Но вместо ожидаемой критики или ругани, Като оставался совершенно спокоен, и мускул на лице не дрогнул. Он понимал бездомного. Гаред уже посмелее начал продолжать свою мысль.
– Слишком много дерьма приходиться терпеть каждый день, вот однажды задумался и решил, что, возможно, изолируясь от общества, моя жизнь станет счастливее. И не прогадал, меня окружают сейчас искренние, преданные и правильные люди, которые тоже решили не быть рабами системы. Ну кроме Мика, конечно… Он сам по себе алкаш. – Захохотал спасител, вытирая жирные пальцы о штаны.
– Понимаю, понимаю. – Тихо соглашался Каткема, мыслями уходя вглубь своего подсознания, где всплывали по большей части картинки сегодняшнего и вчерашнего дня.
– Далеко ходить не надо, ты сам видел, что снаружи твориться. Люди осмелились впервые за три или четыре чтоли года выйти на мирный митинг из-за того, что государство в край уже охренело. Подчеркиваю слово – мирный. А их бац, и начали копы палками сразу лупить до полусмерти, да потом еще и в свои кареты смерти сажать. По-моему это уже перебор. Здесь в подвале и то лучше. Еще самое уморительное, а лучше сказать безумное это то, что они целый год выпускников отправили учиться на копов-болванчиков. Просто один взмах пера, и судьбы тысяч определены, и это только капля в море. К черту их всех! – Совсем разогнался Гаред, выстреливая меткими фразами как из самострела.
– Знаешь, после встречи с тобой, кажется я начал верить в судьбу. Просто последние два дня со мной что происходит, так это полное опустошение, будто жизнь начинает ломать меня со всех сторон. И у нее получается… – Продолжал Каткема, повторно воспроизводя и осознавая последние события.
– Что же с тобой случилось? Расскажи, друг, не бойся, обещаю в душу не плюну. –
– Так с чего бы начать. Ну пожалуй с того, что уже вчера я начал разочаровываться в людях. Просто краем уха услышал, отвратительные вещи… Почему то так близко к сердцу воспринял, что аж больно стало. Сегодня даже у меня появился шанс на них оторваться, и я мягко отомстил. Отомстил за все плохое, что те мерзавцы натворили за свои никчемные жизни.
– Как отомстил? – Серьезней обычного перебил Гаред Каткему.
– Можешь так злобно не смотреть, – усмехнулся Като, сейчас он был настолько уставшим и раздраженным, что замечал любое изменение в лице бездомного. – Я всего лишь отмутузил их на тренировке в академии, знаешь ли, это именно мой год попал под раздачу. Теперь жду и радуюсь, когда же наконец попаду на службу.
Чешуа стало тяжелее дышать, в носу поднималось колющее давление, будто сидел после истощающей кардио-тренировки.
– А, понял. Я напрягся, потому что чувство возмездия и справедливости у всех разное. Для одних мягко, для других ни черта не мягко. – Объяснил бездомный, тихо выдыхая пар при каждом открытии рта.
Во время их разговора один из бездомных дожарил на шампурах перцы, которые крутил над бочкой около десяти минут, и начал подзывать всех покушать. Гаред предложил Каткеме, но тот был не голоден и немного брезглив. Все остальные жители подвала радостно приняли пищу.
– Что более важно и, к сожалению, страшно до жути, так это осознание, что такие ужасные ценности не только у тех нескольких упырей, они практически у всех в этом сраном городе. Сегодня, как по щелчку пальцев, весь поток новобранцев изменился к худшему… Или скорее, просто они открыли для меня свои истинные лица. – Более низким тембром продолжал Каткема, беспощадно сжимая пружину раскладушки.
– Давай-ка здесь поподробнее. –
– Люди жестоки, они могут бесконечно и с удовольствием причинять физическую боль, могут засыпать тебя упреками и обзывательствами. Люди неверны, они могут с легкостью переспать по пьяне с другим человеком, уподобясь животным желаниям их тела. Люди ленивы, они предпочитают жить чужими парадигмами и дают рулить их жизнью кому угодно, вместо того, чтобы поднять задницу и найти свою цель, протоптать свою дорогу проб и ошибок. Я, конечно, собой в этом вопросе не горжусь, потому что с видением своего будущего у меня тоже туговато, но хотя бы, как слепая овечка, не стараюсь следовать за всеми и делать как другие говорят. Важно отметить, что и выбора то у нас особого нету, я считаю что свобода выбора неотъемлема и всем твержу об этом. –
Пульс курсанта учащался, и сердце начало покалывать.
– Несложно догадаться, кто выбор у тебя забрал. – Добавил Гаред, медленно кивая головой, его взор был суров.
– Да, эти ублюдки, которые нацепили на себя погоны. Я думал, что быть полицейским достойная и благородная профессия, но убедился что они лишь марионетки в лапах бюрократов и короля, которые будут делать все грязные делишки, если им прикажут. А служить городу и помогать людям – лишь красивый марафет прогнившей системы. – Злился Като, скрепя зубами. С мокрых волос челки, прилипший ко лбу, щекотливо сползали капли воды.
– Полностью согласен. Но другой любой слушатель обвинил бы тебя в том, что ты мягкосердечный слабак. – Ляпнул застенчиво Гаред, низко подняв руки и втянув плечи.
– Грустно, но так и есть. Знаешь, последние несколько месяцев преследует вопрос, почему мир по природе своей так жесток, почему людям приходиться страдать. Вот и впал в депрессию, вдобавок сейчас чуть по морде от копов не получил. Задумываясь о таком нашем незавидном существовании, становится страшно. – Признался Чешуа, облокотившись об стенку с головой, потому что держать ее было слишком тяжело.
– Собственно по похожим причинам, все мы и выбрали такую жизнь. –Заключил радостно Гаред, положив пустую банку консервов направляя на Като жирным указательным пальцем, торчащим из прорези, другую руку из-за холода не высовывал из кармана. – Мы и тебе ее предлагаем, беззаботно и без лишних разочарований.
– Спасибо, но я вынужден отказаться, о причинах говорить не буду, чтобы, не дай бог, не обидеть, тем более после того что вы для меня сделали. – Поблагодарил его робко Каткема, прижав руку к сердцу.
Он не одобрял подоюную жизнь бездомных из-за того, что единственная цель, к которой они стремятся – это найти еду. Более того, как только правительство их найдет, то сразу же отправит в шахты. Незавидная судьба. Но уважение у него не могло не вызывать, что люди осмелились выйти из крысиных бегов, поставили себя выше и что остаются самими собой, не подверженные никакими соблазнами. Чистые души.
– Ничего, я понимаю. Настаивать не могу, надеюсь итак смог тебе помочь.– Без тени сожаления сказал Гаред и снова предложил перцы.
– Конечно смог, не сомневайся. – Обрадовался как ребенок Чешуа и Все-таки принял сей щедрый жест. Он был голоден как старый пес и открылся их доброму обществу, даже наплевав на сырой пересоленный вкус.
Чешуа посидел, прихлебывая понемногу кофе еще полчаса, согрелся, увидел, что телефон полностью разрядился, и нужно было отчаливать домой. Родители уже, наверное, не весть что напридумывали. Он со всеми бездомными и Гаредом любезно попрощался, посмотрел перед выходом на себя в очень растрескавшееся зеркало, но отражение было сильно искажено, поломано… или нет? Затем полез обратно на улицу. На сквере было тихо, весь митинг уже успешно разогнали, однако ливень продолжался. Чтобы не простудиться, нужно было скорее добраться до дома, Като полез в карман за мелочью на проезд и обнаружил, что там ее нету, затем нащупал узенькую дырочку на дне, чертыхнулся самыми скверными словами и пошел под холодным дождем до дома, его снова пробрало злостью и отчаянием, снова промок насквозь, вдобавок несколько раз облили рядом проезжающие машины, одно матерное слово вырывалось за другим. Последняя обрызгала Като с головы до пят, Чешуа вытер лицо, проморгал, посмотрел на тот зловредный продуктовый грузовик. Его белое полотно на задних дверях было страшно разорвано, а номер состоял из трех шестерок. “И правда черти.” – гневался про себя курсант, в чьей голове постоянно всплывал вопрос “За что?”. Через сорок минут он дошел до дома, на удивление родители совсем не нервничали, Олли и Алисия думали, что у него только закончились пары, еще путались в академичном расписании. Пожалуй единственное облегчение на день. Юнец не хотел даже вызвать малейший повод для спора, им не нужно это от собственного сына. Курсант повалился в горячую ванну обогреваться, затем отведал малинового джема с горячим чаем, нацепил на себя свитер с высоким горлом, шерстяные носки и теплые толстые трикотажные джоггеры, снова проигнорировав привычку проверять Толлограм через телефон, завалился спать крепким долгим сном. До утра даже ни разу не проснулся.
