Они отошли в сторонку от людской предпраздничной толчеи, постояли минуть десять.

– Слава богу, Серёженька, слава богу, что всё хорошо у тебя. Ты б зашёл как-нибудь ко мне с дочкой, я так и живу во дворе нашем, заходи… И с женой заходи… Одна я… Толька-то… Толька… – она снова вынула платочек. – Сидит… Вот посылку пойду сейчас отсылать ему. Сердце у меня, Серёженька, совсем плохое стало… Да год уж ему остался, придёт скоро, ирод…

Крепко, видно, обидел Толька мать, если слово такое у неё вырвалось. Помнил он, как тряслась тётя Клава над сыном единственным, одевала чисто, во всё новое, в комитете школьном родительском была, самые дорогие букеты приносил Толька в школу первого сентября…

В рынке крытом душно было, сыро, и они вышли на улицу, он проводил тётю Клаву почти до дома, держа под руку. И сколько ни шли они потихоньку по кое-как выбитой во льду ленточке асфальтовой – всё жаловалась она… Сидел Гиря, оказывается, уже второй раз.

– Не успел прийти, опять гулять начал. Дружков ещё больше объявилось. Пили. Не работал… Я уж какая терпеливая, а не смогла глядеть на это, уехала к сестре передохнуть хоть, сердце не рвать. Приехала, а он полквартиры вынес. Даже платья мои старые, я уж давно не носила их, узкие стали… для памяти держала в шкафу… Гляну, бывало, вспомню, как вы маленькие были, двор наш… Никого уж не осталось почти, Серёжа, из послевоенных… Ну вот тогда и слегла я… совсем… в больницу. Долго лежала, два месяца почти. А его в это время снова забрали, турбазу они какую-то ограбили. Вот ведь, Серёженька, как обернулось всё, вот жизнь какая… А он ведь хорошо учился, помнишь? Маленьким был… я, говорил, мам, капитаном буду. Пароходы всё рисовал, лодочки…

Прощаясь, пообещал он, что зайдёт к тёте Клаве, обязательно зайдёт. Да всё как-то не получалось…

– Ну так что же произошло? – повторил лейтенант.

Он коротко объяснил, поглядывая на Гирю. Про серёжку, правда, не сказал, решил, что знает лейтенант уже, от девушки. Гиря тоже угадал его, но вида не подавал, подмигнул только незаметно: выручай, мол, не болтай лишнего.

– Серёжку сейчас отдашь или потом, при досмотре? – сказал лейтенант, неохотно помогая Гире встать.

– Какую еще серёжку, какую серёжку, командир? – затараторил Гиря. – Сама уронила где-то, а валит на меня… Шлындала тут ночью, одна… Я и подошёл… Пригласить хотел. Понимаешь, командир, при-гла-сить! Ну выпил малость. Мать поминали, сорок дней ей сегодня… Понимаешь – мать!

Он почуствовал, как в груди у него качнулось что-то горячее, горькое, к горлу поползло… Он повернулся к девушке, ожидая, что та расскажет всё, как было, но та почему-то молчала.

– Миронов, – сказал лейтенант, – пойдите, гляньте в арке.

Сержант с девушкой отошли, в арке вспыхнул свет фонарика.

– Ой, вот она! – донёсся вдруг оттуда возглас девушки.

– Ну вот, – взбодрился Гиря, – а валит на честных людей. Знал бы, век не подвалил… Ходят тут… приключений на свою… ищут…

Сержант с девушкой вернулись.

– Спулил, наверно… Опытный… – сказал сержант.

– Кто спулил, кто спулил? – опять загорячился Гиря. – На! – вытянул он вдруг вперед наручники, – бери отпечатки…

– Возьмут, возьмут, не волнуйся… С зоны давно?

– Как прозвонили куранты, так и на свободу с чистой, как положено, совестью… Проверяй, командир, в вашем деле порядок главное…

– Проверим, всё проверим. А вы… – лейтенант повернулся к девушке, – вы как здесь оказались?

– Я… с поезда… опаздал он… на три часа. Баскунчакский… К брату приехала…

– Ха, поезд опоздал, – смелея, встрял Гиря. – Знаем мы ваш поезд. Купе отдельное…

– Да что вы такое говорите, – вспыхнула девушка, – я… у меня…

– А дружок твой куда убежал? – как бы безучастно спросил Гирю лейтенант.

– Какой дружок, командир, какой дружок? Подходил тут какой-то… спички спрашивал… И ушёл… Вот и товарищ подтвердит, если видел…

Сергей молчал, не понимая, почему так скупо говорит о нападении девушка.

– Ладно, не здесь разбираться, – твёрдо сказал лейтенант, посмотрев на него. – Вы знаете, где опорный пункт? Рядом он, вон за тем домом, вход со двора, в цоколе. – Сергей кивнул. – Мы этого туда доставим, а вы с девушкой пешком пройдите, а то в машине все не уместимся. Можно, конечно, но тут две минуты ходьбы. Обязательно приходите, свидетель нужен.

– Давай, давай, командир, действуй, – веселел Гиря, успев ещё раз подмигнуть Сергею.

Милиционеры повели Гирю к машине.

– Ну что, пошли? – сказал он и только сейчас вспомнил, что прошло не меньше часа, как он вышел во двор. – Знаете, мне бы жену предупредить… давайте заскочим во двор на минутку.

Девушка кивнула.

Войдя во двор, он сразу увидел Ольгу, она напряжённо ходила у подъезда. Увидев их, быстро пошла навстречу.

– Вот, познакомься, – как можно бесшабашнее сказал он жене, – отбил у разбойников.

Ольга, ничего не понимая, оглядывала девушку.

– Ты не волнуйся… напали на неё… Милиция была, попросили на минутку в пикет зайти, рядом тут. Расписаться там надо… Иди домой, я скоро.

Ольга пошла к подъезду. Так и не сказала ничего.

Шли молча, только перед опорным пунктом девушка вдруг остановилась.

– Я… спасибо вам… Я… прошу вас… пусть будет… как этот сказал. Они ведь отомстить могут. У нас в посёлке одного парня чуть не убили, он на суде свидетелем был.

– Так вы же сказали про серёжку… что сорвал он её…

– Скажу, что сама отлетела. Испугалась, мол, перепутала… Спасибо вам, а то б… Не надо говорить. Я… я завтра же уеду отсюда. Не надо суда никакого. А то весь поселок узнает… Что мужики напали на меня. А у меня… свадьба скоро… понимаете?.. И вам зачем… нагрузка эта?..

Он стоял, раздумывая. Хотелось рассказать девушке про Гирю, про бедную тётю Клаву, которой сегодня сорок дней.

– Свадьба у меня, понимаете? – робко повторила девушка, – А узнают… разговоры пойдут… Не надо ничего этого. Спасибо вам… извините…

– А серёжка у вас осталась?

– У меня, у меня, – как-то даже радостно ответила девушка, чувствуя, что он колеблется.

– Ну… тогда чего ж делать там? Чёрт с ним, сутки, может, дадут за хулиганство…

Он глянул на тускловатый свет окон расположенного в цокольном этаже опорного пункта: низкие занавески были задёрнуты. В стоящей рядом милицейской машине тоже никого не было.

И они не оглядываясь пошли обратно.

…Дома он прошёл на кухню, сел за столик. Через минуту выглянула Ольга, опять ничего не спросила, закрыла дверь.

Он сидел долго, растерянно вспоминая происшедшее. И девчонку жалко, и Гиря, гад, вывернулся…

«Ладно, недолго пановать ему, всё равно попадётся», – успокаивал он себя. Но на душе было плохо, сухо как-то, непривычно. Будто сам украл что-то, в дом принёс…

Снова хотелось курить. Но про лежащие где-то в куртке папиросы, которые дал ему молоденький сержант, он как бы не помнил.

1989

Перед самым Новогодьем Лохов пошёл на почту отправить тётке немудрёную посылку: чаю да сушек, лекарств, что в письме просила, пару платков простых, кулёчек дрожжей. Жила тётка недалеко, в Зареченском совхозе, на машине часа два, если паромом через Волгу, а вкруговую через плотину – ещё часок набегал, тоже не растрясёт.

Осталась тётя Маня одна давно уж, но пока сильно не бедствовала. И уголёк был, и в щели не дуло, и харчишки не кончались. Над землёй она спину давно не гнула, до пенсии в магазине убиралась, а вышла на отдых заслуженный – стала к положенным рублишкам продажей маленько прибавлять: то семечками, то рассадой совхозной дачникам по весне, а то и самогонкой, чего греха таить. Справно жила, злыми завидками соседскими не обросла, со всеми ладить умела. Плохо только – одна, а годы уж, но тётка сильно не жаловалась, попривыкла, иль казалось, что так. В город к Лохову насовсем не просилась, и сам он разговоры эти не заводил ещё, мол, поживём – увидим.