Не знаю, как сейчас живут, как учатся ученики 89-й волгоградской школы Олег Кузнецов, Саша Веденин и Алёша Рыжов.

Но мы – все, кто был в тот день на Солдатском поле, – запомнили их на всю жизнь.

Девятое мая не забывают.

…Что случилось у вас, девочки в белых халатах, сёстры милосердия? Какая беда? Какая злая печаль или дальняя дорога? Я не верю, что вы просто забыли своё обещание: Девятое мая не забывают.

Пусть пройдут ваши беды, растают ваши печали. Пусть будут счастливы ваши дороги. Я вам верю. И жду вас! Каждый год. 9 мая, в десять часов утра. У берёзки.

В начале 70-х годов на Центральном телевидении появилась симпатичная передача «Встреча с песней». Композиторы и поэты, авторы популярных в то время песен, рассказывали о своей работе, а чаще – просто об истории возникновения своих произведений.

К тому времени песни, написанные Григорием Пономаренко на мои стихи, пелись и передавались по радио и в телепередачах чуть ли не ежедневно. Особенно самая «липучая» из наших песен – «А где мне взять такую песню…»

И мне вдруг позвонили из Останкино: «Приезжайте – передача запланирована, дата утверждена, гостиница заказана».

И я поехала в Москву.

В огромном здании гостиницы «Украина» отыскала свой номер и увидела в нём двух милых женщин – они пили кофе. Поздоровавшись, я спросила:

– Откуда вы?

– Из кишинёвского Дома моделей, привезли на конкурс коллекцию женской одежды. А вы откуда?

Я ответила, что я из Волгограда и приехала на Центральное телевидение для передачи «Встреча с песней».

Они ахнули, забыли про кофе и сразу взялись за дело:

– На всю страну показывать будут? Давайте сюда ваши туалеты, мы посоветуем, что надеть…

И я пошла к чемодану, который тихо, застенчиво, словно зная о скромности моих туалетов, стоял у порога. Мои платья кишинёвские модельерши сразу забраковали: одно – «плохо сшито», второе – «ткань старомодная», третье – «вообще не ваш цвет».

Значит, не в чем выступать. Соседки огорчились. Про себя я уж и не говорю. Вообще-то я не очень переживаю невеликие запасы своего гардероба, но тут вдруг захотелось, назло всем и всему, ехать – всё равно в чём. Да что я, первый раз, что ли? Да в том ли счастье? И что-то ещё такое молча бунтовало внутри. Помолчали мы. Смотрю – кофе не пьют, то ли жалеют, то ли переживают. Стало полегче. Одна так печально говорит:

– А у вас хоть есть белая кофта?..

Я обрадовалась: у меня была новая, любимая, трикотажная, белая – три серебряные пуговки, у воротника такая же серебряная отделочка. Я рванулась к чемодану, но – вторая мне ледяным тоном:

– Не показывайте, не надо. Пойдёте в ней. И запомните: белая кофта – это всегда нарядно.

С тем мы и легли спать.

А назавтра надела я свою белую – любимую – и поехала в Останкино. Нашла там дверь с табличкой «Русские советские песни». Сидят милые женщины, каждая за своим столиком. Я себя назвала. Они сразу заулыбались. Совсем стало полегче. И вдруг – улыбки одна за другой исчезли, и я слышу горький вопль:

– Ах, зачем вы в белой кофте?!

– А белая кофта, – говорю, – это всегда нарядно!

Мне в ответ – чуть ли не хором, чуть ли не со слезами:

– Да нарядно, нарядно, господи! Но у нас в студии – белая стенка, у Воронец – белое платье, всё сольётся, ЧП, что делать?.. – и так далее, в том же духе.

– Ну, что делать-то? – говорю. – В гостиницу ехать переодеваться?

– Куда ехать? Через пять минут запись…

И опять ужасаются.

А одна тихо так мне говорит:

– А вы не обидитесь, если мы сейчас дадим вам чью-нибудь не белую кофту?..

Прошло тридцать лет. Но я помню – редактор Белла Манякина сняла красную шерстяную кофточку, я её надела на свою белую – и в студию, чуть ли не бегом!

…Не было никакого сценария. Милая Ангелина Вовк спрашивала меня о чём-то, я что-то отвечала, но успокоилась только тогда, когда стала читать свой «Девичник» – стихи, посвящённые женщинам нашего Металлургстроя. Потом вышла к нам Ольга Воронец В БЕЛОМ, расшитом жемчугом платье, спела своим чистым голосом «А где мне взять такую песню», и всё закончилось.

Это было в канун 8 Марта. Я вернулась домой и ещё успела послать в редакцию «Русские советские песни» Центрального телевидения своё поздравление:

Потом, через годы, Ольга Борисовна Воронец прислала мне записку, полученную на одном из её концертов: «Многоуважаемая Ольга, всей бригадой просим Вас исполнить полюбившуюся нам «А где мне взять такую песню?..» Лучше Вас её никто ещё не исполнил. Ваши поклонники».

Я её так и храню – сложенную в несколько раз.

Но всё-таки лучше всех эту песню пел ансамбль «Орера»…

По-моему, платок – сам платок – это песня.

Женская верность – платок. Девичья память – платок. Вдовьи слёзы, материнская седина – всё платок. На работу – в платке. На гулянье – в платке. Горе придёт – опять платок – первая выручка и поддержка. Нет подарка милей платка, нет памятней.

Уходили в чужие края воины и первопроходцы – горсть родимой земли в платках уносили. Провожала девушка милого в армию – вышивала на платке заветное имя. Помните, у Луконина:

А «Оренбургский пуховый платок», а «Синенький скромный платочек»! А ещё:

Сколько во всём этом души, судьбы, памяти! Нет, платок вещь вечная. От него на сто вёрст вокруг и на сто лет вперёд веет песней – простой, печальной и светлой.

Есть в народе поверье, что дарить платок – к разлуке. И об этом есть стихи, прекрасные стихи Александра Прокофьева:

…Сразу две истории о платке хочу я вам рассказать. Потому и вспомнила эти строки.

Однажды весной мне довелось быть в Таджикистане с делегацией писателей России. Есть там, на самом юге республики, почти на границе, славный и богатый колхоз «Победа». В то утро, когда мы туда приехали, у председателя колхоза, Героя Социалистического Труда Хасанова, родилась дочь. У него уже было два сына, и он очень ждал именно дочку, девочку. В нашей делегации я была единственной женщиной. И вот председатель на радостях решил, что это я принесла ему счастье, назвал дочку моим именем и подарил мне платок. Так вот просто подошёл и накинул на плечи невиданной красоты огромный кашемировый платок – зелёные листья и алые розы по чёрному полю.