В Генуе Ницше впервые посмотрел «Кармен». Он пошел и на следующее представление, а всего за жизнь видел ее двадцать раз. «Кармен» избавила его от страсти к «Тристану и Изольде». Эта опера на музыку Бизе и с либретто на основе новеллы Проспера Мериме не претендовала на что-то «возвышенное» или даже «чрезвычайное». В отличие от вагнеровских опер здесь не было метаний духа – опера, можно сказать, была материалистической. «Кармен» не требует для исполнения огромного оркестра. Мелодии из оперы легко насвистывать и напевать. Она короткая. Она игнорирует все метафизическое. Она рассказывает не о богах и легендах, не о королях и королевах, а о жареных фактах – страстях представителей низшего класса. Хосе – ничем не примечательный капрал, чья жестко регламентированная, лишенная полета фантазии жизнь сталкивается с дионисийским началом в Кармен – страстной и сексуально ненасытной женщине, работнице сигарной фабрики. Кармен – роковая красотка, которая (подобно Лу Саломе) выбирает себе мужчин на собственных условиях. Непонятный и неконтролируемый всплеск похоти, ревности и собственнического чувства, который Кармен вызывает в Хосе, неизбежно приводит к тому, что он в приступе дионисийской ярости убивает ее.
Выразив желание приехать к Ницше в Геную, Лу рассердилась, услышав, что он не собирается ее там ждать. Он решил уехать в Мессину. С медицинской точки зрения это решение вряд ли было разумным. Если уж мартовская Генуя становилась для него слишком жаркой, то в Мессине было жарко и подавно. Но последние летние сезоны, проведенные в горах, убедили его в том, что если он будет стремиться летом на высокогорье, то это приблизит его к электричеству и облакам и тем самым повредит его состоянию. Поэтому он попробует поехать летом туда, где от небес дальше всего, – к морю. Кроме того, «Кармен» заставила его мечтать о юге. В «Веселой науке» Ницше писал:
«Пошлое во всем том, что нравится на юге Европы… не ускользает от меня, но и не оскорбляет меня, равным образом как и пошлость, с которою встречаешься, прогуливаясь по Помпее и даже, по сути, читая всякую античную книгу: отчего это происходит? Оттого ли, что здесь отсутствует стыд и все пошлое выступает столь же надежно и самоуверенно, как нечто благородное, прелестное и исполненное страсти в аналогичного рода музыке или романе? “Животное, как и человек, имеет свои права; пусть же оно бегает себе на воле, а ты, милый мой сородич, тоже еще животное, несмотря ни на что!” – таковой представляется мне типичная и своеобразная мораль южан» [21].
Кроме того, в Мессину ему хотелось из-за Вагнера, который проводил там зиму вместе с Козимой. Контактов между ними и Ницше не было уже три года, но Ницше часто о них вспоминал. Воспоминания эти были дружеские, приятные и добрые. Он бы охотно вновь с ними увиделся.
Он написал восемь небольших легкомысленных стихотворений под названием «Мессинские идиллии», в основном о лодках, козах и девушках, и с легким сердцем сел на корабль до Мессины. Однако его разбила морская болезнь. Когда он доплыл до Сицилии, то был в ужасном физическом состоянии, а Вагнер и Козима уже уехали. В Палермо у Вагнера начались спазмы в груди, и он поспешил домой. Угнетающий сирокко дул с африканского побережья – хорошо известно, как этот ветер подавляет дух и покрывает все, что можно, мелким и совершенно невыносимым песком. Единственной радостью от не самого приятного путешествия Ницше на Сицилию был вид на вулкан Стромболи. Связанные с ним легенды о летающих призраках впоследствии появятся в его книге о Заратустре.
От Рэ продолжали приходить письма и открытки, воспевающие ум Лу Саломе. Ницше получил от Мальвиды письмо, которое можно было назвать призывом: «Очень примечательная девушка (думаю, Рэ вам уже о ней писал)… кажется, в философском мышлении она добилась почти таких же успехов, как вы: практический идеализм сочетается в ней со свободой от всяческой метафизики и отказом от объяснения любых метафизических проблем. Мы с Рэ едины во мнении, что вам следует познакомиться с этим удивительным созданием…» [22]
Еще одна ужасная поездка по морю – и он покидает Сицилию. Оправившись, он сел на поезд в Рим.
12. Философия и эрос
Женщины знают это, самые лакомые; немного тучнее, немного худее – о, как часто судьба содержится в столь немногом!
Так говорил Заратустра. Часть III. О духе тяжести, 2
Еще не успев познакомиться с Ницше, Лу решила жить с ним и Рэ в тройственном союзе. Она представляла себе Heilige Dreieinigkeit – Святую Троицу философствующих свободных умов, «почти до краев переполненных духовностью и остротой разума».
Ее фантазии обрели плоть за время, предшествующее прибытию Ницше в Рим: она проводила с Рэ миазматические ночи в прогулках вокруг Колизея, когда он рассуждал о философии и изводил ее бесконечными разговорами о своем блестящем друге.
«Сознаюсь честно: я была совершенно убеждена в том, что мой план – настоящее оскорбление общепринятых норм, и, тем не менее, план этот был осуществлен, хотя сначала я увидела все это во сне. Мне приснился замечательный рабочий кабинет с книгами и цветами, где проходили наши беседы, рядом – 2 спальни, а в зале – веселый и одновременно серьезный круг друзей-единомышленников» [47] [1]. Не вполне понятно, правда, как распределялись по двум спальням три человека.
Этот необычный план Лу не скрыла от Мальвиды, которая назвала его бесстыдной фантазией и серьезно обеспокоилась. Слабая мать Лу, постоянно переигрываемая дочерью, узнав об этой схеме, решила вызвать на подмогу ее братьев. Все были против. Даже Рэ, по словам Лу, был «еще растерян», хотя и влюблен по уши. За первые три недели он успел предложить ей руку и сердце, включив в предложение необычное условие – нужно было обходиться без секса, потому что секс вызывал у него отвращение. Лу секс тоже был противен из-за подростковой травмы в Санкт-Петербурге: ее почтенный учитель, пожилой женатый голландский священник с дочерьми ее возраста, внезапно попытался взять ее силой. Предложение mariage blanc, сделанное Рэ, пришлось бы ей по вкусу, если бы она заботилась о своей репутации. Респектабельности оно бы ей точно прибавило. Но Лу собственная репутация не беспокоила вовсе. Она прожила долгую жизнь и ничто так не любила, как эпатирование буржуа.
20 апреля 1882 года Ницше сел на паром и покинул Мессину, а 23 или 24 апреля прибыл в Рим. Несколько дней он приходил в себя у Мальвиды на роскошной вилле Маттеи, а затем был признан достаточно оправившимся от морского путешествия, чтобы познакомиться с Лу. Все решили, что встретиться лучше всего в соборе Святого Петра – довольно забавный выбор для атеистической компании свободных умов.
Он был в Риме впервые. Никакой путеводитель не мог подготовить его к пути с виллы Мальвиды рядом с Колизеем в собор Святого Петра, где он должен был наконец встретить загадочную девушку. Как Тесей, следовавший за нитью Ариадны по лабиринту Минотавра, он следовал за тенью, отбрасываемой колоссальной Тосканской колонной Бернини. Когда он вошел в темный, окуренный благовониями собор, то никак не мог найти ее глазами. Впоследствии Лу станет роскошной и пышной красоткой, рядящейся в шелка с оборками и меха, но в то время ее неизменная униформа ученицы философа свидетельствовала о монашеской чистоте: темное платье в пол с длинными рукавами и высоким воротником, а под ним тесный корсет, который подчеркивал фигуру в виде песочных часов. Русые волосы были тщательно убраны назад, открывая лицо классической русской красавицы – широкое и с высокими скулами. У нее были голубые глаза, взгляд которых часто описывали как умный, пристальный и страстный. Она сознавала свою красоту и наслаждалась властью, которую она ей придавала. Она рассказывала, что прежде всего ее в Ницше поразила сила его глаз. Они заворожили ее. Казалось, они смотрели больше внутрь, чем наружу. Полуслепой, он не рыскал глазами и не отводил их. Характерное для близоруких людей впечатление тяжелого, пронзающего собеседника взгляда полностью отсутствовало. «Прежде всего его глаза казались защитниками и привратниками его сокровищ – немых тайн, которые не должны были открываться непрошеному гостю» [2].