Придя наконец в себя, Франческа жестом показала мужу, чтобы он собирался ехать. Кое-как попрощавшись, супруги уселись в карету, и Франческа резко, с какой-то тревогой в голосе крикнула:

– Трогай!

Больше ни она, ни Лодовико в Сеттиньяно не приезжали. Да и как же иначе, ведь через девять месяцев мадонна Франческа родила своему мужу еще одного сына, которого назвали семейным именем Буонаррото.

Для маленького Буонаррото взяли в дом кормилицу. Франческа согласилась с мужем, что этого мальчика следует оставить здесь, в родительском доме. Ей еще долго и во сне, и наяву грезились водопады, горная хижина, резкий, но волнующий запах горных трав и мальчик году с лишним от роду, мальчик с ее глазами, влажными, черными и выразительными. Она долго не могла отделаться от ощущения, что его взгляд прилип к ней. Это был ее сын. И он был ее сыном в гораздо большей степени, чем она того хотела. Такие мысли страшили жену подеста и еще сильнее отвращали ее от среднего сына. Она была уверена: мальчик видит ее насквозь, понимает ее, еще сам того не осознавая. И она не хотела этого. Для моны Франчески ее желания давно уже перестали быть частью ее жизни.

– Лодовико, я так рада, что маленького Буонаррото будут кормить дома, – ласково сказала молодая мать своему довольному мужу. – По крайней мере, он будет таким, как все.

Лодовико, счастливый от возни, которая неизбежно возникает в любом доме при появлении младенца, ласково улыбнулся:

– Ну, дорогая, наш маленький Микеланджело тоже как все, он тоже Буонарроти. Милая, я не понимаю, что ты так взъелась на мальчика?

Надобно отметить, что спустя почти год Лодовико приступал к жене с просьбами вернуть ребенка в отчий дом, но во время беременности Франчески эта тема была отодвинута в сторону. Лодовико болезненно переживал отсутствие среднего сына.

Ему надо было собрать всю семью вместе, под родным кровом. Отсутствие Микеланджело вносило диссонанс в его представление о семейных отношениях, и он понимал, что этот нерешенный вопрос вносит разлад во взаимоотношения с женой.

Франческа обожала своего старшего сына Леонардо. Это был единственный ребенок, которого она выкормила сама. Похожий на своего отца, с пока еще скрытым темпераментом, очень благовоспитанный, нежный, ласковый, он нравился ей во всем. К тому же он был молчалив, так же как и она сама. Перед сном маленький Леонардо прибегал к матери в комнату, и они сидели там какое-то время молча, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на огонь. Старший сын успокаивал бушевавшие внутри нее эмоции. Он убаюкивал ее боль. Глядя на него, мона Франческа заставляла замолчать временами прорывающуюся сквозь дебри ее противоречивых чувств совесть, как бы говоря ей, указывая на Леонардо: «Нет, я хорошая мать и у меня хороший сын». Главным умением Леонардо было не попадаться под горячую руку, к тому же он обладал весьма ценным даром – не раздражал людей.

Микеланджело действовал на окружающих в прямо противоположной манере. Франческа, будучи человеком крайне невротического склада, чьи эмоции обострены до предела, немедленно ощутила опасность, которую таила в себе личность Микеланджело. Его присутствие в доме казалось ей глобальной катастрофой. Обнажающий ее скрытые чувства, проникающий, как ей казалось, в самую душу взгляд Микеланджело страшил ее гораздо больше, чем угроза физического насилия.

На все мольбы мужа о возвращении сына домой она твердила: «Нет». Ее аргументы озадачивали и крайне беспокоили мессере Лодовико. Он чувствовал, что есть в его жене что-то, над чем он не властен. Она не принадлежала ему целиком. Но причину этого чувства он понять не мог. Ну, как прикажете понять ее слова: «Нет, Микеланджело не такой как все. Он другой». Какой это другой? Микеланджело один из Буонарроти. Все. Этого достаточно, чтобы обретаться под одной крышей с семьей. Раз он Буонарроти, раз он сын подеста Лодовико Буонарроти Симони, то должен вместе со своей семьей вести жизнь, согласно своему положению в обществе. Лодовико и Франческа говорили на разных языках всю жизнь. Не мне судить их отношения, но это были абсолютные противоположности. Как известно, для людей молодых и не особо вдумчивых именно полная противоположность и является предметом физического вожделения. Брак с таким человеком бывает бурным, но коротким и зачастую оставляет болезненный рубец на всю жизнь.

В конце концов мессере Лодовико подустал от непонятных речей своей жены. Решив в конце концов отнести их к очередным непонятным ему «женским штучкам», не посоветовавшись с ней, он направил гонцов во главе с Урсулой в Сеттиньяно, чтобы забрать малыша.

Барбара и Томазо с двумя сыновьями и маленькой дочкой ушли с утра в горы, чтобы, выбрав себе подходящую поляну, отдохнуть там на свежем воздухе, вдали от людей. Микеланджело теперь уже сам заползал на какой-нибудь нагретый солнцем камень и, блаженно озираясь, смотрел вокруг, пытаясь воспроизвести щебет птиц или треск цикад. Томазо неоднократно подмечал про себя это стремление мальчика подражать окружающему. Двухлетний Микеле обладал богатой палитрой эмоций, не свойственным обычно его сверстникам. Очень темпераментный, впечатлительный ребенок, он пытался оборганичить, то есть присвоить себе, примерить на себя ту природу, которая его окружала. Он испытывал постоянную потребность занимать свой мозг какими-то размышлениями.

Сидя на камне, Микеланджело следил за полетом ласточек.

Пара ласкающих друг друга на лету птиц действовала очень изобретательно, и это занимало деятельный ум ребенка. Наигравшись в воздухе, птицы исчезли. Получивший дозу впечатлений ребенок протянул ручки к кормилице и звуками и жестами попросил снять его с камня. Улегшись поудобнее на овечьей шкуре, мальчик закрыл глаза и замер.

– Я же тебе говорила, Томазо, он уже думает вовсю, – восхищенно заметила Барбара.

– Тс, – тихо ответил муж, указывая на ребенка, – он не такой как все. Он другой.

Томазо не был образованным человеком, но природа, домашняя обстановка, да и сама жизнь в целом наделили его умением тонко разбираться в людях и чувствовать то, что чувствуют они. Он угадывал внутренним чутьем сложную природу мальчика и заранее предвидел его судьбу.

Микеле меж тем повернулся к свету и открыл глаза.

– Тихо, не мешай ему, – снова прошептал Томазо жене.

Ребенок сел, начал шарить ручонками по траве, словно ища что-то. Вокруг валялись разные камешки – обломки горных пород. Сосредоточенно нахмурив лобик, не обращая внимания ни на кого, Микеле искал то, что ему нужно. Сложно сказать, какой системой он тогда руководствовался, но было видно, что принцип «бери что ни попадя» ему не подходит. Он тратил всего себя на долгий поиск подходящего варианта не только в творчестве, но и в обычной жизни, не стремясь к получению сиюминутного удовольствия.

Поиск нужных камешков занял некоторое время. И это ничтожное на первый взгляд событие во многом предвосхитит всю его дальнейшую жизнь. В далеком будущем признанный мастер Микеланджело с большим трепетом станет относиться к камню, который будут привозить ему для работы. Капризы, скандалы, отказ – все что угодно, в ход пойдут любые средства, лишь бы ему дали именно тот материал, который нужен.

– Барбара, смотри, что это он делает! – не сдержался Томазо.

Барбара в это время была занята Джулио, а Томазо с интересом наблюдал за Микеланджело. Мальчик обернулся на крик мужчины и улыбнулся в ответ. Томазо посмотрел на «работу» малыша и не мог сдержать восторга: камешки были тщательно подобраны и лежали так, что между ними не оставалось пустого места. Мозаика выглядела как единое целое.

– Он для этого их так тщательно подбирал. Умница! – Барбара поцеловала мальчика, и он ткнулся лицом ей в грудь.

В горных селениях Апеннин детей кормят грудью до трех лет, так повелось испокон веков. Барбара была неотъемлемой частью Микеланджело, когда в возрасте двух с лишним лет его забрали домой. Слово подеста Буонарроти – закон для таких людей, как скарпеллино из Сеттиньяно. Рассказав в двух словах о цели своего приезда, об обстановке в доме подеста в целом, Урсула дала понять, что не согласна с таким решением хозяина и что мальчик будет там лишним. Барбара согласилась с золовкой, ей отчаянно не хотелось отдавать Микеланджело, по крайней мере сейчас, но таково было решение самого подеста.