То дело твоего деда, так оно и было. И твой сон правдив. — Мама всхлипывала во время рассказа, а папа спал с лица. — Те три брата, разбойничали собрав вокруг себя себе подобных, бездельников, диких псов. Они похищали девочек из сильных родов надеясь присвоить и родить сильное потомство. Таких всегда хватало, — говорила бабуля, — они были, есть и к сожалению, вновь рождаются, а значит и дальше будут. Они не просто воруют девчонок, а таких, чтобы потом родители за них все отдали, а если сделают своими женами, то обеспечили и их. Или вообще приняли в сильный род. Мечтают так стать во главе рода. Поэтому похитив девочек у глав, стараются убить других наследников. Бродяги, одним словом, с дикими для нормальных семей традициями. — бабуля помолчала и с тяжёлым вздохом продолжила. — У тебя и правда была сестра и она погибла, жестоко убита была, на праздник костров. Для нас это не просто праздник, он связь с предками, традиция многих поколений. И в нашей семье, роду, этот день перестал отмечается — это словно измена нашим предкам, но мы боялись напомнить детям о пережитом. Тогда погибло много и детей, и взрослых, то что передавалось от поколения к поколению распалось в тот день и погибло с твоим дедом. Твой отец отказался от всего, переехал сюда и мы стали жить словно прошлого не было. Мы не хотели, чтобы ты училась и жила далеко от нас, там, где нет никого из наших семей, нашего рода. Мы боялись твоей встречи с прошлым. Но ты решила по-другому. Хотели вернуть тебя… Да бабка Дуся, знахарка, которая помогла тебе со снами, она сказала не мешать тебе, что так и должно быть. Именно так, а иначе будет хуже, в первую очередь тебе лично. Вот и оставили тебя в покое. Отец твой клич даст, вечером воскресного дня соберемся всеми семьями, из наших, там и вторую причину узнаешь, почему мы Волковы. Пора тебе. Ты теперь наследница рода и тебе вести за собой. И не сопи так, глаза не пучь, времена сейчас другие, скрываться не во всем надо, а род наш восстанавливать надо. Предки веками строили, нам преумножать надо, а не по углам прятаться.
Князевы твои, — последнее слово она выделила ухмыльнувшись, — тоже из рода древнего и тоже донского казачьего дворянства. Фамилию они не меняли, семью их тогда хорошо потрепали, многих забрали безвозвратно, особенно мужчин, за право сохранить фамилию своего рода они заплатили кровью. Но кто ж тогда знал, что все так будет. И, как и многие, они не ушли с родной земли, не сбежали. Выстояли и окрепли.
Я хотела возмутиться, что Князевы вовсе не мои, но смолчала, и без того много новостей. Папа ушел по делам с бабулей. А мама обняла меня и рассказала про сестренку, Василису, и пообещала сходить со мной к ней на могилку. Так в слезах и в воспоминаниях прошел этот день, вернувшись к нам присоединилась и бабуля. Достала с погреба свою наливочку на ягодах настоянную и к ночи мы еще и порядком успокоились домашним продуктом с градусом первачка. Поэтому субботнее утро у нас началось в обед. Нет, голова не болела, но что-то делать было лень. Поэтому папа, не участвовавший в нашем вчерашнем сабантуе придя на обед с работы усилено подшучивал с трех полу спящих женщин за столом. Лишь к вечеру я окончательно проснулась и решила прогуляться по улицам своего детства к самому берегу затона Грязный или к воложки Куропатка. К последнему от крайней улицы идти не меньше двух километров, но так я и не спешу. Шла думая о своем, переваривая и свыкаясь с рассказом бабушки. И изо всех сил не вспоминая Сергея.
История повторяется. Я опять задумалась и ушла в свои мысли особо не видя ничего вокруг. И опять уткнулась в широкую грудь, выросшую из ниоткуда на своем пути. Сначала радость накрыла меня и хоть запах был совсем не Сергея, взгляд я поднимала наполненная предвкушения и надежды. А вдруг он, просто приехал ко мне или за мной. Уже смотря на острый подбородок меня захлестнуло разочарованием, не он.
— Простите. — Разочарованно на выдохе прошептала делая шаг в сторону желая обойти препятствие и опять опуская взгляд к дороге.
Но препятствие шагнуло со мной в туже сторону. Я глубоко вздохнула, взяла его за опущенные руки придерживая и желая обойти снова сделала шаг в сторону. Препятствие рыкнуло. Схватило меня за подбородок и подняло лицо вверх так, чтобы я его увидела. И я увидела. Страх, нет животный ужас, исходил от препятствия внушая его всем вокруг. Сердце забилось быстрее, но в отличии от моей первой встречи с Сергеем, меня не парализовало. Я чувствовала ужас вокруг, словно липкие щупальца он пробивался пытаясь поселиться во мне, завладеть целиком. Но я боролась. Боялась — да, но ужас, словно чужой, навеянный, не впускала в себя. А еще, его глаза, они сверкали и злость, ненависть и желание убить, разорвать на месте в них были сплетены в единое. Не знаю, как я это все различила от одного взгляда на него, но я просто знала — я права в своих ощущениях. И сейчас наши взгляды схлестнулись и от того, кто первым отведет взгляд зависит выживу ли я сейчас, в этот момент. А о потом думать будем потом. Я собралась, смотрела в глаза, я боялась, но мой страх давал мне силу не отводить взгляд, покорять. В конце концов, я наследница древнего рода, как сказала бабуля, мне вести за собой. Я Волкова, а не напуганная девчонка.
Он первым отвел взгляд и даже опустил голову вжав плечи. На моих губах заиграла довольная улыбка. Я не боюсь. А если и боюсь, то это мой страх, личный и глубокий, он не останавливает перед препятствиями, а помогает его преодолеть. Я смотрела в лицо своему страху родом из детства. Я узнала его среди тех волков, точнее мужчин которым я дала образ волков, он был там, еще мальчишкой. И он очень похож на обоих своих братьев. И на того, со шрамом через всю морду, и на того с порванным, почти отсутствующим ухом. Его ищут в Москве и по области, а он тут, преследует меня со своими дружками.
Я понимала, он не один, сбежать или отбиться я вряд ли смогу. Но и бояться их я не хотела, не могла. Этот страх остался там, в далеком детстве. Я огляделась, вокруг стояло еще человек семь или восемь. Все в свободных спортивных штанах и обуви, и футболках с короткими рукавами. И не холодно им? Все, как и тот что играл в гляделки со мной с полуопущенной головой. Как их там, старший был Владимиром, средний Владиславом, а этот, младший Вячеславом и все трое по отцу Вольфовичи. Как символично относительно моего сна, с немецкого вольф — волк. Наверное, после того происшествия я услышала отчество и перенесла их образ на волков. Я еще больше растянула губы в ухмылке. Вячеслав Вольфович Фонберин значит, а что, возможно предки его немцы. В России часто приставки к фамилиям «фон» объединяли и переиначивали, вот и фамилия указывает на немецкие корни. Что ж ты задумал делать, раз явился за мной аж сюда. Я уже не ребенок, переломать мне хребет не получиться. Я просто так не дамся. Да и от жилых улиц я не так далеко ушла, наверняка услышат и прибегут на помощь, не верб что в нашем хуторке не видели куда я ушла и не доложили моим, а может и вообще пошли следом. Послали моих друзей детства к холостой и перспективной, а за ними наверняка увяжутся и девчонки. И если перспектива защиты меня мелкой, мне привлекательна, то рисковать девчонками не хочется, совсем.
— И что дальше, Вячеслав Вольфович Фонберин? Решили пойти по стопам родных братьев? Или воюете с женщинами?
Он так и не смог поднять голову, зарычал во всю свою дурь мотая головой.
— Связать сучку. Обездвижить и отключить ее, сейчас!
Он отдавал команды рыча. И через несколько мгновений у моего рта и носа чья-то рука сжала вонючую тряпку. Я сопротивлялась, вырывалась и царапалась, но темнота накрыла быстро. Что было дальше не знаю. Но в моем вынужденном сне или бессознательности ко мне пришел мой серый волк. Он ластился ко мне, терся и лизал лицо и руки. И я расплакалась обняв его. И не знаю почему, я рассказала ему обо всем. И о Сергее Князеве, этой сволочи, гаде бессовестном, позволившем на моих глазах тереться об себе другой. Этот гад позволивший ее мамочке и бабушке сватать и хомутать его на моих глазах. И он не просто позволял всему этому произойти на моих глазах с Олей, уже во второй раз, он был мягок и вежлив с ней. Я рассказала каким он был со мной, когда не хотел меня видеть, не хотел быть мягким и вежливым, ласковым. Я жаловалась своему волку ведь я не испытывала вежливости и нежности, а с другой он был таким. Да, своему волку я призналась, наверное, я не только обижена, я ревную. Но эта ревность не от любви, в ней мы не признавались друг другу. Эта ревность к нашему совместному, пусть и короткому проживанию. И вот, он не поставил на место влюбленную девицу, не выбрал меня, а мило улыбался и слабо отбивался. Так не поступают, когда есть кто-то больше чем просто знакомый. Так не поступают с тем, кто дорог, с тем, кто не безразличен. Жаловалась какая я дура и что на придумывала себе не весть чего. И мой вол скулил и ластился, лизал руки и слизывал мои слезы. А когда я под конец слезной тирады заявила, что младший братец серийных убийц-маньяков, со своими прихвостнями не хуже, чем у Сергея при нашей первой встречи, только побольше в численности, похитил меня бедненькую, мой волк взвыл и рыча заглянул мне в глаза. Он словно что-то хотел сказать. Но мне стало холодно и мокро, а щека горела огнем и болью.
