В Пфорте ужасные приступы хронической болезни Ницше: ослепляющие головные боли, сочащийся из ушей гной, «катар желудка», рвоту и головокружение – лечили унизительными средствами. Его клали на кровать в темной комнате, привязывая к мочкам ушей пиявок, чтобы они отсосали кровь из головы. Иногда пиявок прикладывали и к шее. Фридрих ненавидел подобное лечение, понимая, что ничего хорошего оно ему не несет. С 1859 по 1864 год зафиксировано двадцать случаев его заболеваний, которые в среднем длились неделю.
«Я должен к этому привыкнуть», – писал он.
Он носил дымчатые очки, чтобы защитить чувствительные глаза от причиняющего боль солнечного света, и школьный врач не проявлял оптимизма, предсказывая полную слепоту.
Но физические ограничения и мрачные прогнозы только побуждали его использовать каждую свободную минуту. Он отличался невероятной жаждой работы. Помимо школы, он решил основать литературное братство вместе с двумя друзьями детства – Густавом Кругом и Вильгельмом Пиндером, которые продолжали учиться в гимназии при Наумбургском соборе, не сумев попасть в элитные ряды Пфорты. Три мальчика назвали свое литературное общество «Германией» – возможно, в честь исторического труда Тацита [17]. Учредительное собрание состоялось в летние каникулы 1860 года, в башне с видом на Заале. Было произнесено множество братских клятв и опустошена бутылка дешевого красного вина, которую затем бросили в реку. Каждый поклялся ежемесячно что-нибудь создавать: поэму или эссе, музыкальное сочинение или архитектурный проект. Остальные обязывались критиковать творение «в дружеском духе взаимных поправок».
За три года Ницше создал тридцать четыре произведения самого разного характера: и Рождественскую ораторию, и «Образ Кримхильды в “Песни о нибелунгах”», и «К демоническому элементу в музыке». Ницше продолжал работать еще долго после того, как остальным это наскучило. «Каким образом можно подстегнуть нашу творческую активность?» – писал он с явным отчаянием в протоколе собрания общества в 1862 году.
На следующий год он заинтересовался девушкой. Анна Редтель была сестрой его школьного приятеля. Она вместе с братом пошла на горную прогулку и привлекла внимание Ницше изящным танцем на полянке. Они стали танцевать вместе. Это была невысокая, тоненькая девушка из Берлина – очаровательная, добродетельная, воспитанная и музыкальная. По сравнению с нею Ницше казался крупным, широкоплечим, сильным, весьма серьезным и негибким. Она хорошо играла на фортепиано, и во время исполнения фортепианных дуэтов они еще больше сдружились. Он посылал ей стихи и посвятил музыкальную рапсодию. Когда Анне пришла пора возвращаться в Берлин, он вручил ей папку с несколькими собственными сочинениями для фортепиано. Она поблагодарила его в коротком письме. На этом первая еще мимолетная встреча Ницше с любовью завершилась.
1864 год стал для него последним в школе. Времени заниматься чем-то помимо учебы почти не осталось. Он должен был сосредоточиться на написании оригинальной и важной работы – Valediktionsarbeit, чтобы сдать Abitur – вступительный экзамен в университет.
«В последние годы учебы в Пфорте я работал над двумя филологическими сочинениями сразу. В одном я намеревался рассмотреть различные варианты саг о короле остготов Эрманарихе в их связи с источниками (Иордан, “Эдда” и т. д.); в другой – обрисовать портрет тиранов в древнегреческой Мегаре; по мере работы он стал портретом мегарца Феогнида» [18].
От Феогнида Мегарского, древнегреческого поэта VI в. до н. э., до нас дошло менее 1400 строк. Это роднило Феогнида с другими любимыми персонажами Ницше – Эмпедоклом и Диогеном Лаэртским – и давало самому Ницше свободу действий. «Я построил множество гипотез и предположений, – писал Ницше по поводу сочинения о Феогниде, – но планирую завершить работу с требуемой филологической тщательностью и притом как можно более научным образом». Филологическая наука и тщательность действительно торжествуют в «О Феогниде Мегарском» (De Theognide Megarensi). Он написал работу всего за неделю, в начале летних каникул. Сорок две страницы мелким почерком на латыни поразили филологов из числа педагогов Пфорты. Ему следовало посвятить остаток летних каникул математике, но он этого не сделал. По возвращении в школу возмущенный учитель математики профессор Бухбиндер потребовал не допускать его к вступительным экзаменам в университет.
«Он никогда не показывал прилежания в математике и всегда откатывался назад как в письменных, так и в устных работах по этому предмету; его познания нельзя признать даже удовлетворительными», – выговаривал Бухбиндер. Однако его ворчание не встретило поддержки у коллег, которые спросили: «Вы, кажется, предлагаете прокатить самого одаренного ученика в истории Пфорты?» [19]
«Все получилось! – восклицал Ницше 4 сентября. – О, пришли славные дни свободы!» И он покинул Пфорту в обычной для нее пышной манере, помахивая рукой из окна убранной гирляндами кареты, которую сопровождали ярко разодетые форейторы.
Отчет школьного врача гласил: «Ницше – крепкое, плотное существо с пристальным взглядом. Он близорук, и его часто тревожат головные боли. Его отец умер молодым от размягчения мозга, а родился от пожилых родителей; сын родился, когда отец был уже весьма плох. Пока дурных симптомов нет, но предпосылки стоит принять во внимание».
Прощальное описание Пфорты Ницше тоже едва ли можно было назвать комплиментарным:
«Я создал своеобразный тайный культ искусств… Я сохранил свои личные наклонности и стремления от унифицирующих школьных правил; я пытался нарушить строгость расписаний и распорядков, этими правилами регулируемых, отдаваясь чрезмерной страсти к всеобщему познанию и развлечению… Мне нужен был противовес постоянно меняющимся и беспокойным наклонностям – наука, которую можно было бы изучать с холодной тщательностью, чистой логикой, путем постоянной работы, а результаты работы не должны были бы затрагивать меня слишком глубоко… Как хорошо обучен – и как плохо образован ученик княжеского учебного заведения!» [20]
3. Будь, каков есть
Короче, на сотню ладов можешь ты внимать своей совести. Но то, что ты выслушиваешь то или иное суждение как голос совести, – стало быть, ощущаешь нечто, как правильное, – может иметь свою причину в том, что ты никогда не размышлял о самом себе и слепо принимал то, что с детских лет внушалось тебе как правильное… [9]
Веселая наука. Книга IV, 335
Впоследствии Ницше считал 1864 год пошедшим насмарку. В октябре он поступил в Боннский университет. Как послушный сын, он пошел на факультет теологии, хотя гораздо больше интересовался классической филологией. Выбор Бонна определялся тем, что в числе преподавателей там были два выдающихся классических филолога – Фридрих Ричль и Отто Ян. Курс теологии был ему скучен, и он грустил по матери и сестре: Бонн находился от Наумбурга почти в 500 километрах. Впервые в жизни они оказались друг от друга так далеко, что пешком было уже не дойти. Но даже тоскуя по родным, он умудрился использовать расстояние между ними себе во благо, хотя и не самым честным образом: те все еще думали, что он собирается посвятить жизнь церкви, и он не спешил их разубеждать.
Он посчитал, что до этого момента жил слишком ограниченно. Чтобы покончить с полным незнанием окружающего мира, можно было вступить в Burschenschaft – студенческое братство. Это движение впоследствии обрело дурную репутацию, поскольку стало ассоциироваться с гитлерюгендом. Но в 1815 году, когда оно только зародилось, его целью было создание общих либеральных культурных ценностей для поколения немецких студентов по всему Германскому союзу. Однако союз настолько пристально следил за интеллектуальной деятельностью студенческих братств из опасения, что они перерастут в неспокойные политические общества, что им оставалось только гулять по горам, распевать песни, драться на дуэлях да пить пиво. Ницше вступил в довольно разборчивое франконское братство, ожидая, что приобщится к ученым дискуссиям и парламентским дебатам, но вскоре обнаружил, что только и успевает поднимать кружку и петь застольные песни общества. Пытаясь стать своим, он погрузился, по собственным словам, в какую-то странную круговерть из беспорядочных движений и лихорадочного возбуждения.