– Нет. Я вообще не уверена, что у него есть родственники…
– Вы же говорили, что у него маленькая дочь.
– Да. В утробе матери.
Врач непонимающе воззрился на Даниэлу. По глазам она видела, как его усталый после ночной смены мозг пытался зацепиться за какую-нибудь разумную идею в произнесенной фразе.
– Физически она жива, а мозг, увы, погиб в результате кровоизлияния, – пояснила Даниэла. – Мы решили попытаться сохранить ребенка. Сейчас идет двадцать пятая неделя беременности.
– Porca miseria… – выругался врач.
– Послушайте, но как он оказался в больнице, вы не знаете? – спросила Даниэла.
– Как я понял, прохожий обнаружил его без сознания где-то на окраине города. У него не было ни документов, ни мобильника. Когда приехала скорая, пульс почти не прощупывался, – рассказывал он. – Объясните мне, это попытка самоубийства, или он на нервной почве перепутал лекарства или дозу? Ведь если отравление намеренное…
– Я думаю, на нервной почве что-то перепутал, – прервав его, убежденно произнесла Даниэла, сама не сильно в это веря.
– Однако нам нужен страховой полис, – подозрительно ее разглядывая, сказал медик. – Хотя, полагаю, теперь можно по фамилии узнать…
– Я поговорю с ним. И принесу его документы, они у меня, – заверила Даниэла. – Послушайте, могу я попросить вас об одолжении? – спросила она и, продолжила, получив утвердительный кивок: – В случае возникновения любых вопросов, свяжитесь, пожалуйста, со мной. Я оставлю вам личный номер телефона?
– Давайте, – ответил врач, доставая смартфон.
– Спасибо. А сейчас я загляну к нему и вернусь на работу. Можно?
– Вернуться на работу? Нужно! – весело улыбнулся медик.
Даниэла вошла в палату интенсивной терапии. Джерардо лежал, подсоединенный сразу к нескольким капельницам и приборам. Под носом пробегала кислородная трубка. Веки его были плотно сомкнуты, он казался спящим. Даниэла подошла ближе и коснулась его руки. Он медленно открыл потухшие глаза.
– Ты?! – зажегся его взгляд неподдельным изумлением. Но в следующий миг глаза вновь погасли. – Почему ты не позволишь мне спокойно умереть? – простонал Джерардо жалобно.
– Я тут ни при чем. Это доктор Фьоруччи тебя спас, – невозмутимо ответила Даниэла.
Джерардо тяжело вздохнул, и лицо его исказилось от боли.
– Ты спятил творить такое? – напустилась на него Даниэла.
– Тебя моя жизнь не касается, – хрипло процедил Джерардо сквозь зубы и поморщился.
– Очень даже касается! Вместо того, чтобы полностью посвятить себя заботе о твоей дочери, я должна отныне заботиться о тебе!
– Оставь меня в покое! – прошипел Джерардо гневно. – Какое тебе до меня дело?!
– Твоя дочь нуждается в отце, ясно?
– Может, она не выживет… – ответил он, за что удостоился негодующего взгляда. – А если и выживет, подумай, что я буду делать с ней один?! Я не смогу…
– Сможешь, – резко прервала его Даниэла. – Это сейчас ты слаб и повержен. Не хочешь бороться, не хочешь противостоять боли…
– Ты еще осуждаешь меня? – искривились его тонкие губы в болезненно-саркастичной улыбке.
– Нет. Я тебя прекрасно понимаю.
От ее ответа сардоническая улыбка на губах Джерардо вмиг растаяла.
– И я знаю, что боль вскоре пройдет, – добавила Даниэла. – По крайней мере, если ты не совершишь еще какую-нибудь хрень, – вновь стал ее голос строгим. Потом Даниэла наклонилась ниже и пристально посмотрела в его темные бархатные глаза. – Теперь ты мой пациент. И я не позволю тебе умереть, – твердо заявила она.
– Ты, кажется, гинеколог… – напомнил он, непримиримо глядя ей в глаза.
Уголки губ Даниэлы дрогнули в ироничной улыбке.
– Потом расскажешь своим друзьям, что был пациентом гинеколога. Занимательно, не правда ли? – приподняла она невинно бровку, выпрямляясь.
Глава 10
– Salve, Лилиана, как ваше здоровье? – поинтересовался Алессио, появляясь в палате интенсивной терапии и чарующе улыбаясь. Перед тем, как отправиться домой, он решил заглянуть к своей пациентке, почти бывшей теперь.
– Salve, dottore! Значительно лучше, – улыбнулась в ответ Лилиана. Она все еще выглядела изможденной, бледные щеки исхудали, но глаза ожили и заблестели. Притаилась в них грусть, да и физическое страдание отражалось в ее взгляде, ведь ребра после того, как их раздвигали ретрактором, болели, швы – тоже, но наконец-то ее глаза зажглись жизнью. И Алессио был этому несказанно рад, поскольку победы, одержанные в операционном зале, всегда приносили исключительную радость.
– Я счастлив. Хотя по-другому и быть не могло. – В его глазах сверкнула хитрая искорка. – Как только вы начали слушаться меня и прекратили нервничать, сразу пошли на поправку.
– Сомневаюсь, что все дело лишь в этом… – Лилиана покачала головой, насколько это позволяло ее лежачее положение.
– Что еще? – вопросительно приподнял Алессио бровь.
– Вы сделали все, чтобы успокоить меня. Вы потрясающий человек, Алессио…
– Я медик. Это моя работа, – пожал Алессио плечами.
– Заботиться о родственниках своих пациентов? – зазвучала добрая ирония в ее тоне.
Алессио усмехнулся и сложил руки на груди, пытаясь справиться со смущением, нахлынувшим на него. Заботиться о родственниках пациентов в его обязанности, разумеется, не входило. И Алессио крайне смущал тот факт, что он беспокоится о сыне и отце чужой женщины, будто они близкие ему люди.
– Нет… – ответил он.
– Простите, я не хотела ставить вас в неловкое положение своим вопросом, – непостижимым образом уловила Лилиана его состояние. – Я только хотела подчеркнуть, что вы обладаете огромным сердцем.
– Спасибо, Лилиана, работа такая… У меня для вас хорошая новость, – решил Алессио поскорее сменить тему. – Завтра вас переводят в другое отделение.
– В какое? – со странной интонацией, будто новость ее разочаровала или напугала, поинтересовалась Лилиана.
– В кардиологическое. Отныне это задача кардиологов – позаботиться о восстановлении вашего сердца. Как вообще все это приключилось с вами? Вы наблюдались у специалиста?
– Нет, никогда. Для меня происшедшее – полная неожиданность. Все утро я чувствовала странную боль в области желудка, как мне казалось, – поведала Лилиана. – Но я подумала, что у меня неполадки с пищеварением. В поезде боль усилилась, а я вдруг начала обливаться потом. А затем в глазах потемнело, и больше я ничего не помню…
– Теперь вы должны более внимательно прислушиваться к своим ощущениям и строго выполнять все предписания кардиологов.
– Это может повториться? – забеспокоилась Лилиана.
– В медицине все может быть. Даже то, чего быть в принципе не может, – хмыкнул Алессио. А потом поспешил добавить, видя ее озабоченный вид: – Однако не стоит жить в постоянном страхе. Уверяю, что если у вас нет патологии – а ее у вас нет, – то вам всего-навсего нужно слушаться врачей и время от времени обследоваться.
– Обещаю, – покорно улыбнулась Лилиана. – Но скажите, как вообще я попала сюда? Ведь перед тем, как потерять сознание, я глянула на часы: до Перуджи оставалось ехать еще порядка часа…
Алессио выпрямился и сделал шаг в сторону от ее кровати, будто вдруг собрался уходить.
– Вас доставил сюда вертолет, – коротко пояснил он. – Лилиана, завтра, увы, я не смогу привести к вам Элио. У меня рабочий день, сами понимаете. Обещаю, что послезавтра, когда у меня будет выходной, я привезу к вам сына.
– Почему же они не могут приехать с моим папой? – явно разочаровалась Лилиана отсрочкой свидания с сыном. Лоб ее нахмурился, и она пытливо воззрилась на Алессио.
Он призвал на помощь всю свою невозмутимость. Пока он решил не рассказывать ей, как в действительности обстоят дела с ее отцом и сыном, чтобы не волновать. Лилиана и так пребывала в очень тревожном состоянии. Алессио надеялся потянуть время до выходного. Между операциями он звонил сестре, и она заверила, что Элио вполне веселый, подружился с ней и ее девочками и замечательно проводит день. Состояние Сильвестро тоже чуть улучшилось после того, как он поступил под опеку медиков, которые поставили ему обезболивающие капельницы. К нему даже память вернулась. Но если все это рассказать Лилиане, она, чего доброго, так и останется в реанимационной палате.