— Мы понимаем, что для многих увиденное и услышанное тяжело пережить и осмыслить, поэтому дальнейший просмотр переносим на завтра. Все материалы разделены на три части, материалы могут быть предоставлены вожаку по запросу судьям или стражам. Так же копии есть у вожака Волковой. Следующий просмотр будет завтра и после завтра в десять утра тут же. Потом будет один день на осмысление увиденного. И уже тогда мы соберёмся вновь здесь для решения вопроса по просьбе от стражей поступившего в лице Закира Сай-Шахбана. Присутствие вожаков и свидетелей обязательны при просмотре, остальные могут каждый решать для себя. Пленники, доставленные Волковой для суда, останутся в камерах суда под охраной стражей добровольно проявивших желание к этому. На это время стражи поступают в полное подчинение вожака Волковой. По её праву вожака осудившего, до оглашения приговора судьями. Охрана пленников остаётся её обязанностью. Судьи прощаются с вами до завтра.

Я слушала слова секретаря на лице, которого, как и у судей, не мелькнуло ни одной эмоции. И ощущала эмоции из зала. Боль. Сочувствие. Сожаление. Я слышала чьи-то всхлипы. Я понимаю, что происходит со всеми. Увиденное не может оставить равнодушным, как и услышанное. И я даже рада, что когда все смотрели я выпала из реальности. Поэтому сейчас я была расстроена, но не было в моих глазах слёз. Я была в глазах других сильная, не сломленная. Я подошла к пленникам. Рядом уже стояли стражи, и вся семёрка была тут. Тут же была та странная девица. Но никто не смел трогать пленников без моего приказа. Я в своём праве. Я молча осмотрела всех добровольцев из рядов стражей.

— Я Азалия, стаж Петрова, я добровольно вызвалась для охраны. Можешь идти отдыхать со своей парой, а я с коллегами займёмся своим делом.

Вот же стерва. Сергей в их руках и она бьёт по больному. Или пытается сейчас повлиять на меня, запугать. Тварь.

— Спасибо страж Петрова. Но от своих обязанностей я не уклоняюсь. — И смотря прямо ей в глаза стала отдавать указания своим подошедшим ребятам. Все это мы оговорили и к этому были готовы. — Владимир Григорьевич, оцените ситуацию и вызовите всех, кого посчитаете нужным. У каждой камеры должно быть не меньше двух человек. Особо по камерам не растягивайте, по одному развязать, напоить, накормить, дать возможность справить нужду, все под контролем на одного освобождённого по два человека. И плотненько разместить в камерах. Они заключённые, не на курорте. Через каждые четыре часа повторить, по очереди развязать и напоить-накормить, снова отконвоировать к нужнику и обездвижить. Общение между собой и с другими не допускать. После кормёжки, заключённых сменить охрану. Стражей вызвавшихся помочь рассредоточить по этажу и коридорам. Без моего личного разрешения вам, к охране никого не допускать. Пока не вынесен приговор они наша забота. Коля, первая смена твои ребята. Сеня, вторая — твои. Ян, третья — твои. Связь через Владимира Григорьевича. О всех внеплановых ситуациях докладывать ему сразу же. Приступайте.

— Дочка, — ко мне обратился Луис Крэц, мягко, по-отечески, — мы имеем больше опыта в таких делах. Зачем такой контроль. Зачем вообще такой милой девочке забивать себе голову этим? Иди отдыхать, а мы всем займёмся. Тебе ещё много предстоит, нужны будут силы со всем справиться.

Во время его обращения ко мне я по-прежнему смотрела не отводя взгляд от Азалии. Она видела, как меняются мои эмоции и загорается блеск в глазах. Моя ухмылка и азарт в глазах совпали с лёгкой волной подчинения. Я надавила волей и перевела взгляд на говорившего Луиса сразу после того, как под моим давлением Азалия отвела взгляд слегка склонив голову в жесте подчинения.

— На время заключения пленников, в промежутках между заседанием суда стай, охрана пленников моё право и моя обязанность. Я требую уважения к законам нашего мира, о вашем поведении доложу вашему руководству и судиям лично. И не забывайте, стражи поступают в полное подчинение вожака Волковой, а не наоборот.

Мои слова подтверждались давлением. Я говорила так, как не ожидала от самой себя. Жёстко. Рыча. Подчиняя. Стражи склонили головы и ссутулились. Никто больше не решился продолжить бессмысленную беседу. Они разыгрывали карту своего пленника. Мы своего права. Я ощущала их злость. Но были и другие стражи, от них исходило смущение и непонимание, растерянность. Значит не все заодно, есть и те, кто просто выполняет свой долг. Но рисковать мы не станем. Мы слишком многое поставили на карту. Играем по намеченному плану и мечеными картами, но отыграть должны ровно и гладко.

На выходе из здания меня ждал автомобиль Князева. В салоне была бабуля и сам Князев. Я села молча в салон. Глубоко выдохнула прикрыв глаза. Как же сложно. В зале суда выступать легче, чем все это. И как же сложно играть спокойствие, когда в душе буря. Мы ехали молча до самого дома Князевых в Химках. Там нас уже ждали мои родители и многие вожаки других стай, тех, кто нас поддерживает и в ком уверен Князев. Сначала был ужин. В полной тишине и при полном составе семьи Князевых, всех кроме Сергея. К концу ужина приехал Владимир Григорьевич. Видя лица сотрапезников и тишину за столом, он стал эмоционально рассказывать о моей стычке со стражами у камер, нахваливая меня со всех сторон. Потом рассказал о том, что после моего ухода они пытались «по-свойски» посоветовать и посочувствовать такому опытному человеку, вынужденному подчиняться девчонке. После жёсткой отповеди разошлись по указанным точкам намекая на ошибку с моей стороны и со стороны самого Владимира Григорьевича.

— Коля, — обратился к Князеву один из вожаков, — не перегибаем ли мы? Наша стая пострадала меньше твоего от Фонберина, но от стражей… Мы можем потерять очень многое.

— Святослав, у этих тварей мой сын, Сергей, мой преемник. Никто кроме меня не рискует сильнее.

— Как же так? Почему вы не обратились к суду с требованием выдать его немедленно.

— Потому что нам нужны не только факты прошлых действий и бездействий, но и то, что вскроет суть предателей сейчас. Мы знали, на что шли. Да и к тому никто не сообщил об официальном аресте. А все ментальные связи запечатаны.

— Прости друг. Я не знал, что все так серьёзно.

— Все очень серьёзно друзья мои. Настолько, что у нас есть доказательства предательства в рядах стражей с преемничеством в новых поколениях. Катюша сейчас приготовит чай, и мы все вам покажем и докажем. У нас уже нет обратной дороги. Теперь мы не просто наказываем исполнителей, а Фонберины и их стая всего лишь исполнители, теперь мы идём крестовым походом против предателей внутри стражей.

Уже за чаем мы обсуждали ситуацию. Дети Князева не присутствовали при разговоре. А я ждала, ждала, когда всем станет все ясно, и они уйдут. Я ждала, когда мы останемся в узком кругу и мне наконец-таки расскажут, что с Сергеем. В какой-то момент я устала переживать и нервничать. Я просто уснула.

Проснулась в комнате Светы, она мирно спала рядом, а по кровати пыхтя и кряхтя ползла к нам Лиза.

— Ты чего тут? Почему не спишь?

— О-о-о! Ты проснулась! — Она громко заговорила радуясь мне и улыбаясь. Я Цыкнула ей, но было поздно. Света открыла глаза и зарычала на шум. Потом увидела Лизу и тяжело вздохнув притянула её к нам.

— Вот же неуёмный ребёнок. От куда в тебе столько энергии?

— Пока дяди Серёжи нет, она копится. — Девочка теперь уже шептала.

— Да не шепчи уже, всех разбудила, чего уже-то.

— Я просто соскучилась за тётей Ленной. Её долго не было. А сегодня приехала, а у нас чужие и их так много. Но я молодец! Я не боялась и не пряталась. Я улыбалась и здоровалась, и помогала бабуле, я чай разносила и конфеты.

— Да, чай разносила, а конфеты лопала.

И мы тихо засмеялись вспоминая как Лиза носила всем конфеты смотря на гостей таким взглядом, что взять никто так и не решился. Отнять конфету у ребёнка ни смог никто. Зато как она их лопала не отходя от гостей и оглядываясь на дверь за которой скрылись родители всех забавляла. Это расположило к доверительной беседе. И помогло мне перевести дыхание. Кажется, именно увидев это я перестала трястись и уснула.