«Не терзайте свое бедное сердце из— за меня», — сказал он, отгоняя от себя мысли о судьбе своих родителей, — »Если бы не ваш отец, я бы был воспитан как невежественный дикарь, не лучше, чем мои варварских предки».

«И я бы не встретил тебя», — добавил он про себя. Буква V на его плече была небольшой ценой за такое благословение.

«Я не могу представить, что ты мог быть отступником», — заявила Соня. Она провела по его щеке своей нежной рукой: «Ты очень внимателен, благороден умом и духом».

Ее щедрая похвала, сказанная явно от чистого сердца, искушала Луциана признаться в своих чувствах. Вместо этого, он встал с гобелена и протянул руку, чтобы помочь Соне подняться. «Ну», — сказал он, — «давайте найдём более подходящее место, чтобы переждать день».

Она посмотрела на него озабоченно. «Ты точно уверен, что готов к этому?» — она указала на повязку, опоясывающую его туловище, «Может тебе лучше ещё немного отдохнуть?»

«В этом нет необходимости», — заверил он её, но не без причины. Теперь, когда серебро было извлечено из его тела, его мучительный эффект быстро исчезал. Он все еще чувствовал усталость, достаточную, чтобы заснуть как старейшина, но его раны уже не болели столь беспощадно. Озноб и тошнота уходили, сильное кровотечение было остановлено, и зуд под его повязкой указывал, что началась регенерация. «Я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы идти, благодаря вашему умелому уходу «.

Соня, поверив ему на слово, приняла его помощь и встала рядом с ним. Луциан взял затушенный факел, висящий на стене, и зажёг намазанное жиром волокно на конце факела с помощью кремня, который он всегда носил в сумке на поясе. Горящий факел бросал мерцающие тени на обветшавшие стены катакомб, осветив гниющих монахов в их мрачных нишах. Иссохшиеся трупы и голые скелеты, с пустыми глазницами, слепо смотрели в вечность.

Взявшись за руки, они направились вглубь древних катакомб, оставив за собой кучу окровавленных вещей: плащ, тунику, и гобелен. По правде говоря, Луциана мало заботил поиск более комфортного места, ему больше хотелось уйти подальше от ступеней ведущих в монастырь. Охотники на демонов, казалось, вряд ли вернутся из— за своего суеверного страха перед осквернением монастыря, но Луциан решил не рисковать бессмертием Сони.

«Лучше не будем искушать судьбу», — подумал он, — «пока дневной свет всё ещё помогает нашим врагам».

Он шёл впереди, разрезая занавески из липкой паутины лезвием кинжала. Однако полоски паутины всё равно цеплялись за волосы и одежду. Чем ниже они спускались по извилистым тоннелям, тем воздух становился всё более прохладным и затхлым. Их шаги эхом отражались в одиноких проходах. Луциан выцарапывал в известняке стрелы на каждом перекрёстке, чтобы они смогли найти путь обратно, когда настанут сумерки. Меньше всего он хотел потеряться в этом подземном лабиринте.

«Как ты думаешь, насколько большие эти катакомбы?» — спросила Соня. Ее голубые глаза с увлечение разглядывали бесконечные ряды мумифицированных монахов. Луциан предположил, что она, наверное, сейчас думает о своём отце, погребённом под землёй в Ордогазе. «Сколько лет эти безжизненные останки лежат здесь? «

«Я не знаю», — признался он, — «Продолжительность жизни смертных настолько коротка, что мёртвых больше чем живых».

«Как странно», — сказала бессмертная принцесса, задумавшись. За исключением нелепых случайностей и нечестной игры, она могла бы прожить целую вечность: «Как же это грустно, и всё же хорошо».

Наконец, в конце коридора они нашли большую камеру. Луциан и Соня переступил порог и в изумлении уставились на то, что увидели.

Свет факела Луциана осветил просторный гротескный склеп, украшенный человеческими костями. Черепа, позвонки, ребра, лопатки, ключицы и многое другое складывались в замысловатые рисунки и узоры на стенах и потолке. Колонны черепов, все коричневые от времени, достигали арочного потолка с изображением скелетной фигуры Жнеца смерти, искусно собранного из костей. Большая часть черепов образовывала изящные арки над лежащими мумифицированными монахами. Тонкие кости рук и ног, сустав к суставу лежали обрамленные розочками из рёбер и позвонков. Даже люстры, свисающие с потолка, были сделаны из пыльных ключиц и перевёрнутых черепов.

Куда бы Луциан не посмотрел, он видел сухие кости, использованные не по назначению. Он даже не мог подсчитать, сколько человеческих скелетов понадобилось, чтобы создать эту погребальную демонстрацию, или сколько часов братья святого Валпурга потратили, чтобы создать это омерзительное празднество смерти. «Это работа сумасшедших!» — воскликнул он,— »Это непристойно!»

«Это может казаться так для нас, бессмертных», — сказала Соня более мягким тоном, — «Но мы не должны бояться смерти как это делают они». «Бедные, темные существа! Я никогда по— настоящему не понимала, как их неизбежное вымирание влияет на их разум. Они ходят в мрачной тени смерти каждую минуту своей жизни «, — с состраданием в голосе промолвила она, созерцая это ужасное зрелище.

Луциан был поражен, что Соня чувствовала такую ​​симпатию к людям, даже после того, что они сделали с её матерью. «Ее внешняя красота», — понял он, глядя на ослепительную принцессу вампиров с восхищением, — «была проблеском ее внутренней благодати».

Как можно не любить такую ​​женщину?

Он осмотрел всё практическим взглядом. Этот гротескный склеп, как бы там ни было, показался ему хорошим местом для отдыха. Смертные должны быть действительно смелыми, чтобы искать свою добычу в этом жутком месте.

«Мы остаёмся здесь, миледи». С помощью своего факела он зажёг свечи в скелетных люстрах. «Я думаю, нам не стоит идти дальше… если вы не против», — он спешно исправился.

Соня смущённо улыбнулась. «Я полагаюсь на твоё мнение, Луциан», — сказала она, — «И, пожалуйста, называй меня Соня».

«Я постараюсь», — ответил он застенчиво. Честно говоря, Луциан не мог привыкнуть к тому, что может обращаться к ней так бесцеремонно, за исключением своих фантазий, конечно, так, что он решил обойти эту проблему, просто избегая имён и форм вежливости.

Он сел между двумя высокими колоннами из черепов, опираясь спиной на холодный известняк. «До наступления ночи ещё долго «, — отметил он, — «Вы должны постараться, поспать.» Он засунул кинжал за пояс. «Я буду охранять вас, пока нельзя будет безопасно продолжить путешествие».

Луциан посмотрел на горизонтальную нишу, на которой лежал одетый в робу скелет. Он скинул кости на пол, освобождая место для Сони, но принцесса решила лечь рядом с ним, положив голову ему на колени. «Хорошо еще, если ты сможешь защитить меня от неспокойных сновидений «, — прошептала она, — «Я боюсь кошмаров, вызванных этой страшной ночью».

Луциан не удержался и погладил ее распущенные волосы, пытаясь успокоить её мысли. Льняные косы на ощупь были как нити шёлка. «Возможно, сон подарит тебе забвение»,— прошептал он, — «и сладкое избавление от бед этого дня «.

«Дорогой Луциан!» — выдохнула она. Он почувствовал, как её напряженные плечи расслабились у его ног. «Я всегда могу рассчитывать на твою защиту в трудную минуту».

Он купался в ее похвалах и ласке, наслаждаясь ее теплым расположением, которое врятли будет продолжатся долго. Он знал, что скоро взойдет луна, и Соня увидет его таким, каким он был на самом деле: волком в одежде человека, таким же ужасным и отвратительным, как любой другой оборотень.

«Соня, возможно, забыла, на мгновение, об огромной пропасти между нами», — думал Луциан, — «но я не могу. Только несколько часов дневного света стоят между нами и страшной правдой, что она — это сама красота, а я — чудовище».

Луциан очнулся. Несмотря на все усилия, усталость, видимо, взяла над ним верх. Свечи в склепе уже давно сгорели, оставив его в полной темноте. Он тут же потянулся к Соне, но с ужасом обнаружил, что голова принцессы уже не покоится на его коленях.