурку срезают С картошки помёрзшей они. Страницы живые, нетленные… Там горя и голода пир, Там люди идут сокровенные В прекрасный и яростный мир. |
