— Конечно, — участливо сказала фея. — Я тебя понимаю, сама бы так сделала на твоем месте.

Любой, имеющий хоть толику ума и знающий фейри, понял бы, что у него проблемы. Беата, однако, тут же приободрилась.

— Вы должны понять, она сама виновата!

— Они всегда сами виноваты, — понимающе улыбнулась Раока. — Она заслужила. И в любом случае, закона тут нет, тебя никто не отдаст под суд. Что ещё она заслужила? Расскажи — и больно больше не будет, обещаю!

И дальше Кремень просто слушал рассказ о том, как Беата пришла поговорить с княгиней, увидела её на мостках и… "Вы понимаете, я случайно на неё нажала!", "Она сама меня вынудила", "Я была вынуждена отстаивать свои права". Он вслушивался в биение её сердца, понимая — женщина говорит правду. И верит, что характерно, в свои слова.

Дракону хотелось ещё демонского самогона. Уж сколько он слышал таких историй, но менее мерзкими они от того не становились. И самое паршивое, что в чем-то правда была за такими, как эта женщина: далеко не всегда закон работал там, где начинались владения домашних тиранов любого пола, кажущихся безобидными. Увы, они редко попадаются.

Одна радость — зачастую, как в дикой природе, хищники нарываются, рано или поздно, на тварей куда более опасных, чем они сами. Приходит срок, и в лице собственных ли детей, внуков ли или просто таких же, жаждущих наживы, является мщение. Не лучшее утешение — но какое уж есть.

Кремень подумал о своей дочери, что носила ребёнка. Первый внук! Долгожданный.

Каменный умом понимал, что она в безопасности. Он много раз обещал паре, что не будет тащить домой свою, весьма мерзкую, работу. Но ничего ведь не будет такого, если он заранее переведёт её к придворному лекарю? Ис, наверняка, не откажет.

— Какая ты умница, — пропела Раока. — Я хочу сказать тебе… помнишь, я обещала, что больно больше не будет? Так вот, я соврала.

Ирейн лежала без сна, слушала сопение Веты (у той был слегка заложен носик, отчего казалось, что поблизости окопался обиженный ёж), таращилась на чернильную ночь за окном и изо всех сил старалась подавить накатившую тоску. Получалось плохо.

Да у кого бы на её месте было хорошо-то? Когда твоя размеренная, продуманная, логичная жизнь рушится в бездну, вокруг бегают пьяные князья, и драконы-казначеи со сволочным характером, и злобные демоны с чёрными дёснами, и зубастые русалки-иномирянки, и оборотни ещё до кучи! И ладно бы только это, так и знакомые, привычные на первый взгляд вещи оборачиваются совсем новой, незнакомой стороной. Вот так живёшь себе, крутишься в рутине и понятия не имеешь, что под одной крышей с тобой живёт ужасный монстр — всем сказочным букам на зависть и устрашение. Услыхал бы о таком из чьих-то уст, то под кроватью схоронился бы, а так вроде бы и не страшно, и защитить этого самого монстра хочется. И впрямь, а вдруг Фло все же обидят? Мало ли, что за человек… оборотень этот её медведь?

Ирейн вздохнула. И Казначей с его угрозами… и простыни какие-то неудобные, холодные и неприятно липнут к коже… На губы наползла ироничная усмешка. Нет, вот много раз она убеждалась: бабе ничего не стоит привыкнуть, что она засыпает не одна, а вот отвыкать в разы сложнее.

Да и связь, опять же. Вроде бы и считается, что люди в ней не нуждаются, но тут как со всеми стоящими удовольствиями: они тебе вроде как не нужны — но лишь до тех пор, пока ты их не попробовал. Делить с кем-то свои мысли, чувства, эмоции, знать, что ты точно-точно не один — это было приятно, да. Только вот стоит ли удивляться, что вместе со связью приходят и секреты, которых, может, и знать бы не стоило? Это от мужа-человека можно легко скрывать настоящие заработки, новые покупки или личность первого любовника. С драконом, если дойдёт разговор, соврать не получится. И кто ж виноват, что него, драконьего-то князя, секреты намного опасней, чем у неё? На редкость глупый вопрос, если вдуматься.

Ирейн вздохнула и снова заворочалась, безжалостно сбивая простыни. Мысли метались в голове стаей перепуганных мелких рыбёшек-чистильщиц.

Казначей, конечно, скотина, она нажалуется на него Тиру, найдёт способ поквитаться, но в его словах есть, есть правда. Что она вообще знала о политике, коли уж говорить по-честному? Нет, не подумайте дурного, Ирейн отлично разбиралась в тех вещах, что касались её лично: новых постановлениях Ковена об отношениях магов и обычных людей, пошлинах на ввоз и куплю-продажу иноземного и нелюдского алкоголя, достопамятных налогах, наконец (и как только докопался, скотина чешуйчатая?!). Ну, ещё познания Ирейн в политической жизни базировались на постоянно изрекаемых в трактирах подвыпившими телами ценных мыслях. Но эти, с позволения сказать, бутылочные революционеры да непризнанные философы такого нагородят, что и на голову не натянешь. Сама Ирейн в такие вот разговоры не встревала, знай себе подливала выпивку и старалась не морщиться на особенно идиотских высказываниях. Специфика работы как она есть!

В остальном, если смотреть правде в глаза — Ирейн ничего не знала. Ни о политике, ни о своих домочадцах, ни даже о себе. И откуда бы? Все так живут!

Она повернулась и посмотрела на дочь в темноте. Её близкие… как защитить их? И правильно ли считать Тира угрозой — или, быть может, Казначей очень прав и страшным большим драконам тоже нужна защита, от себя самих в том числе? Ведь никто, будь то мужчина или женщина, не может быть сильным совсем-совсем всегда, не может не ошибаться.

Эмоции, на которых она собиралась бежать, куда глаза глядят, сгладились и улеглись, пустота, оставленная прерванной связью, болела и ныла в груди, мысли, как это бывает бессонными ночами, путались неимоверно. Нет, Ирейн не была готова простить то, что произошло с Фло, но… она сама согласилась стать парой Тира. Понимала ли в тот момент, на что на самом деле подписывается — вопрос другой, но тут все снова упирается в её невежество, увы и ах.

Надо поговорить с Тиром. Надо обозначить границы. Тогда, может, простыни не будут казаться такими горячими. Но где его искать? Ирейн прислушалась к себе, но чуда не случилось: та связь, что была раньше, не ощущалась меж ними, тонула в водовороте её собственных сомнений и метаний.

Пропажа нашлась, да таким неожиданным образом, что хоть плачь. Ирейн как-то даже подспудно подумала, что, возможно, единственное существо на свете, которому доводилось перецепиться через князя Предгорья. Уникальный, мать его, опыт!

Нет, трактирщица очень часто имела дело с падающими ей под ноги мужчинами — по долгу службы, так сказать, да и ввиду супружества с любящим выпивку мужем тоже. Но вот обнаруживать на пороге собственной комнаты трезвого нелюдя — вот где точно совершенно новое переживание.

Вышеозначенное тело между тем открыло сияющие бирюзой глаза с вертикальным зрачком и сонно посмотрело на Ирейн. Зрачки дрогнули, расширились. Князь потряс головой, словно у него там какая-то деталь никак не могла встать на место.

— И как оно? — поинтересовалась Ирейн. — Удобно?

Дракон моргнул.

— Вполне, — голос звучал хрипло и немного надтреснуто. — Не худшее место, где приходилось спать. И вас хорошо слышно. Так лучше.

Слова были красивые, но она уже наслушалась по самую завязку этих самых красивых слов.

— Показушник. Ты точно дракон, а не собака? — спросила Ирейн. — А то я могла бы постелить тебе коврик. Глядишь, выучился бы гавкать, когда скажу.

— И тогда ты меня простишь?

Н-да. Какой-то не такой реакции она ждала; думала уколоть побольнее, уязвить, спровоцировать, но в голосе прозвучала какая-то серая, обречённая почти покорность. Ей это не нравилось. Меж тем света, проникающего в коридор из нескольких крошечных окошечек, было явно недостаточно для полуночных разговоров о чувствах. Потянувшись к ближайшему артефакту-светильнику (все равно ей, похоже, больше не придётся волноваться о счетах), она зажгла его.