В доме было пусто. Как и во дворе. Да и улица словно вымерла. Я прислушалась отпуская свои инстинкты на волю. Все собрались в конце улицы на поляне, где дети гоняют в футбол. Сейчас там горели костры. Я чувствовала там и своих, знакомые запахи и голоса и чужих. Я чувствовала волнение, страх. И огонь, он как-то особенно пах. Я быстрым шагом направилась туда. Чтобы там не происходило, там должна быть я.
Поляна была окружена кострами. У них сидели дети, ещё не умеющие оборачиваться и просто ещё юные девчонки, и мальчишки. С ними были и взрослые, я присмотрелась и принюхалась, это простые люди, не оборотни. Видимо чьи-то жены и мужья. В центре был совет стаи Князевых и сам вожак. Там же стояла моя бабуля, мой друг детства Костька, он был просто огромным. Широкий, высокий, мускулистый. За его спиной пряталась юная девочка, знакомый запах, но не знакомая она сама. И опираясь на палочку, скрюченный и усталый стоял дед Тимофей. Сколько же ему лет? Он был стариком на фотографиях ещё с моим дедом и со мной, ещё совсем малышкой. Совет двух стай, наших объединённых стай. Все они стояли в противовес семи крепких мужчин, одетых во все чёрное. Перед ними, тоже в чёрном строгом брючном костюме стояла женщина лет сорока. Строгое и бескомпромиссное лицо, затянутые в хвост светло русые волосы, минимум косметики. В руках бумаги и ими она слегка жестикулируя строго отчитывала своих оппонентов. Рядом с ними сидели оборотни с бывшей стаи Фонберина, и он сам. Все связанные. А за спиной моего совета и совета Князевых были взрослые жители хутора, моя стая. С ними стоял Петя, Владимир Григорьевич, там же стояли и те ребята, что напали на меня при моей первой встречи с Сергеем. Там были и мои родители. Там же стоял и сам Сергей. Что-то больно кольнуло в груди. Но я задавила это щемящее чувство на корню. И расправив плечи уверено пошла к центру, где сейчас, видимо уже не по первому кругу пошёл спор. Шла я с подветренной стороны и все были увлечены спором, к тому же мои размеры позволили добраться не замеченной. Поэтому мой рычащий и подчиняющий голос заставил подпрыгнуть от неожиданности даму в строгом костюме и сжаться большинству здесь присутствующим.
— Что здесь происходит в моё отсутствие? — Дама быстро взяла себя в руки. Распрямила плечи и уже надменно смотря на меня сверху вниз заговорила тоном, словно несмышлёному ребёнку поясняла простые вещи.
— Я старший страж бригады. И согласно закону стай, я пришла за преступниками. — Она указала бумагами в своих руках на сидящих связанными уже моих членов стаи, пока ещё всех, кроме Фонберина, моих.
— Преступниками? А кто решил, что члены моей стаи преступники? Я их вожак. Я и только я могу отдать на суд или в руки стражей члена своей стаи. Поэтому, — я давила волей, не сильно, и не на всех, только на эту «блондинку» — я повторяю. Что здесь происходит в моё отсутствие?
Дамочка сжалась, глаза потухли. Но надо отдать ей должное, она боролась и старалась не выдавать своего подчинения моей воли. Я ослабила давление, но продолжала демонстрировать свою силу уже всем стражам. Дамочка расслабилась и глубоко вдохнула, а потом продолжила, чётко и уверенно в своей правоте.
— Они преступники. Вы и сами это знаете. И может по неопытности не знакомы с работой стражей нашего мира… — Я перебила. Жёстко и требовательно говоря с ней, словно это она мелкая девчонка без опыта и знаний смотрящая на меня снизу-вверх.
— Значит так, дамочка-стражница. Мои знания и опыт не ваше дело. Это моя стая, это земли моей стаи, и я тут вожак. И если вы не будите вести себя как гость, то я обращусь в суд с требованием напомнить вам о ваших обязанностях стража. И я глубоко сомневаюсь, что имея доказательства вины моих людей в преступлениях, ваша обязанность прийти ко мне домой и диктовать свои условия, даже не переговорив с вожаком стаи. Уверена ваши обязанности, обязанности стража, искать преступников до того, как их поймает стая, которой нанесли вред. Так что, документы можете оставить совету стаи. Мы ознакомимся и прянем решение. О нем вам, точнее стражам, и сообщим.
— Девчонка! — Взвилась стражница, на что я лишь ухмыльнулась заломив бровь. — Когда это они стали частью твоей стаи? Пока ты удовлетворяла их вожака? Или пока отсыпалась? — Я слышала рыки и тяжёлое дыхание за своей спиной. Никому не нравилось, как эта стражница говорила со мной.
— Когда победила силой их бывшего вожака и приняла его клятву в обмен на защиту. Но меня интересует, от куда такие знания подробностей моего пребывания в гостях у Фонберина у рядовой стражницы, пусть и бригадира, до официального сообщения стажам о происшествии? Думаю, вам стоит задержаться у нас в гостях, под присмотром. — Я не оборачиваясь подняла ладошку и сделала приглашающий жест. — А ваши коллеги передадут начальству о моих подозрениях и принесут доказательства вашей непричастности в обмен на вашу свободу.
Семь стражей отступили на шаг давая понять, что я в своём праве. А из-за моей спины подошли трое мужчин, все мне знакомы с детства, один учитель физкультуры в школе, вот почему он всегда был словно скала, двое родителей моих друзей детства. Они смотрели на меня с гордостью. Забрали бумаги из рук стражницы, взяли её под руки и увели передав бумаги моей бабули. Оставшееся стражники попрощались и ушли. Через несколько минут я услышала звук завёдшейся и удаляющейся машины. Только тогда мне стало легче дышать. Бабуля подошла ко мне и обняла, поцеловала в макушку. А потом еле слышно прошептала, что надо решать, что делать с бывшей стаей своего врага. Я глубоко вдохнула и еле видимо кивнула. Я не знала законов стаи, действовала по наитию. Поэтому сначала попросила Князева и его совет стать свидетелями и советчиками, поддержкой и опорой. А свой совет попросила помочь и не стесняться советовать мне в каждом отдельном случае. Окинула внимательным взглядом связанных оборотней. Глубоко вдохнула, выдохнула.
— Развязать, вымыть и накормить детей, всех детей. Расселить их и дать выспаться, кому нужна медицинская помощь — помочь. Наших детей тоже увести. Даже тех, кто по деревьям и кустам подглядывает. И… Я обращаюсь к женщинам, займитесь детьми сейчас, они настрадались уже.
Мужчины прошлись по рядам и развязали детей и подростков. Они не сопротивляясь, сбившись в стайку и низко опустив головы, пошли за женщинами уводящих их с поля к улицам, к домам. Они были словно дети с фотографий концлагерей фашистов в учебной литературе по истории. Потерянные лица с полной покорностью, грязная и местами порванная одежда, висящая свободно из-за худобы, болезненной худобы детей. Меня передёрнуло от этих мыслей. И видимо не только меня, многие женщины увидев это кинулись им в след и уже на краю поля я услышала их щебетания о баньке у Тимофеевых, о варенье и джеме, о блинчиках и жидком в виде супчиков и молочка, они словно квочки вокруг цыплят планировали что и где будет делать и от куда что нести. Я улыбнулась. Дети в надёжных руках. И вновь глубоко вздохнула, и выдохнула настраиваясь. Ещё раз окинула всех взглядом и запнулась за бледное лицо Сени в первых рядах среди связанных. Я похолодела и кажется перестала дышать. Он жив. Я так боялась даже спрашивать о нем. А он жив. Я сама кинулась в толпу и развязала его. Потом кинулась ему на шею обняла и плача повторяла только одно: «жив!». Он захрипел и завалился потянув меня за собой. Я только оказавшись на нём поняла, что мои объятия ему причиняют боль. Я вскочила, помогла ему встать и прося прощения стала осматривать толпу связанных людей закусывая губу. Я искала Яна и Дэна, только вот я не особо их разглядела, я даже не помнила цвет волос, что говорить о внешности.
— Сеня, а где Ян и Дэн?
Я говорила слегка растеряно, а он закатил глаза и хрипло засмеялся. Идти без поддержки ему было тяжело. Я попросила отца помочь ему. Сеня указал на двух крепких, в сравнении с остальными связанными, ребят. Их я потребовала тоже развязать. Попросила пару ребят из своей стаи помочь им дойти до моего дома. А потом попросила маму принять их дома как дорогих гостей, как братьев мне. Сначала объяснив, что они пошли против воли Фонберина и помогли мне бежать. После этих слов мама тоже кинулась обнимать их.
