- Ты можешь идти, - хрипло сказала я.

- Но... - На его лице отразилось разочарование.

- Не заставляй меня повторять, - вмешался Игорь, угрожающе сверкая глазами.

Слава встал, ссутулив плечи. Возле моей руки появился листочек с номером телефона.

- На тот случай, если ты передумаешь, - с горечью сказал он и исчез.

Марк исчез следом за Славиком. Наверняка отправился следить за ним. Уж больно он мрачно смотрел на него на протяжении всего разговора, если это вообще можно было назвать разговором.

Запах туалетной воды Игоря перебил немного стоявший в гараже запах бензина и собачьих экскрементов.

- Не очень все прошло, да? - Он присел рядом и облокотился на мой мотоцикл.

- Думаешь, это он? Действительно он?

- Думаю, что Рита права. Он это или не он - можешь сказать лишь ты. Но его чувства настоящие. Это я тебе сто процентов говорю.

- Чувства, мысли, воспоминания... Что это вообще значит? У Кости это тоже было, но ничего хорошего это не принесло ни мне, ни ему. - Я невольно коснулась подвески, которую после той ссоры с Игорем носила в кармане, а не на шее.

- Он не Костя. Да и ордена больше нет.

- Ордена нет, но ведь что-то есть? Кто-то убил ищейку после моего визита к ней. Кто-то выпустил падальщиков. Кто-то был в Бабье Выгороде. Кто-то близко. Неужели все повторяется? Неужели мы не можем и дня прожить, чтобы кто-то, да и не попытался нас обмануть или убить?

- Ты утрируешь, - возразил Игорь, взяв меня за руку, на котором загадочно мерцало кольцо цвета морской волны в форме полумесяца, такое же, как было у него. - Во-первых, не факт, что убийство ищейки связано с тобой. У нее и другие клиенты были, кроме тебя. Во-вторых, был ли кто-то в Бабьей Выгороде, мы тоже не можем утверждать наверняка, ведь ни девочки, ни мы так никого и не увидели там. В-третьих, слова ищейки могли тоже не относиться к тебе. Мало ли что за "он" и что значит "близко"? В-четвертых, падальщиков вообще могли и не выпускать, а они сами могли найти брешь и выбраться, ведь любое заклинание можно обойти, да и оно само по себе со временем слабее, а времени прошло очень много и... Почему ты так на меня смотришь?

- Да вот, смотрю и думаю: когда же ты стал у меня такой умный? - ответила я, реально впечатленная его речью. Круто он так все по полочкам разложил.

- Я всегда был умным, - наигранно обиженно сказал он. - А ты всегда была человеком крайностей: то забивала на самые очевидные угрозы, то из мухи слона делала.

- И какая же сейчас крайность?

- Вторая, походу. Ну, а там - как знать. Все может быть. И ты, и я врагов нажили достаточно.

- Да уж, - согласилась я, крепче сжимая его руку. Хорошо, что мы с ним были половинками одного целого, и мою панику и паранойю он уравновешивал своим спокойствием и рассудительностью. - Спасибо, - сказала я, кладя голову ему на плечо.

- За что? - удивился он.

- За то, что я всегда могу опереться на тебя и получить совет.

- Вот если бы ты еще к ним прислушивалась, - улыбнулся он. - И, кстати, совет я тебе еще не дал, но если бы дал, то он звучал бы приблизительно следующим образом: слушай себя.

Совет, конечно, был так себе, но с другой стороны все гениальное просто. В любом случае, я решила так и поступить. Забавно, правда, что для того, чтобы услышать себя, я отправилась в самое, что ни есть громкое место - на кладбище.

Почему громкое? Да потому, что на новом кладбище, где был похоронен Макс, неустанно выл ветер. Причем, в любую погоду. Раньше мне казалось, что в нем я слышу рев его спортивного сузуки, но со временем этот звук совсем затерялся в ветре, и я его уже не слышала.

Могила Макса была почти вся засыпана снегом. Замерзшие цветы пиками торчали из побелевшей от мороза амфоры. Я смахнула снег с памятника, чтобы увидеть фотографию, на которой он улыбался.

Мне хотелось сказать ему что-то, но слова не шли. Мысли вяло ворочались в голове. Не без усилий я выстраивала их в цепочку, чтобы хоть как-то прояснить для себя то, что я чувствовала, что думала, что хотела чувствовать и думать.

Когда я решила найти брата, я подозревала, что за этим желанием стояло не только стремление воссоединиться, если оно вообще было, ведь я была эгоистом, да и росла без братьев и сестер, и кроме воспоминаний о том, как это было иметь кого-то младшего, я не имела другого представления об этом. И вообще, если уж так положить руку на сердце, то та жизнь, тот образ жизни, та модель - они были для меня, как штанишки, из которых я давно выросла, но вот почему-то упорно хотела натянуть.

Игорь считал, что это было несправедливо врываться в жизнь того, кто когда-то был близок мне, но теперь жил по-новому и двигался дальше. И даже если я была с этим не согласна и все-таки хотела стать частью этого "нового", чтобы что-то искупить или изменить, то, размышляя об этом, я не могла не спрашивать себя о том, что же именно я могла изменить.

Я могла сказать брату, что жалела, что ушла, что мне следовало остаться и принять бой там, пускай даже и смертельный для меня, но, по крайней мере, я была бы с ним, с ними, и до конца. Я могла сказать, что теперь я другая, что было правдой лишь отчасти, и что мы можем начать с начала и сделать то, что не могли сделать в той жизни.

Я могла сказать и сделать еще много чего, но нужно ли это было ему? Может, это я, как и говорил Игорь, никак не хотела отпускать прошлое, в то время, как другие давно уже двигались дальше?

Я помнила брата маленьким мальчиком, но он более таковым не являлся, и все мои фантазии по поводу того, как бы мы могли зажить, были не более чем фантазиями, далекими от реальности.

И все же мой брат нашелся, то есть кто-то нашелся. Кто-то, кто утверждал, что он мой брат. И вот тут начиналось самое интересное: в своем привычном стиле я, достигнув желаемого, начинала сдавать назад, даже не попытавшись понять, действительно ли он был тем, за кого себя выдавал.

- Слава... - протянула я. - Слава, Слава, Слава... Что мне с тобой делать?

Что-то коснулось моего плеча, и, взвизгнув не своим голосом, я отпрыгнула метра на два, чуть не сбив памятник, соседствующий с могилой Макса.

- Ты совсем придурок? - взвилась я, тяжело дыша. Черт, так же можно и сердечный приступ заработать!

- Я звал, но ты не ответила, - как всегда мрачный, ответил Марк.

- Что ты тут делаешь? - спросила я, вытирая об себя вспотевшие ладони, которые все еще подрагивали.

- Пойдем со мной.

- Куда?

- В жопу труда, - ответил он, покосившись по сторонам, как будто опасался, что нас могут подслушать. - Пошли. - Он протянул мне руку.

Я внимательно посмотрела на него. Вот уж кто точно не был паникером и параноиком, и раз уж вел себя так подозрительно, то причины на это были и отнюдь не детские.

Насторожившись, я пробежала глазами могилы, зловеще белевшие на фоне зимних сумерек, и взяла его за руку.

Кладбище исчезло, и вместо морозного воздуха в нос ударил запах гари. Квартира ищейки выглядела еще хуже, чем когда мы ее покинули. Покрытые льдом корни, скорчившись, лежали на полу. Остатки сгоревшей мебели обугленными огрызками рассыпались под ногами. Разрушенные огнем стены обваливались от малейшего порыва ветра, проникавшего в квартиру через окно и дырявый потолок.

Тела ищейки естественно там уже не было. Сгорело ли оно или огонь успели потушить до того, как над ним надругалось пламя, было неизвестно, и только наведенный белым контур в том месте, где оно лежало, говорил о том, что оно вообще было.

- Зачем мы здесь? - спросила я, осматривая разрушения, оставленные мной.

- Смотри, только внимательно, не как человек. - ответил Марк, присев возле белого контура. Глаза его уже светились желто-зеленым огоньком.

Я последовала его примеру и, опустившись рядом с ним, проследила за его взглядом. Остатки кровавой надписи, оставленной ищейкой перед смертью, были выжжены или смыты водой, но в зеленом спектре моего нечеловеческого зрения они были все еще видны, и все так же зловеще гласили "Он близко".