– Да ты – пушинка, просто пушинка, – все так же смеясь, проговорил мой кавалер по этому оригинальному танцу.

«Пушинка весом пятьдесят восемь килограмм», – подумала я.

В этот момент мой танцевальный кавалер аккуратно посадил свою «партнершу» на край стола. Того самого, на котором вчера стояла пишущая машинка. Я, естественно, заволновалась за судьбу казенной мебели, вероятно, она не была рассчитана на «машинки» весом в пятьдесят восемь килограмм чистого веса.

– Солнышко мое, Аленушка, счастье мое, радость моя, – заговорил А. Б., одной рукой обняв меня за плечи, а другой гладя по голове.

Неизвестно было – надо ли отвечать в такой ситуации, надо ли вообще что-то говорить или что-то делать.

Петров прижался лбом к моему лбу и прошептал:

– Я люблю тебя, Аленушка, счастье мое! Я без тебя не могу быть, жить! Я сутки эти – до встречи нашей – как во сне провел. Ни о чем, кроме тебя, не мог думать. Аленушка, девочка моя милая, славный мой человечек, как я люблю тебя! Кажется, я голову потерял.

«Как же он работал сегодня? Ведь у него весь день судебное заседание было? Серьезное уголовное дело. Может быть, поинтересоваться?» Мысли вихрем пронеслись в голове, но я все-таки решила их не озвучивать.

А Петров, уютно пристроив мою голову к своему плечу, начал осторожно меня целовать. Глаза, нос, щеки, волосы. Это было так чудесно, так успокаивало и убаюкивало, словно на теплой морской волне. Потом очень нежно и осторожно провел пальцем по губам. Я улыбнулась, и он потрогал даже передние зубы, открывшиеся в улыбке.

– Какое чудо! – каким-то хрипловатым голосом сказал А. Б.

Я засмеялась почему-то, представив себя зайчиком, передние зубки которого кто-то трогает пальцем. Было необычно и смешно, тем более что губа при этом слегка оттопырилась вверх.

– Зайчик мой, – будто прочитав мои мысли, прошептал Петров, – любимый зайка мой! – и поцеловал в губы. Бережно, едва прикасаясь, словно и вправду боялся спугнуть этого зайчишку. Прикосновения были очень приятны. Поцелуй доставил мне удовольствие. Я уже не думала о том, что и как надо делать, то ли открывать, то ли закрывать рот? Все получалось само собой. Закрыла глаза, почувствовала, что Петров крепко обнял меня и прямо к моей груди прижимается его грудь, и биение его сердца отдается в моем теле. Ощущение было таким сильным, что на мгновение перехватило дыхание.

А. Б. слегка разжал объятия и дал мне возможность вздохнуть. Потом вдруг тихо, осторожно прикоснулся пальцами к моей груди. Я слегка опешила, отстранилась, а он неожиданно положил на левую грудь всю ладонь. Даже сквозь ткань одежды ощущалась горячая кожа его руки.

– Как бьется сердечко твое, – прошептал Петров мне на ухо и поцеловал прямо в ухо, – какое милое ушко.

Его прикосновение к груди очень смутило. Совершенно необычно, незнакомо и не могу сказать – понравилось мне это или нет. Я пошевелила плечами, высвобождаясь из его ладони и слегка отодвигаясь.

– Тебе неприятно, больно? – встревоженно спросил он.

Я не знала, что ответить, чтобы не обидеть, поэтому подняла глаза и с мольбой посмотрела на него, слегка покачав головой.

– Скажи, что не так? – чуть дрогнувшим, как мне показалось, голосом поинтересовался мой поклонник.

– Так не надо… – все же осмелилась прошептать я.

Он убрал руку и вновь нежно обнял за плечи:

– Можно я тебя еще поцелую?

Мне понравилось, что он спросил разрешения. В ответ я прикрыла глаза и вновь почувствовала прикосновение к губам, только теперь уже не так нежно, а сильно, нетерпеливо, и, наверное, это могло соответствовать часто попадавшемуся на страницах классических романов слову «страстно». Наверное, потому что я впервые испытала такое и искала название переживаемому опыту. Это было похоже на внезапно подувший ветер, нет, волну прибоя. Такую волну, что у меня зазвенело в ушах. Я услышала, как слегка застонал А. Б., и волна, только горячая, заполнила всю мою грудную клетку, и все тело стало ватным или, быть может, похожим на сироп. Я даже обмякла в сильных руках Петрова, и голова закружилась.

– Давайте посадим меня на стул, – попросила я.

– Давай, – ответил он и вновь, взяв меня на руки, перенес со стола на стул, стоявший чуть поодаль.

Голова продолжала кружиться.

– Можно мне воды или чая?

– Конечно, конечно, солнышко.

«Неужели вот так бывает у взрослых?» – подумала я, пока Петров наливал воду в чайник и включал его. Потом достал из шкафчика чашки, салфетки, какие-то конфеты и печенье и очень быстро все сервировал на столике, расстелил маленькую скатерть на том месте, где я только что сидела. После этого он подвинул еще один стул, сел рядом, мягко обнял меня за плечи и волнуясь, произнес:

– Какое же ты чудо! Ты даже сама не понимаешь! Как я тебя люблю, Алюша! Радость моя!

Неожиданно у меня потекли слезы, но я ничего не могла с собой поделать. Даже забыла про тушь на ресницах. А. Б. достал из кармана брюк свежий носовой платок и начал промокать мне щеки и рот. Слегка приподняв лицо за подбородок, чуть повернул его к себе. Засмеялся, продолжая вытирать слезы и ручейки туши на щеках. Довольно быстро справившись с этим, погладил меня по голове и ласково произнес:

– Какой же ты еще ребенок, девочка моя.

Я всхлипнула напоследок и положила голову ему на плечо. Он был такой взрослый, сильный, большой, что все происходящее как-то не очень относилось ко мне. Вроде бы это не со мной происходило.

«Он – муж-чи-на…» – подумала я, вспомнив свои предыдущие встречи с молодыми людьми. Этот шквал эмоций и действий ошеломил, и надо было прийти в себя. Чувства неизвестные, неожиданные, внезапные. Они не поддаются осознанию. Они ничему не подвластны – ни пониманию, ни анализу.

И, хотя немного страшно, словно впервые встаешь на лед, не умея кататься, опасаешься упасть с высоты, разбиться, сломаться и остаться осколками на льду. И – неожиданно – необычайное, волшебное превращение – ты катишься, скользишь. Лед поддерживает, и ты движешься вперед. Ты – в равновесии. И понимаешь, к своей радости и изумлению, что это – навсегда.

– Давай, налью тебе чашку чая. Я помню, ты любишь с травами, а меня как раз угостили замечательным таежным сбором.

Чай действительно оказался ароматным и приятно успокаивал – даже горячий.

«Интересно, а откуда он узнал, что я люблю чай с травами?»

И тут же, отвечая на мой невысказанный вопрос, Петров улыбнулся и сообщил:

– А ты как-то во время практики с Агнией разговаривала об этом, и я услышал твои слова.

«Надо же, запомнил!»

Неделю до отъезда на турбазу мы виделись с Петровым каждый вечер. Он радостно встречал меня, целовал, поил чаем. Я все-таки допечатала его статью. Мы подолгу говорили. Общение с таким умным и необычным собеседником особенно интересно. Иногда голос Петрова начинал предательски понижаться и подрагивать, он смотрел на меня особенным – уже знакомым мне – взглядом. После такого взгляда брал меня за руки или плечи и долго целовал. Несмотря на ежедневные наши свидания, я по-прежнему смущалась и не знала, как к нему обращаться. А если и называла, то по имени-отчеству. В субботу перед отъездом забежала к нему днем ненадолго – надо было собираться в дорогу. Совершая уже некий ритуал, А. Б. подхватил меня на руки, походил так по кабинету, целуя, потом усадил в кресло.

– Алюша, пожалуйста, послушай меня внимательно! Все, о чем мы говорили с тобой, – очень серьезно. Я понимаю, что не могу без тебя. Надо будет принимать серьезные решения и совершать ответственные шаги. Но прежде чем я сделаю все это, мне надо проверить кое-что. Необходимо встретиться с одним человеком. После этой встречи все станет окончательно ясно.

– Ну, если надо, конечно, встречайтесь, – с улыбкой, беспечно ответила я.

– Господи, до чего же ты еще ребенок! Чистый и светлый. Все-таки я объясню, в чем дело. Была одна Дама в моей жизни. Тоже Елена. Очень ты на нее похожа. Очень! Когда мы познакомились шесть лет назад, я на пятом курсе учился. Я же в университет поступил после армии. На пятом курсе мне уже двадцать пять лет было – совсем взрослый мужик. Родители мои погибли, когда мне исполнился один год. Вырос у тетки. Приехал сюда после службы на флоте, поступил учиться, жил в общежитии. Как и большинство наших ребят, все время подрабатывал: кочегаром, пожарным, вагоны разгружал. И тут в одной компании я ее увидел. Как будто толкнуло меня что-то к ней. Или даже – нас обоих друг к другу. Она на инязе училась и встречалась с моим приятелем Аркашей. Аркаша – сын знаменитого на весь мир ученого-гидротехника. Добродушный такой, кругленький, в очках. И мы начинаем с ней встречаться. Часами говорим обо всем. Ощущение такое, словно мы знакомы тысячу лет. И у нее, и у меня уже началась практика на пятом курсе, но мы старались видеться каждый день. При этом я знал, что она с Аркашкой не расставалась. Знал, что они продолжают встречаться. Я понимал, что по отношению к нему подличаю, но ничего не мог изменить. Она повелевала мною, как хотела. Водила с собой в филармонию на концерты. Читала мне вслух Фейхтвангера и Ромена Роллана. Я страшно удивился, когда ты мне сказала, что это твои любимые писатели. А к госэкзаменам сообщила, что выходит замуж за Аркашку и переезжает с его семьей в Москву. Через два месяца я женился на первой встречной. В Москве у Дамы и Аркашки родилась дочь – Алина. Через какое-то время у меня тоже родилась дочь. И ее назвали Алиной. Потом я стал работать судьей. С женой мы совершенно чужие люди. И вдруг появилась ты. Как чудо, как наваждение. Только юное чудо. Светлое, удивительное. Чем-то невероятно похоже на Даму. И не похоже. Вчера я узнал, что Дама прилетела сюда по каким-то делам. Я понял, что мне надо встретиться с ней обязательно, чтобы убедиться, что я освободился полностью от старых воспоминаний, от зависимости. Тогда я честно смогу сделать то, что хотел сделать. Смогу принять решение о нас с тобой…