«Сколько еще фиолетовых тех февралей…» Сколько еще фиолетовых тех февралей Вздрагивать будет рассвет на ресницах, как выстрел? Сколько еще будет боль и твоей, и моей? Будто бы пьяный художник ворованной кистью Мажет нам сны фиолетовым, пьет горький чай, Солнечный воздух глотает с кристаллами снега. Этот февраль, словно шуба с чужого плеча. В ней – только девять кругов от себя быстрым бегом. Сколько еще натыкаться во тьме на слова, Те, что в сердцах наших спят под неместным наркозом? Только шесть букв, и закончится эта глава, Что мы сожгли незаметно, глумясь над морозом. В лужах застывших еще отражается свет Сонного солнца, как минус столетье, похоже. Я разучусь различать фиолетовый цвет, Только бы сердце твое так не билось тревожно. «А хлебом насущным ты станешь уже потом…» А хлебом насущным ты станешь уже потом, Когда осенит нас октябрь золотым крылом, Когда все значенья слова поменяют влет, А слезы той осени вдруг превратятся в лед. А там подо льдом будет много взрывчатки слов, В седом монитора сиянье – тоски улов. Как в омут бросать нам соцветья сухих. Как дела? Костры разводить, чтобы вспомнить, куда я шла. И стоит теперь-то стихов городить огород, Когда наши реки забвенья-молчанья мы вброд Давно одолели, и мнится, что все же не зря, Роднит до сих пор нас тот день золотой октября, Где черная с белой встречается полосой, Где в карих глазах у судьбы мы искали покой, Которую осень я пью этот день вновь любя, Но жаль иногда, что тогда я не знала тебя. «И эта эпоха осыплется горсточкой звезд…» И эта эпоха осыплется горсточкой звезд, Стеклянных, бумажных, как будто для самых последних Желаний, к примеру, чтоб вырос над пропастью мост. Стихи перестанут стучаться, как злые соседи. Рассветы наполнятся разумом чуткого сна, Ты станешь застывшею каплей в чужом фотоснимке. Как будто – не осень, и будет ли дальше весна С нездешней сиренью и небом, как две половинки. Мы сменим пароли, звонки и значенья пустот, Поделены тайны меж теми, кому параллельно. А может, все будет мучительно наоборот — Московский сентябрь, догорающий в окнах кофейни, Блаженные тучи на крышах, где мир не чужой, Где миг обожжет и польется стихами мне в чашку. Но август подкрался всего лишь транзитной грозой. И звезд не видать, лишь повсюду осколко-бумажки. «Все пляжи расчерчены на квадраты…»
Все пляжи расчерчены на квадраты, Все мысли за нас уже кто-то думал. Ни в счастье твоем я не виновата, Ни в том, что осталась цветком неразумным, Обрезанным кадром, стихами вприпрыжку, Неузнанной узницей, даже без грима. Лишь галька шуршит под спасательной вышкой, Чужие закаты так зорки и зримы. Еще невиновна я в том, что молчанья Бывает шесть видов, и ты номер третий. И в каждой избушке – свой треснутый чайник, Свой город-магнитик, где сонные дети. Я тоже умею быть плюшево-снежной, Сворачивать горы бесшумно, но быстро. Читать гороскопы, встречать по одежде, Знать все, кроме истины горькой, лучистой. Вина не доказана, где-то у моря В далеком году над предутренним Сочи Жила моя тень, в ней ни счастья, ни горя. А нынче – твоя. И мои многоточья… Ольга Еремкина Настроение И течет, течет река, И плывут, плывут века, И никто не понимает, Как печаль моя горька. С. Е. Васильев Сквозь ворс полумглы рассыпается морось И жмется к подснежникам крокусов длань… Здесь лошадь моя позабыла про скорость, В камине давно догорела зола. Иду сквозь века… сквозь дубравы и грезы… Ольха так тиха, так величествен вяз. Печаль не горька, но горьки ее слезы, А розы стиха расцветают лишь раз. Бабушке гале Непроницаемая, колокольная, Покоем данная мне тишина. Как ты, любимая, ныне покойная, С родимой матушкой или одна? Прости, что вместо прощания Бездонная, полыннодрогнувшая суета, Ты, как река под горою, покорная Была. А впредь разлилась на лета… Теперь и ты, где над стланью несорванных Златых левкоев полощется свет… Найди приют меж подснежников мраморных И улыбнись нежным ветром в ответ. Осенний дождь В матовом блеске холодного солнца, В хрупкой руке зажимая ключи, Сквозь запотевшую дымку оконца Осень кричит! Дождь В тубы [4] разбуженных труб, В башен овальные выи Солнца оранжевый зуб Впился. Я на мостовые Душ проходящих смотрю, Лужа – смуглянка – смеется. Ветер, влюбленный в зарю, Румбой танцующей льется. вернутьсяТубы – духовой инструмент самого низкого регистра. |
