Здравствуйте, Бобби Макферрин… Здравствуйте, Бобби Макферрин, Ветер – воздушный веер — странной меня принес. В лотос укутан голос, Где мой Тотошка, пес?! Там, где нет ураганов, Где на восходе рано Прыгает резво лев, Лей, милый Бобби, лей! С чайной случайной ложки Медом в мои ладошки Импровизаций плес. Прибауточное Барабан машинки стиральной, Как по чертовому колесу, Прокатил горе-флешку, странно… Лучше б я родилась в лесу! Я намедни ее искала, Был записан на ней весь мир, Но машинка ее сломала. – Здравствуй, друг мой несчастный, Лир! Под музыку Альфреда Шнитке Лючии, любимой дочери Джеймса Джойса Две скрипки, фортепьяно, альт и вновь виолончель, Танцуй, Лючия дикая, танцуй, мой менестрель! Рассказчик, шут и фокусник, схоласт-эквилибрист, Танцуй, Лючия дикая, взлетай мой белый лист! Последождливо-джазовое Спиричуэлы поют воробьи, А небо снова, как белый мел. Лишь светотени смычок меж рябин, Услышав госпел ветров, онемел. Трава права – этот воздух из нот, В глиссандо строк окунулся мой блюз. Лишь леди Франклин достигнув высот, Я леди Хьюстон в себе полюблю. Невольно кривое Чего боятся господа… Рабочих бунтов Иль правды и голода?! А лучше бы власти Боялись и блюда Из сахарного променада! Увлеченное Увлек Вордсворт В водоворот… Декарт увлек В акрополь Сартра. Луис Мелендес в натюрморт Влюбил, как воздух над Монмартром. Но я его еще, увы, Увы, еще не ощутила. А мне в горсти бы флер травы Хотя бы… и найдутся силы Увлечь в темницы томный тлен В ручьи Касталии [5] прекрасной Граненых строк безбрежный плен, Где Клод Лоррен и россыпь красок… В окне Шорох камелии, Сад Йокогама. Холод избы, Фортепьянная мама. Перечитать бы Сейчас Мандельштама И вознестись Над сливовою мглой! Перламутровое
Перламутр опала Сквозь свинцовые шпалы Пропускает устало Свет рассеянный. Скоро, милая мама, Я, как Васко да Гама, Через Африку прямо — И до севера! Прохожему Ни сребреников, ни карьер Мне не нужно. Отныне и в вечность, Стынет море под сенью галер! А перо к ним плывет навстречу… Тонут Хрупкую-хрупкую мысль, как спичка, Хлесткая-хлесткая гасит вода, Чиркнув… чирикает слабая птичка, Тонут в невидимых волнах года. Быть может Но как свежа она, печать сырой газеты, Беру рукой ее, озябшей от дождя… Душа чернил течет, моя дала обеты, Быть может, станет водяной чуть погодя… Перед дорогой Я ли, ни я? Торжествует Мария! Лес – отголоски мерцания нот, Дух – лишь сосуд светотени зари, я В кроткой тоске покидаю свой грот… Невольное Расстаюсь ли я с тучами Или с солнца лучом… Только совестью мучима И сумой за плечом. Уходя Ланиты лунного света – не сон, А дрожь души никому не показывай! Нить Ариадны меня с тобой связывает, Лаская строчек отсроченных звон. Ольга Смелянская «Вот тебе, девочка, имя, и вот твой крест…» Вот тебе, девочка, имя, и вот твой крест. Вот и ключей от всего, что на свете, связка. Кто-то не выдаст, а кто-то авось не съест, Так что – иди… И запомни, она – не сказка. Даром не стелет под ноги шелковый путь. Заново вряд ли позволит прочесть молитвы. Утром царица, а к ночи – придворный шут. И без соломки то место, где карта бита. Каждое слово – используют против. И Выйдешь сухой, только если угадан ключик… Камень на шею. Улыбку. Давай, плыви! Дальше страшней, но она ко всему приучит… Так что, родная, дамоклов всегда висит — Помни об этом, а все остальное – блажь. Вот тебе, девочка, имя и крест. Неси! Ну, а ключи здесь, на выходе после сдашь!.. «Я давно перестала считать ступеньки…» Я давно перестала считать ступеньки И читать в обратную сторону вывески. Стала прятать сединки свои. Коленки Перестала мазать зеленкой. Не вырасти В вышину. В ширину бы теперь не двинуть. И пускай теперь тяжело мне для каждого Без прелюдий заветное слово вынуть И в доверии только листы бумажные, Я упорно несу себя вкруг, по стрелочкам, Становясь постепенно нервною, злой натурою. вернутьсяКасталия – источник, посвященный Аполлону и музам на Парнасе, пенившийся у подошвы Гиампейской скалы, водами которого пользовались пифийские пилигримы для очищения себя, прежде чем войти в Дельфийский храм. |
