Луциан сразу понял, что Соня еще не пришла. Его разочарование было облегчено пониманием, что он пришел рано на... может ли он рискнуть назвать это свиданием?

Беспокойный и нетерпеливый, он сорвал висящую паутину. Затхлая часовня не подходила для принятия леди, такой как Соня, для любых целей. Чистка камеры помогла обратить его разум от бесплодных размышлений, но только на малую степень. «Что, если она не придет?»— беспокоился он, — «Что, если ее планы раскрыли, или она передумала, возможно, опомнилась? Что, если я никогда не узнаю, что она на самом деле хотела?»

Наконец— то, колокола зазвонили полдень. Сердце Луциана бешено колотилось в ожидании. Он затаил дыхание, пока за двенадцатым ударом не скрипнула открытая дверь, и Соня проскользнула в часовню.

Она здесь!

Она была в том— же жёлтом платье из парчи, в котором она была на празднике несколько часов назад, наверное, она тоже не могла спать после шокирующего заявления её отца. Ее каштановые глаза были окрашены красным, словно она плакала. Она закрыла за собой дверь и заперла ее, перед тем как повернутся к Луциану.

«Ты получил мою записку», — сказала она тихо.

«Да, миледи», — ответил он.

Появилось неловкое молчание, они смотрели друг на друга через неопрятный этаж забытой часовни. Луциан понял, что это был первый раз, когда они были наедине, после того дня проведённого в склепе под развалинами монастыря. «Похоже, мы обречены встречаться на святой земле «, — сказал он с легкостью, которую не чувствовал.

Его неудачная шутка вызвала грустную улыбку. Она осмотрела часовню, ее взгляд остановился на изображении Христа и его учеников. «Ты выглядишь немного похожим на него», — заметила она, отметив стройную, бородатую фигуру, нарисованную на стене, — «Делает ли это тебя волком в овечьей шкуре, интересно?»

«Я тот, кем вы хочете, что бы я был», — сказал он ей. Она уже видела его в его наиболее зверском облике, не было ничего, что скрылось от нее, кроме безграничной глубины его истинных чувств. «Приказывайте, миледи? «

Ужас омрачил её прекрасное лицо. «Ты был там», — сказала она с горечью, — «Ты слышал о намереньях моего отца «. Она покачала головой в испуге. «Ты единственный, к кому я могу обратиться, Единственный, кто…»

Рыдание нарушило покой часовни и поглотило ее слова. Слезы потекли по ее щекам. Соня подбежала к Луциану и обняла его. Она прижалась к нему, как к самому дорогому в своей жизни. Девушка, не стесняясь, плакала на его плече, ее тело вздрагивало.

Он не смог придумать никакой умной фразы, чтобы успокоить ее. Сначала нерешительно, но потом с большей уверенностью, он обнял ее, стараясь быть как можно ласковее. Луциан нежно гладил её волосы, пытаясь успокоить.

С каждым мгновениями он все больше осознавал, что ее стройные формы плотно прижимаются к его. Он гладил её спину по тонкой парче, и потаенные желания снова возникали у него в голове. Физическое присутствие Сони подействовало на него, так мощно, как полная луна, бесконтрольно давая волю его чувствам и влечениям. Кровь пульсировала в жилах. Луциан не смог устоять, его пальцы впились в ее податливую плоть, он уткнулся лицом в изгиб её шеи, лизнул ее и погрузился в прохладную, чистую кожу.

От неожиданности с её губ сорвался вздох. Он оторвался от ее шеи и с тревогой посмотрел ей в глаза. Увидит ли он там гнев? Страх? Отвращение?

Карие глаза смотрели на него, показывая только удивление. «Луциан?»

Он не мог сдержать себя. «Я люблю вас, миледи!» — выпалил он, — «Больше, чем вы думаете!»

К его бесконечному удивлению, радость появилась на лице принцессы. Блистательная улыбка осветила мрачную часовню. «И я тебя, мой дражайший друг!»

Луциан не мог поверить своим ушам. «Мне это снится?» — исступленно подумал он, — «Это по— настоящему происходит?»

Ободренный ее словами и улыбкой, он поцеловал ее в соблазнительно приоткрытые рубиновые губы. Её дыхание было подслащено мёдом и кориандром. Страсть переполняла их обоих, и они дернули шнуры одежды друг друга. Блестящий шелк и грубая коричневая шерсть смешались вместе на полу часовни, образуя своего рода кровать, на которой они с нетерпением изучили тела друг друга. Луциан снял последнюю льняную сорочку с головы и плечей Сони и воспользовался моментом, чтобы насладиться ее обнаженной красотой во всём её великолепии. Ее кожа цвета слоновой кости была чистой и безупречной. Ее надушенное тело пахло лавандой. Светло— жёлтые волосы были разбросаны под головой, как золотой ореол.

«Твоя кожа такая теплая», — удивилась она, водя рукой по его груди, — «Как пылающий очаг зимней ночью «.

«А у тебя такая прохладная и освежающая, как горный ручей», — сказал он ей, ложась рядом. Его руки нашили её грудь, и он поцеловал её страстней, наслаждаясь чувством прикосновения к ней внутри и снаружи.

Он знал, что то, что они делали, было запрещено. Что Виктор, несомненно содрал бы с него кожу живьём или того хуже, если бы узнал. Но Луциана это не волновало. Все, что имело значение, это то, что наконец— то его возлюбленная Соня была в его руках: «Я бы с удовольствием обменял вечность на это мгновение».

Там, в гниющей святости старой часовни, они занимались любовью на разбросанной одежде. Он взял ее нежно, лицом к лицу, а не грубым ликаньим способом. Ее тонкие клыки впивались в его плоть, никогда полностью не прокусывая кожи. В конце концов, их соединенные тела достигли пика экстаза, две пары глаз ярко светились в темноте.

***

Колокол пробил пять раз, отрывая их от блаженного сна. Соня села в тревоге. «Я должна идти!» — воскликнула она.

«Остальные скоро проснутся, и я должна вернуться в свою комнату до захода солнца». Она поспешно собрала свою разбросанную одежду». Сорен проверяет меня каждый вечер в обязательном порядке, чтобы обеспечить мою безопасность, как он говорит». Разочарование слышалось в её голосе. «Он сделает все, чтобы вернуть благосклонность моего отца».

Луциан знал, что она не ошибалась. Как бы ему хотелось удержать Соню и никогда не отпускать, но в целях их безопасности об их свидании никто не должен был узнать. Он спешно помог ей одеть платье, даже предложив ей золотую ленту, которую она использовала, чтобы связать посланный ему свиток. «Для ваших волос, миледи», — предположил он.

Соня тихо засмеялось. Она перестала зашнуровывать переднюю часть своего лифа и озарила его озорной улыбкой. «Я думаю, друг Луциан, что после того что только что произошло между нами, может ты наконец готов называть меня по имени».

Он улыбнулся ей в ответ. Его кровь забурлила в жилах при вспоминании о недавней близости. «Тут может быть что— то, что вы говорите... Соня».

«Так гораздо лучше», — сказала она. Она кивнула головой на полоску золотого шелка в его руке. «Сохрани ленту. Носи её тайно при себе, как знак моей вечной любви».

«Я всегда буду дорожить этим», — заверил он ее.

Соня посмотрела на себя. Помятое платье из парчи восстановило ее скромность. Она тщетно попыталась разгладить складки ткани ладонью, а затем сунула ноги в остроконечные туфли. «Проверь дверь», — прошептала она.

Луциан покорно прокрался к входу. Чуть— чуть приоткрыв тяжелую дверь, он выглянул в коридор. К его облегчению в зале было также безлюдно, как и раньше. Ведь что за дела должны быть у любого вампира или ликана, чтобы посетить заброшенную часовню?

«Путь свободен», — сказал он ей, — «Скорее».

Он открыл дверь достаточно широко, чтобы позволить ей проскользнуть мимо него. «Я последую позже», — пообещал он, — » чтобы никто не видел нас вместе».

«Это мудро», — сказала она, задержавшись на пороге. Необходимо было спешить, но она остановилась в дверях, не желая или не в состоянии уйти.

Луциан точно знал, как она себя чувствует.

Он глубоко вдохнул ее духи и последний раз нежно поцеловал ее, заставив себя отпрянуть от её губ. «Теперь иди», — призвал он хрипло, — «Ради нашей любви».

Она кивнула, тоже не в состоянии говорить из— за эмоций, и поспешила вниз по одинокому коридору. Луциан смотрел ей вслед, а затем отступил в часовню и закрыл за собой дверь. Он чувствовал истощение и наряду с ним веселье.