Из Лиз словно бы воздух выпустили. На миг глаза её засияли надеждой, но потом она поникла и словно бы разозлилась больше прежнего.

— И чем я там буду заниматься? — спросила она воинственно. — Как жить среди нелюдей? Тут все знакомое, а там — кто знает? От добра добра не ищут.

— Элена была в чем-то права, — пожала плечами трактирщица. — Надо рискнуть. Я сама боюсь, ничего не знаю, но…

— Тоже мне, сравнила! Тебе хорошо: отхватила себе нелюдя в пары, ничего не делая. Раз — и княгиня! Все же, везучая ты баба по жизни, Ирейн. Но не всем так фартит, знаешь ли!

Ей стало тошно и грустно.

— Мои слова ты услышала, — сказала Ирейн, борясь с дурнотой. — Дальше сама решай.

Лиз круто развернулась — только коса по ветру свистнула! — и пошла прочь, чеканя шаг. Тир, стоявший все это время неподалеку, шагнул из темноты коридора, но промолчать ума хватило. Ирейн чуяла, что, будь его воля, он бы прекратил этот разговор в самом начале. Она мысленно его одёрнула — Лиз, действтиельно, была её другом. Только вот…

— Трогательная сцена, — фыркнул Казначей, который, конечно, не мог не вмешаться. — Она очень много объясняет о том, почему так опасно смешивать личное и практичное.

— Ар, — в голосе князя — предупреждение. А Ирейн только и осталось, что сцепить зубы.

Она не будет плакать при Казначее. При этом уродце — вот точно, ни разу, нет! Но потом, конечно же, да.

И утро наступило. Ирейн клевала носом, а скумбрии, вновь явившиеся на зов, споро превращали её в неписанную красавицу. Элена не пришла, и оставалось только гадать, насколько сильно та обижена.

— Госпожа? — позвала одна из девушек-утопленниц. — Я не хочу отвлекать вас от размышлений…

Ирейн хмыкнула. Если уж это состояние полусна-полутоски, в котором она чуть ли слюни не пускает, называть мыслительным процессом, то она жуть какая умная.

— Да? — спросила она, зевнув так, что, казалось, рисковала вывихнуть челюсть.

— Госпожа Элена просила вам передать, — ей с полупоклоном протянули небольшой сверток.

Ирейн с некоторой опаской развернула ткань и чуть вздрогнула, уставившись на знакомую брошь. Лепестки очень простых цветов покрыл тончайший узор из дорогущего мягкого металла, добавилась бриллиантовая роса на обретших изящную форму листьях, а в сердцевинах переливались розовым весьма диковинные камушки. Тем не менее, не узнать её было невозможно.

— Госпожа Элена просила передать, что один камень выпал и ей пришлось заменить его — и остальные заодно. Сказала, что это к лучшему: теперь, когда у вас новый статус, многому придётся обновиться. Но оно от этого не станет хуже, сказала госпожа. Просто — иначе. Она… просила передать, что у вас все получится, и ещё: "До встречи в Предгорье".

— О… передай Элене мою благодарность, — попросила Ирейн, чувствуя, как разливается в душе робкое тепло. — И мои извинения за нашу предыдущую встречу.

Реакия у девушки последовала крайне неожиданная: она посерела (хотя секунду назад казалось, что дальше уже никуда), пошатнулась, губы её задрожали. Она всхлипнула, а потом осторожно, едва касаясь, шлёпнула Ирейн по плечу.

Последовала полная удивления немая сцена, по итогам которой трактирщица окончательно проснулась, а девица рухнула на колени и заголосила:

— Простите, княгиня, простите, просто госпожа Элена приказала стукнуть вас, если начнёте извиняться! И сказать, что княгини не извиняются!

Ирейн фыркнула, и, не сдержавшись, рассмеялась.

— Все в порядке, — отозвалась она. — Я запомню.

Тира она нашла легко: связь восстановилась, и она поворачивалась к нему, как цветок к солнцу. От дракона исходили тёплые, умиротворенные эмоции, и Ирейн вдруг вдохнула их, как вдыхают воздух, позволяя своему дурному настроению чуть раствориться в его хорошем.

Князь нянчился с Ветой, совершенно не обращая внимания на облепившую его роскошный наряд кашу.

— Ти-ир! — простонала Ирейн. — Твоя одежда!

— Это же киото, — отмахнулся дракон, не отвлекаясь от процесса. — Чистится одним щелчком. И вообще, не мешай, у меня тут стратегическое задание. Ну же, милая! Съешь ложечку за то, что я убью Воонтэ! Ам!

Вета капризно отвернулась.

— Не хочет, — прокомментировала Ирейн. — И оно, может, правильно. Мне тоже не особенно понравился тот псих с чёрными дёснами, но… давай ты больше не будешь просить её скушать ложечку в честь того, как ты кого-то убьешь?

— Ладно, — вздохнул дракон. — Но заметь, в этот раз — никакой оленьей печени. И знаешь, что это значит?

— Что? — с некоторой опаской уточнила Ирейн.

Он повернулся к ней и внимательно посмотрел в глаза, позволяя ей почувствовать свои переживания — до самого дна.

— Я учусь, — сказал дракон. — И ты глазом моргнуть не успеешь, как я стану тебе хорошей парой.

— Ты и так хороший, — как ни странно, сейчас, купаясь в его эмоциях — нежности, желании защитить любой ценой, страхе потерять, готовности измениться ради неё — она не могла в этом сомневаться.

— Тогда, может, мы не будем брать эту твою сковородку с собой? — протянул он с надеждой, тут же переключившись на привычное шутовство.

— Нет уж! — включилась Ирейн в игру. — Мало ли, что меня в этом твоем Предгорье ждет? Надо быть во всеоружии!

— Ладно, — князь демонстративно пригорюнился, хотя она чувствовала пузырящийся под его кожей смех. — Я официально издам указ, разрешающий бить придворных сковородкой. Хочешь?

— Мы это обсудим, — открестилась она. — Кстати, этот наряд…

— Бирюзовое киото, — улыбнулся он. — Тебе такой положен для официальных мероприятий. К слову, выглядишь отлично — хотя, ты и так чувствуешь мои эмоции.

Ирейн вздохнула. По её мнению, наряд смотрелся на ней странно, будто сам покрой был предназначен для фигуры другого типа. Пожалуй, она излишне ширококостна для драконицы, но… если уж Тиру нравится, то с чего ей кобызиться?

— Идём? — спросил он. — Перетерпи этот день — и мы будем в Предгорье.

Ирейн хотелось посидеть на дорожку, желательно — пару дней, а может и недельку. Но она и сама понимала: чем дальше оттягиваешь, тем страшнее уходить.

— Идём, — сказала она.

Утро было зябким, несмотря на сияющее солнце — от одного взгляда на трактир по коже побежали мурашки.

Ирейн прижала к себе покрепче Вету, также облаченную в драконий киото. Растерянная дочь, пытающаяся отыскать на своей странной одежде пуговицы, являла собой уморительное зрелище. Но, если честно, у её матери не хватало душевных сил на веселье.

Ирейн казалось, окна смотрят с укоризной. Сколько поколений её семьи трудились здесь? Не предает ли она их — вот прямо сейчас? Или права Фло, и иногда стены — это просто стены, за которыми нас ждёт новый, неизведанный мир?

Однажды она уже отказалась от магии и Предназначения ради этого массивного, чуть нелепого здания, что веками росло во все стороны, как тесто. Теперь вот чуть не померла — из-за одной из пристроек. Стоит ли видеть в этом иронию? Стоит ли превращать свою крепость в свою же могилу? Ох уж эта зябкая пелена сомнений, верная спутница каждой дальней дороги. Какие только мысли не лезут в голову!

Она вновь обвела взглядом двор, остановила взор на деревянном многоуровневом огороде. Мать с отцом создали его: он склепал деревянный остов, она подобрала почти сотню различных пряных трав. Вышло потрясающе — они были отличной парой, её родители. Этот трактир был островком их счастья.

Именно здесь, на этом огородике, впервые проявила себя магия Ирейн — от её взгляда завяли, осыпались пеплом сорняки, которые ей было сказано прополоть. Ах, как она была горда! Ровно до того момента, как встретилась взглядом с матерью.

Ей объяснили потом: магия в её крови — дурная, разрушительная, она — ошибка. Её судьба — быть трактирщицей.

Она согласилась. И что теперь?..

Видимо, не так уж легко это самое Предназначение обмануть, все равно догонит — не на первой дорожке, так на десятой. Так стоит ли трепыхаться? Конечно, да. В конечном итоге, быть может, вся жизнь — это такое вот трепыхание, неизбежно ведущее к Предназначенной встрече с Предвечной. Но вся, какая дана — она лишь наша, и выбирать только нам. Ну, и иметь дело с последствиями своих решений, само собой.