Уставший курсант пошел скорее пешком к свалившемуся на голову магазинчику, наискось, через весь центральный квартал. Должен был успеть дойти за десять минут. Вокруг все быстрее редели толпы людей в деловых костюмах. Начинался ливень. Но боковой усиливающийся ветер вместе с каплями дождя врезался об могучие высотки, укрывая суету внизу. Каткема торопился, постоянно врезаясь плечом о движущейся поток унылых клерков. Злоба прошла, и начиналось необоснованное инстинктивное смятение, проснулось стадное чувство. Като уже мечтал забрать эти цветы и свалить отсюда поскорее, вот он уже повернул за угол и попал на проспект, и его в считанные секунды захлестнула толпа митингующих. Гул, гомон, шум и толкотня чуть не парализовали итак ноющее тело курсанта. Невозможно было сделать шаг в сторону. Он, держа в одной руке телефон с включенным навигатором, надеялся, что не выронит дорогой аксессуар и что его здесь не затопчут. Толпу на проспекте уже не прикрывали небоскребы, и весь шквалистый ветер отрывался на митингующих, как только мог. Каткема ускорил шаг по мере возможности, и вот в поле зрения наконец-то появился пункт назначения, Чешуа открыл дверь и быстро заскочил в помещение, будто выплюнутый толпой. Внутри цветочной базы люди поскорее торопились забрать последние заказы, бегая по куче стеблей и листьев, разбросанных лихорадочно по полу, продавцы тоже хотели поскорее все распродать и закрыться. Като быстро получил свой букетище из пятидесяти одной красной розы, который удобно было держать только в обхватку двумя руками или под боком. И правда, подарок выглядел внушительно стоящим. Продавщицы ласково поинтересовались, берет ли он на день рождения или в качестве извинений, ответил им, что делает одолжение. Сказали в ответ, что ему сегодня точно не повезло, бедолага был полностью согласен. Перед выходом Чешуа посмотрел на карте ближайшую остановку и постарался запомнить кратчайший к ней путь, чтобы не мешкать в толпе.
Вот он наконец собрался с силами и уверенностью, нужно было поскорее выходить, за окном давка нисколько не уменьшилась, а ливень только прибавил обороты. Като выдвинулся, сжимая крепко заветные цветочки, не испортить подарок в данной ситуации было практически невозможно, уверенным шагом двинулся сквозь орущую одни и те же фразы толпу, размахивая под жестоким дождем своими баннерами с агрессивными лозунгами, призывающими правительство снизить налоговые ставки, выросшие повсеместно. По началу ему удавалось прорываться почти без толканий, но затем все митингующие вокруг начали как резаные кричать, что началось “крутилово”. Вся орава людей, в дождевиках и без, начала беспорядочно бежать во все стороны, некоторые же напротив продолжали идти в спокойном неторопливом темпе. “Дело плохо” – рявкнул Каткема и побежал, по диагонали проскальзывая весь проспект, то и дело обтираясь и ударяясь об галдящих неравнодушных граждан. Началось состояние аффекта, Чешуа бежал, уже не обращая внимания на розы, только сильнее начал сжимать стебли. Грустные вываливающиеся лепесточки одиночно падали на мокрый асфальт, забытые существом, которое изо всех сил пыталось сохранить свою шкуру целой. Никому не было дела на топтанный чудесный плод: ни людям, ни цепким бойцам полиции, которые, тоже, в свое время обучались в академии. Копы подбегали к самым громким бунтарям, заламывали их за руки, некоторых еще и за ноги, затем поднимая над землей. Их всех сразу же отводили в автозаки, бронетранспортеры и вагонетки, а далее в отделения.
Каткема уже не обращал внимания на ледяной дождь, температура тела повысилась недурно, он быстро смекнул, что путь к остановке отрезан. Сквозь тысячи тел было невозможно проскочить. Като метался по сторонам, не знал, куда бежать, лихорадочно вертел головой. Вдруг, совсем вблизи, жестокие полицейские начали окружать граждан, которые, на первый взгляд, шли просто по своим делам, видок у них был точно отличен от митингующих. Копы были разъярены как бесы или кто похуже, без предупреждения, эти уполномоченные в касках начали беспощадно избивать пожилого мужчину, девушку в наушниках, паренька с дипломатом. Дубинка прошлась и по шее, и по спине, и по рукам. Рядом раздался пронзительный визг и крик. Таким макаром копы начали избивать всех, кто попадался под руку, словно все здесь были врагами народа. У Като от страха начали дрожать губы, он побежал прочь от избиения, бежал без устали, будто сегодня и не дрался вовсе. Букет то и дело бился обо всех, колючими иглами на стеблях оставляя маленькие порезы. Из-за интенсивного ливня, заливающего лица, вокруг, люди расплывались и оставались мутными очертаниями. Пробежка длилась недолго, Като увидел, что давка и драки происходили и с противоположной стороны. Улицу оцепили щитоносцы, шагающие в один ряд. Митингующие надеялись, что в ход не пустят слезоточивый газ. Чешуа без обдумываний принялся убегать в сторону, но переулков почти не было. Протестующие долбились в окна и двери магазинчиков, в некоторые напрасно, в некоторые пускали, но хозяева быстро запирали двери, так как нахлынувший поток было не остановить, а помещение не резиновое. Зашедшие орали на оставшихся позади, что мест больше нету, в безопасности незамедлительно просыпался эгоизм. Каткема был в числе тех, кто не успевал, в числе тех, кого могла настигнуть черная свора полицейских, захватывающая толпу в свои губительные когти. Юный курсант с ужасом лицезрел, как некоторые копы просачивались дальше остальных и совершали самосуд, их униформа казалась намного темнее обычного. Чешуа чудом не попадался в цепкие лапы бывших курсантов, совсем рядом с ним они выцепили паренька и разбили ему нос так, что оттуда струей хлынула кровь. Ушастый пацаненок устрашающе кричал и молил о пощаде, но щадили его только ударами по ребрам и шее. Като не мог поверить, прямо на глазах бедного парня отбросили к кирпичной облицовке гламурного ресторанчика и сокрушительно лупили палками под слышимый хруст ломающихся костей, браня его, за то, что тот осмелился пойти против власти. Дьявольская картина отпечатывалась медленно и четко в сознании Каткемы, она собиралась засесть там надолго. Он опять начал уносить ноги, страх колол сердце беспощадно, тело бросало из жара в холод, внешний шум то пропадал то появлялся, в очередной раз попал в толкотню, все массово пытались убегать и из-за этого образовалась новая давка. Като краем глаза приметил узкий закоулок, упирающийся в тупик, который все почему-то игнорировали. Там было абсолютно пусто. Чудовищнным воем изнутри интуиция заставила Чешуа продвинуться именно туда, он кое-как добрался до закоулка, но в последний момент зацепился об чью-то ногу и свалился на промокшие кучи разбросанных старинных газет.
Каткема перевернулся на спину, букет вывалился из его рук вместе с последними розами. Он, окруженный красными цветками, которые на глазах мокли и съеживались из-за лишней влаги, весь изможденный и несчастный, смотрел на толпящихся людей, переполненных страхом, что сейчас их изобьют и отвезут в отделение только из-за того, что они осмелились мирно высказать свое недовольство правительству и королю. Никто не знал, что теперь им делать и где скрыться. Каткема тоже не знал. Дикий гомон и сутолока не прекращались ни на миг. Черное небо давило монотонной отчаянностью, а стены закоулка будто хотели сдавить Като, который смотрел на умирающую розу под своей песочного цвета ветровкой и черными брюками, испытывая похожее разложение, только душевного плана. Утренняя живая злость перешла в ужасную мертвую безысходность.
– Эй, парень! – Раздался тихий грубый голос с левой стороны.
Като повернул голову и увидел голову бородатого мужичка, торчащую за решеткой, которая заменяла низ стены пятиэтажки, размером проем был сантиметров пятьдесят и длиной в полтора метра. Он служил неофициальным входом в подвал здания. Чешуа онемел, не мог произнести ни слова, мужичек заметил это, приподнял решетку и взмахом руки подозвал в свое укрытие. Като долго не думал, он без оглядки, юрко протиснулся и оказался в подвале здания, который был обустроен для житья бездомными.
