— Лен, не ссорься с Сергеем из-за меня.

— Мы не сорились. Тем более из-за тебя. Просто… Не знаю, как объяснить. Что-то внутри болит даже когда он рядом. А разговор со Светой только помог вспомнить об этом чувстве.

— Это твоя волчица. — Припечатала Матрона. — Она не чувствует волка Сергея и обижается. Воспринимает это предательством. А он боится тебе, признаться. Его волк не откликается. Он чувствует его, где-то глубоко в себе. Но не может призвать. И боится, что мальчишка, честное слово, что ты от такого него откажешься. Вот и молчит. И ты молчишь. А потом глупости творите. И что стоит честно обо всём поговорить. Ведь любите друг друга. — Ответил ей Богдан. Видимо сказанное касалось не только или не столько её и Сергея, как Богдана и Ксеньи.

— Не лезь в душу, старуха. И так тошно.

— А мне думаете не тошно?

Внук со своей парой разругались так, что луна уже показывает другой, одинокий путь моего внука. Вы дуетесь и боитесь, время теряете. А тут каждый день на счету, у вас через десять месяцев моя внучка должна появиться. Но и этого мало. Даром что вожак, а девчонка девчонкой. Не слышит собственного волка и не догадалась обернуться и позвать свою пару. Какой же волк устоит от зова своей пары?

— Мам, ты чего это… не любишь? Ты же ждала, рассказывала о нём и всё время ждала…

Ксенья разрыдалась. Громко со всхлипами. А Богдан рыкнул и просто перетащил её к себе на колени ловко перекинув через Матрону. Сама Матрона светилась от счастья. А Ксенья зарылась лицом в плечо Богдана продолжая рыдать. Он сжимал её в своих ручищах и казалось, что и без того худая женщина стала ещё меньше. Богдан не отпустил её, когда мы приехали и не позволил слезть и выйти. Они так и остались на заднем сиденье машины. Дэн оставил им ключи в замке зажигания, и мы ушли. К нам подошли Сеня и Петя и они вместе с Дэном шли позади меня и Матроны. У входа нас уже ждал Князев с тётей Катей и рядом был Сергей. Он смотрел на меня побитой собакой. Надо что-то делать. Пи чём мне надо делать первый шаг. Потому что этот самоуверенный осёл, даром, что волк, так и будет молчать. Сейчас и потом, всегда.

— Скажите, Николай Фёдорович, а вы любите свою жену? — говорила я Князеву старшему, но смотрела с вызовом на его сына.

— Конечно.

— И доверяете своей жене?

— Да. — Я слышала в голосе Князева непонимание и сомнение, сомнение в моей адекватности и нормальности. Но я продолжила.

— Значит, если у вас проблемы вы рассказываете своей жене, своей паре о них? — Я краем глаз заметила, как уже все уставились на Сергея.

— Да. — Уверенно и чётко произнёс Князев старший.

— И вы не скрываете от неё ничего, особенно того, что касается лично вас двоих?

— Никогда не скрывал.

— Наверное в отличии от остальных женщин она вам не безразлично и ваше доверие говорит о серьёзности ваших отношений. Наверное, так и должно быть в семье, в паре.

Я прошла мимо Сергея, на нём лица не было, но я заметила, как Князев по-отцовски не сильно, дал подзатыльник своему сыну.

Этот день не отличался от предыдущего. До самой глубокой ночи Матрона говорила словно в неё кто-то вселился.

— … Вот теперь всё. Все, кто был причастен осознанно и сам решил помогать тем, кому не стоит. Все, кто сам решил предать наш мир. Завтра огласите приговор и не жалейте никого, как и они не жалели моих детей.

После этих слов Матрона глубоко вдохнула и упала, потеряла сознание. Её подхватили стражники уже готовые к такому исходу, по вчерашнему дню. Богдан и Ксения так и не появились. А выйдя из здания мы обнаружили отсутствие машины на которой приехали.

— Лена, дочка, поехали домой.

— Спасибо Николай Фёдорович, но ваш дом сейчас не то место где мне стоит быть. Думаю, у вас с тётей Катей есть ни одна тема для разговора со своей дочерью.

— Ты же понимаешь, она просто…

— Нет, Николай Фёдорович, не понимаю. Пытаюсь не могу. Как может человек переживший такую боль так легко, не задумываясь, причинять боль другим.

— Прости меня, это моя вина. Как родителя.

Два дня отсутствия в мире людей не прошли без следа. Мои помощники, целый штат опытных адвокатов и юристов, уже составили мировую с Кабановыми. Они подписали документы о возврате имущества, полностью. Чиновники и нотариусы, помогавшие им, признали вину и были задержаны. В других всё шло своим чередом. Моё дело перестало быть только мом. На меня теперь работала целая команда. И это не пугало, наоборот, я гордилась и радовалась.

На объявление приговора я пришла в сопровождении Дэна и Яна. Они рассказывали словно мальчишки, подсмотревшие за родителями, как их выгнали из квартиры, которую я когда-то давно сняла у друзей. Как их даже не впустили собрать вещи, просто кинули ключи от машины в открывшуюся и сразу раскрывшуюся дверь. И мы потешались над счастливыми Богданом и Ксеньей и обещанием Матроны появлению у них ребёнка. Эту ночь я провела в пустой квартире Сергея. А вот следующую не знала где буду спать. Но ехать к нему не хотела. Он не говорит со мной, а вынуждать я не буду.

Он сам пришёл в гостиничный номер отеля, где я с Яном, Сеней и Дэном решили устроить вечер просмотра кино и объедания вредной едой. Но не стал настаивать остаться со мной наедине.

— Леночка, разреши побыть с тобой и с ребятами. — И смотрел так просительно, так жалостливо, осталось только поскулить.

— Заходи, раз уже пришёл.

И он зашёл. С огромным букетом цветов вытащенном из-за двери. Целым пакетом пирожков, «от мамы и Матроны», сказал пожимая плечами. И ящиком пива. Вот что, что, но пиво? Я его пила- то пару раз и мне совсем не понравился вкус горечи и хмеля на языке. Но мальчишки были счастливы. В номере был огромный диван, который ребята сдвинули и накидав одеял и подушек на пол уселись сами и посадили меня. Мы только выбирали кино, когда в дверь снова постучали. И открыв я увидела Толика и Татьяну.

— Пиво, ты представляешь? Я как услышала, что он купил ящик пива и поехал к тебе обомлела. — Она зашла обняла и продолжая говорить разулась и завалилась на пол к остальным. А Толик занёс пакет, звенящий бутылками вина и ещё один с фруктами, сыром и колбасой. — Мало того, что собрались отрываться без нас, так ещё и с пивом… Серый, ну кто к даме без вина идёт? Да лучше уж с водкой чем с пивом.

— Но там же пирожки. А вино с пирожками не пьют.

— Это в кино не пьют. А мы пьём. Да Ленок?

— И пьём и едим.

Кино мы так и не выбрали. Включили что-то по телевизору и просто болтали, пили и ели. Как и когда разговор свернул на серьёзную тропу я не помню. Просто в один момент Таня с гордостью рассказывает, что Лиза уже совсем перестала бояться и спит спокойно и крепко. А потом мы молча сидим и слушаем сбивчивый рассказ Сергея.

— …Я чувствую его… Но как будто он не часть меня, как будто его нет во мне, и я не оборотень вовсе. Это страшно. Страшно даже думать, что я теперь никогда… Дело не в силе. Это словно часть тебя вырвали и не зашили. Болит всё внутри, физически болит. И я знаю, лично знаком с теми, кто баловался наркотиками и потом, бросив, они так и не смогли дозваться своего волка. Когда-то сильные и смелые, они словно иссохли и завяли.

— Вот ты дурак. Ну честно. Я была отрезана от своей сути почти всю свою жизнь. Но я жива и здорова. И всё вернулось, когда я… столкнулась с тобой.

— Прости меня. Тогда я был дураком, да я и сейчас не особо поумнел. Просто я не привык. Я …

— Дурак. Это точно. Ты так и не понял. Не в том дело как мы встретились. Дело в том, что мы встретились. Понимаешь?

— Лен, ты же помнишь, что мы пили, а я дурак?

— Ох. Серёж, мы пара. Мы встретились, и наша суть потянулась навстречу друг другу. Да наша встреча тот ещё квест на выживание. И конца, и края ему нет. Но просто твой волк почувствовал и позвал мою волчицу. И смёл все блоки. А ты, дурак. — И я залезла ему под руку обняв его и прошептав только ему на ушко. — Мне было страшно, и я боялась волка, даже себя самой, своей сути. И ты помог полюбить себя и тебя. Во снах и наяву, приходя каждую ночь. Может теперь мне стоит позвать тебя в свою жизнь, если ты не передумал конечно.