Их в просторном помещении, обложенным почерневшим от влаги кирпичами переходящие в бетонные плиты, с частыми колоннами было человек пятнадцать. В углах были сооружены личные комнатки с матрасами, огороженные висящими на крючках полотнами и простынями, выглядели как самодельные палатки. На некоторых стенах висели старые ковры, освещаемые ярким желтым светом горящей бочки. Бездомные грелись у таких костров и играли в карты или нарды, они смеялись и шутили, словом, выглядели счастливо, будто снаружи ничего не происходило, но все равно старались лишний раз не шуметь. Некоторые из них занимались чем-то бытовым, кто чем, Като разобрать не мог, слишком много было тени. Он только разглядел как один мужичек неумело пытался постирать вещи, женщина с обмотанным платком на лбу подошла и ласково предложила свою помощь. Бродяга, спасший Чешуа, был с длинной русой бородой и в зеленой шапочке, которая походила на торчащий носок, прошел с Каткемой в свой уголок, посадил на раскладушку и предложил кофе. Озябший и замерзший курсант не мог отказаться от горячего напитка, бездомный с добрым лицом улыбнулся и дал Като плед, чтобы озяблость прошла. Пока человек наливал кофе в жестяной стакан, Чешуа рассмотрел его получше. Мужичек был высок, толстоват в животе, на нем красовались целенькие черные кроссовки, свободные штаны бурого цвета, сужающиеся к стопе, поверх них бездомный нацепил на себя черную футболку, прикрытую зеленой ветровкой на молнии, у которой были по локоть оторваны рукава, а поверх всего вязаная шерстяная жилетка, на руках были продырявленные в районе пальцев строительные перчатки. Весь его внешний вид создавал двоякое впечатление. С одной стороны казалось, что одежда на нем новая и опрятная, а значит его собственная, а не найденная на свалке, с другой стороны из-за обросших длинных волос и нечистой кожи появлялись прямо противоположные мысли.

Каткема принялся пить обжигающий напиток, и его накрыла облегчающая эйфория. Тело стало очень приятным и легким, голова отбросила негативные мысли, осталась лишь грусть. Он очень устал. Мужик зажег лампу и поставил под стулом, наверное чтобы вдобавок подогревать задницу, сначала Като слепил слишком яркий желтый свет, но затем быстро привык. Стена позади него тоже замерцала и обнажила висящее потрескавшееся зеркало. От курсанта отходила большущая тень, раздвоившаяся из-за ножки стула на пути потока света. Сначала бездомный смущался первым заводить разговор, все время оттягивал, не знал с чего начать.

– Как кофе? Вкусное? Не обжигает? – Затараторил от стеснения бородатый, быстро пытаясь спрятать руки в карманах.

– Ахах, нет, хорошее. Слегка горчит, но ничего страшного, мне пойдет. –Болезненно от полного бессилия захихикал Чешуа, хлебнув очередной раз.

– Не нужно принижать свои потребности, человек всегда заслуживает самого лучшего, мир же создан, чтобы его под себя подгибать верно? – Сказал кротко, улыбаясь, мужичек, – я поэтому добавил побольше молока, чтобы тебе не горчило.

– Благодарю еще раз. Напомнило мне молотое южное, мое самое любимое. – Слегка оживился Чешуа.

– А, помню, помню. Там на золотистой упаковке еще мартышка изображена, которая зерна ворует. – Изрекнул бездомный, водя пальцами по бороде и что-то шепнул на ухо подошедшему подростку, попросил сахара, но ему ответили, что закончился.

– Да-да мерзкая такая хулиганка. – Воскликнул Чешуа, делая вид, что не услышал.

– Да ладно тебе, природа не зря же обезьянам дала такую внешность и такой озорливый нрав, ее труды нужно уважать. – Промолвил незнакомец, кивая неторопливо головой.

– Согласен, да я так ляпнул. – Сконфузился курсант, потирая холодный локоть.

– А вообще, я бы рекомендовал тебе закупаться цельными зернами и приобрести кофемолку, чтобы самому молоть. Так кофе получается насыщеннее, и будешь уверен, что никаких лишних примесей нету. Опять же, нужно тянуться к лучшему. – Повторно утвердил бродяга, поскрипывая на походном стуле, который, казалось, обрушится под его большой массой.

– А где вы молите то? И откуда у вас вообще зерна? – Поинтересовался Чешуа, вновь укрываясь сползающей шалью, никак не мог согреться.

– У меня старый приятель держит кофейню в квартале отсюда, он меня остатками и радует. В свое время я ему тоже помогал… Не думай, что я беспомощный попрошайка. – Объяснял нерасторопно мужчина, покачиваясь своим увесистым телом взад вперед.

– Вот оно что. – Сказал тихим голосом Като, поникнув из-за вернувшихся воспоминаний о свежих событиях, и решил отвлечь собеседника от своего состояния, – Ваши рассуждения не граничат ли с эгоизмом?

– Вовсе нет. – Добродушно начал Гаред, почесывая затылок. – Понимаешь ли, даже если у человека плохая самооценка, стоит осознать, что в каждом есть внутренняя красота и величество, поэтому полагается себя польстить самым лучшим. Человек этого точно заслуживает. Заслуживает жить в свободном мире… а не эгоисты мы точно, будь верен, потому что научились думать в первую очередь о близких своих. Нам никогда не жалко поделиться последним кусочком хлеба. И не раз, и не два, забота должна стать образом жизни.

Каткему тронула речь бездомного, он неосознанно впитал много полезного.

– Что-то несчастный у тебя видок, дружище. – Бодро возобновил серьезную беседу Гаред, долго ломая голову над вопросом: “паренек чем-то сильно расстроен или сам по себе такой меланхоличный?”. Такая его активность разбивалась об изможденность Каткемы, который посмотрел на собеседника очень проницательно и будто осуждающе. Настроение стало ни к черту.

– Почему дружище то сразу. Скорее просто нуждающийся в помощи. Друзей у меня не сказать чтобы много, и то с натяжкой я бы их таковыми назвал. – Ответил Като после недолгой паузы и широко улыбнулся, уставившись в маленькую лужицу на бетонном полу, а затем в большие голубо-зеленоватые глаза своего собеседника. В них было место надежде.

– Для меня все люди друзья, даже те кому я не мил, такой вот путь выбрал. – Все также открыто продолжал мужичек, доставая из джинсовой изорванной сумочки консервную банку с фасолью, и начал жадно уплетать.

– Интересное отношение, по-моему, чересчур мягкое для объективно сурового мира. В любом случае… Спасибо за дружеский прием, очень ценю, правда, пропал бы без помощи. Как, кстати, звать тебя? – Интересовался Като, опершись на стенку, будто намереваясь в любую секунду вырубиться, но голову оставались еще силы держать. Под глазами сильно посинело, а кожа стала бледнее обычного.

– Гаред, очень приятно. А по-моему люди заслуживают только хорошего отношения. – Все продолжал улыбаться спаситель, целиком проглатывая ложку и капнув бульоном на свою густую бороду. Красные капли расходились по светлой растительности, словно вампир только что испил крови.

– Поэтому ты сделал здесь вместо оконных приемов решетку? Чтобы впускать в свой дом таких же бедолаг? – Спросил Като, хлебая кофе по капельке, итак язык уже раз обожгло.

– Ха! Нет, на самом деле, я не был бездомным. Скорее сказать, что я отрекся от дома и стал жить вместе с этими прекрасными людьми. – Похвалился Гаред и бросил быстрый взгляд на его друзей. Большинство бездомных либо спали, накрывшись кто шалью, кто газетами, либо разговаривали у огня.

– Как это отрекся от дома? – Недоумевал Каткема, пытаясь сесть прямо, но потерпел поражение.

– Ну взял и переехал жить из моей квартиры сюда в подвал, вот даже одежду всю забрал, еще чистая, хорошо пахнет. – Шуточно хвастался Гаред, показывая коробку рядом с его раскладушкой, надеясь, что сейчас из угла не выбежит крыса.

– Зачем??? – Повышая невольно голос, снова задал ризонный вопрос Чешуа. Он был изумлен до ужаса.

Гаред тяжело вздохнул, взглянул на ту решетку, откуда пролез Като. От туда до сих пор доносился шум ливня, вой и крики. Бездомный набирался сил, чтобы сказать пареньку то, что он вряд ли поймет и скорее всего осудит.

– Вот зачем! – С грустью заявил толстячок и указал на их единственный пролаз. – Я разочаровался в этом городе, в этих людях и системе, может даже и в целом мире.