– На вокзале тэперь… Часа на два остановимся…

Берия с утра уже был в вагоне Сталина, поэтому без особых приглашений сразу сел напротив хозяина, вынул из внутреннего кармана толстый темнокожий блокнот и авторучку, искоса глянув на лежащие на столе листки.

– Я при отъезде из Баку передавал тебе предложения по краткосрочному пребыванию в Сталинграде, ты смотрел?..

Сталин кивнул, хотя конкретно ничего не вспомнил, видимо, после доклада автоматически передал те бумаги Власику. Эта неделя далась ему слишком большим напряжением, труднейшими решениями, за которыми стояла судьба войны, страны и всей послевоенной Европы… Да и мира… Глядеть какие-то третьестепенные бумажки…

Берия сразу понял, что нужно повторить основные моменты.

– Я предложил не останавливаться на станции… – он глянул в блокнот, – Бекетовская, где временно расположены сталинградский обком и наше управление, а ехать…

Двигавшийся на небольшой скорости поезд вдруг затормозил, вагон чуть взвизгнул колёсами.

– Ну вот, – засмеялся Сталин, увидев, как побледнел Берия. Потом глянул в окно. – Понаставил молодцев своих в полушубках белых… не видно за ними ничего… Ага, Быкэтовская…

Через секунду поезд мягко двинулся дальше.

– Разреши, я узнаю в чём дело, почему остановка была.

– Да сиды…

Вождь СССР был в неплохом настроении. Военные решения и принятую первого декабря декларацию трёх держав по итогам конференции удалось отстоять по всем основным пунктам, практически такими, какими их подготовила советская сторона. Особенно по операции «Оверлорд», по назначению американцами конкретного командующего этой операцией. Все жилы вытянули союзнички, под любыми предлогами больше года затягивая открытие второго фронта… И вот появились ясность и твёрдые гарантии. Хотя… Сталин уже распорядился, чтобы главные итоговые документы Тегеранской конференции напечатали в «Известиях», но числа седьмого декабря, когда он будет в Москве.

– Сиды… А то быстро виноватых найдёшь… Кошка, наверно, чёрная перебегала дорожку… – В чуть рыжеватых, словно постоянно освещённых огнём костра, стариковских усах Сталина шевельнулась усмешка. – Счас её тэбе доставят… Или ты теперь белых предпочитаешь, как мне говорят? Что, черноглазая Нино надоела уже?..

Берия слишком громко засмеялся, всем видом стараясь показать, что это только шутка, хотя Сталина за много лет он изучил досконально и знал, что за этими абстрактными кошками стоит чья-то конкретная докладная. Но не от жены Нино, конечно…

– В нашей работе и псы надёжные нужны, и кошки хитрые тоже…

Сталин с трудом слушал наркома. Он так и не отдохнул за ночь.

– Пребывание в Сталинграде мы рекомендуем ограничить территорией вокзала, – продолжал Берия. – Выезд в рабочие районы, другие встречи нежелательны. Соответствующая информация наших товарищей о восстановлении города и промышленности, кроме той, что дают наркоматы, у тебя есть…

Сталин встал, минуты три он набивал трубку, но не раскурил её, а прислонил к ободку массивной каменной пепельницы, стоявшей на столе.

– И потом… – Берия налил в фужер минеральной воды, кашлянув, сделал глубокий глоток. – Мы же, повторяю, информировали тебя в соответствующих письменных предложениях, поданных для утверждения второго декабря и согласованных с Власиком… Если будут встречи с трудящимися Сталинграда, то об этом надо сообщать всей стране, всей армии через газеты и радио. То есть наше следование, маршрут рассекретятся сами собой… А добираться до Москвы ещё около двух суток… Не давать разрешение на опубликование и озвучивание информации тоже не имеет смысла. Если будут встречи, беседы с руководством города и области, то об этом могут узнать наши враги и без официального радио или газет.

Услышав последнюю фразу, Сталин поднял на Берию тяжелеющий взгляд.

– Какые они всезнайки, а? Только товарыщ Сталин побеседует о чём-то, и гаспадину Гытлеру даже радио нэ надо включать, голубки почтовые в клуве известия принесут!

Когда в Сталине, будто туча над скалой, поднималось недовольство, его грузинский акцент чувствовался сильнее.

Берия выдержал тяжёлый взгляд, причём в желтоватые глаза Сталина он, готовя встречный аргумент, старался глядеть не испуганно, даже с лукавинкой.

– Такие голубки в наши клетки обычно попадают… А вот из вражеских штабов и департаментов к нам не какие-то голубки, а настоящие соколы летают.

Сталин наконец добрался до трубки, не спеша раскурил её. Это, кроме всего прочего, было для Берии знаком изменения хода мыслей Сталина. Но на этот раз всепроницательный нарком ошибся…

– Из сталинградских партийных и советских работников, – продолжал Берия, – о проезде правительственной делегации извещён только первый секретарь обкома товарищ… – нарком внутренних дел, припоминая, сделал секундную паузу, – …товарищ Чуянов. В ноль часов сегодня поставлен в известность начальник управления Сталинградской железной дороги генерал-директор тяги Воевудский. Но конкретное указание прибыть на вокзал им не передано. Передать?

Сталин не ответил и снова тяжело поглядел на наркома.

– Я о другом… Я так понял, что в Сталинграде есть сейчас шпионы? С рациями даже? А вы их поймать не можете?

– Сосо… Наша обязанность учитывать при обеспечении твоей безопасности и безопасности всей делегации любые, даже маловероятные варианты. – Лоб Берии покрылся испариной. – По оперативным данным шпионов и диверсантов нет. По данным. Но на самом деле… Помнишь эту историю с радиоуправляемыми минами, которые тут понатыкали немцы, находясь в котле?

– Какие ещё мыны?

– Ну гамбургский центр, пленный инженер-конструктор… как его… как его… Ага – Низзин… Фирма «Сименс-Гальске». Чтоб ей, всю жизнь помнить буду, повозились мы с этим делом, когда с Пересыпкиным забивали сигналы гамбургской радиостанции…

Сталин что-то вспомнил… Да, была в марте неожиданная докладная заместителя наркома обороны, начальника инженерных войск генерал-майора Воробьева, ныне уже генерал-полковника…

– Мы в Сталинграде всё, о чём узнали, давно обезвредили. Но… обезвредили всё, о чём узнали, а не всё, что, возможно, есть… Тут имеется разница, правда?.. – Берия постепенно входил во всегда желанную роль, демонстрируя Сталину свою действительно уникальную память, попутно напоминая о недавно прошедших удачных операциях своего наркомата и, конечно, круглосуточной заботе о безопасности вождя страны.

– Да и без гамбургских или иных штучек здесь ещё достаточно добра всякого. И вообще тут не чистое поле и даже не лес… В разрушенный Сталинград после битвы прибыли десятки тысяч самых разных людей, в том числе на начальном этапе стихийно. Есть обиженные, лишенные здесь собственных домов, имущества, средств… Некоторые при определённых обстоятельствах могут и на контакт пойти с какими-нибудь диверсантами, сумевшими, возможно, проникнуть в город. Полной гарантии нет никогда… Поэтому пока…

– Опять дывырсанты проникшие… Ну ладно… А на Мамаев курган?

– Там наверняка ещё не все разминировано… Хоть и докладывают… Но дело не в возможных минах, коридоры обозначены. Местность на кургане слишком открытая… Ты знаешь… Я предлагаю вот что… – Берия чуть приглушил в голосе официальную интонацию. – Железная дорога проходит рядом с курганом, можно притормозить немного, остановиться даже, по пути следования, когда дальше поедем. Я распоряжусь, если будет твоё указание. Это не перестраховка. Особенно после таких огромных результатов в Тегеране… Ведь всё держится только на тебе, на твоих отношениях с Рузвельтом… Для нас… для страны… нет ничего дороже твоей жизни.

Усы Сталина опять шевельнулись усмешкой…

– Сначала для вас, а потом для страны?.. Ладно… Кто там у тебя на Сталинграде?

– Комиссар госбезопасности третьего ранга Воронин. С октября сорок первого член городского комитета обороны.

– Нэ из ежовских остатков?

– При предателе Ежове он и года не проработал. Выдвиженец горьковских рабочих. Учился на специализацию третьего отдела наркомата. Был до назначения в Сталинград у меня четыре месяца референтом…