Когда тишина затянулась неприлично, я развернулась на выход из кухни, намереваясь посетить купальню — там тоже артефакты, нуждающиеся в повторной активации.

— Как ты посмела? — Прошипел он мне в спину.

— Я ученица традиции Ареады седьмой ступени и вправе сама отпускать души, без ведома учителя или Мастеров. — Напомнила ему важную деталь я. — И я выполнила волю вашего Мастера, учитель.

— Убирайся. — Не хуже болотной гадюки шипел.

— Боюсь, это невозможно, учитель. — Я старалась быть максимально монотонной.

— Она оставила тебе имущество. — Тот понятливо кивнул и, больше не проронив, ни слова вышел.

Да, есть такой обычай: если хранитель или Мастер принимают решение двигаться дальше, то все его имущество остается тому, кто того отпустил. Да мне, еще даже не хранителю, могли ничего и не оставить, но на мое решение это не повлияло бы.

Точно в срок я посетила кухню, чтобы забрать подготовленный артефактами завтрак. Когда пришла в столовую, там никого не было. Но я честно сервировала на двоих, опустилась на стул и приступила к завтраку.

Закончила его, все убрала, вышла на задний двор. Там меня тоже никто не ждал, вопреки обыкновению. Стандартный комплекс утренних упражнений был мне прекрасно известен, так что я провела его сама, потом взялась за метательные ножи.

Закончила эти упражнения, посетила купальню, вернулась к себе.

Первая половина дня позади, от учителя после утренней стычки ни шороха. Окна моей комнаты выходили на парадные ворота. Только поэтому я увидела, как учитель выходит во двор с объемистой котомкой за спиной и покидает территорию особняка.

Сохранять спокойствие стало почти невозможно: учитель меня бросил. Оставил ученицу, лишая ее шанса на становление хранителем. Но бежать за ним я не стала. Мы в глухом лесу на юге страны и такое решение лишено смысла, с учетом того, что он, в отличие от меня, вполне способен строить переходы.

Вместо любых лишних телодвижений, взяла рабочий дневник Кеммы и открыла с начала.

«Сегодня я получила десятую ступень. Теперь я — Хранитель и мне положен рабочий дневник.

Вчера ночью я отпустила моего учителя. Кто мог подумать, что именно эта душа должна стать терминальной на девятой ступени? Никто меня о таком не предупреждал, но и отказать Мастеру Люверту я не могла. Тело его было старо и немощно и, несмотря на то, что душа Мастера не вспомнила прошлых жизней, он принял решение, что Ладонор поможет ему. Так тому и быть.»

На миг стало интересно, рассказывала ли Кемма учителю что-то о своем ученичестве, но интерес пропал так же быстро, как и возник.

За чтением день пролетел, подкралась бескомпромиссная зимняя ночь. Спать я ложилась с тревожным чувством, от которого не могла отделаться и наутро оно никуда не исчезло.

Пара дней прошли в тревоге и безвестности. Я тренировалась, изучала книги, ела, спала. Даже отправила учителю вестника с вопросом о дальнейшей судьбе его обязательств, но ответа, закономерно, не получила.

К обеду третьего дня Алаис вошел в столовую, где я ждала как раз собиралась приступить к еде. Стол был накрыт на две персоны, а учитель вел себя как ни в чем не бывало.

— Мы переезжаем. — Сообщил он, когда первый голод был утолен.

— Прошу прощения? — Ровным голосом переспросила я, хотя сердце тут же начало колотиться так сильно, будто решило остаться здесь и никуда не ехать, даже если ради этого придется вырваться из моей груди.

— Ты продолжишь учение в Каттернарме. — Уточнил потрясающую новость он. — Можем жить в моем доме, можем в твоем. Мне все равно.

Каттернарм- третий по величине город на западе страны, считался светской столицей Соренара. Именно там плелись все интриги, давали лучшие балы, играли лучшие постановки и крайне редко удерживались Хранители или Мастера традиции, предпочитая чуть менее возвышенную и существенно более спокойную публику.

— Когда я должна быть готова? — Не давая паузе неприлично затянуться уточнила я.

Едва уловимо расслабилось лицо учителя. Он, вероятно, опасался, что я перестану его воспринимать как раньше. Опасался не зря — я действительно не могла больше видеть в нем всесильного и всезнающего Учителя. Но он все же не был худшим из учителей и контролировать себя научил преотлично.

— Завтра в полдень я планировал быть на месте. — Сообщил учитель. — Первое время точно будем жить в моем доме, как освоишься — решишь сама. — Твердо кивнул принятому решению после паузы.

— Да, учитель. — Склонила голову я.

В какой-то мере я понимала его срыв после того, как я отпустила Мастера Кемму. Тем самым я как бы показала, что он постепенно перестает быть нужным кому бы то ни было.

При том, что ни хранителям, ни Мастерам не запрещается заводить семью, мало кто способен жить с убийцей, как бы мы сами не воспринимали традицию. Так что признание среди коллег и привязанность учеников может оказаться самым ценным, что есть у Мастера, несмотря на материальные богатства.

Только от того, что я такая понимающая, вернуть отношение к учителю в прежнее русло не удавалось. Я все еще воспринимала его более умным и сильным, но вот авторитет его уже начал стремительное падение. И ответить себе на вопрос с чем это в большей степени связно — с тем, что не сумел выполнить волю Мастера или с тем, как отреагировал на ее выполнение, я не могла.

Тем не менее, распоряжение было услышано и понято, так что я уже мысленно составляла список дел перед отбытием: все прибрать, законсервировать дом, возвести защиту и собрать сумку.

То, что я невежливо вышла из столовой и оставила Алаиса в одиночестве, пребывая в глубокой задумчивости, я поняла уже дойдя до стирочной.

Дом учителя в Каттернарме был не сильно меньше лесного особняка, хотя это все же был именно городской дом. Резиденция если угодно. И мое серое шелковое платье, скрытое белой шубкой, было здесь простоватым. Комнату мне определили несопоставимо большую, чем была в особняке — не комната, а целые покои, с собственными удобствами и огромным платяным шкафом. В шкафу нашлась самая разнообразная одежда. И крой, и цветовые схемы могли бы поразить мое воображение восемь лет назад, но сейчас я отметила лишь то, что в каждом комплекте одежды был хотя бы один серый элемент. Так хранители выделяли себя из толпы: хоть что-нибудь видимое глазу должно быть серым. Мне всегда было интересно, относятся ли к этому мои серые всю жизнь волосы, за которые даже отец долгое время считал меня неродной (а может и до сих пор считает).

Я же после уже пройденного учения точно знала: серый цвет волос лишь признак отметки Ареады, зато другие признаки нашего родства, вроде ямочки на подбородке, оспорить было невозможно. Правда, ему бы я этого не доказала никогда.

Все помещения дома, которые я успела посетить были выполнены в бежево-зеленых теплых оттенках. Никогда бы не заподозрила у Алаиса любви к такому убранству, да и мы с ним смотрелись здесь чуждо.

Это отмечали и слуги, коих тут было трое: служанка, кухарка и слесарь, он же на все руки мастер. Из наличия в доме постоянных слуг сам собой формировался вывод о том, что дом постоянно поддерживается готовым к приему жителей, хотя, как я поняла от Кеммы, почти все Мастера не держали готовыми к проживанию больше одного дома — того, где жили сами.

Первая неделя прошла в знакомстве с домом и городом. Если в доме мне просто провела экскурсию служанка, то в город несколько раз вывез Алаис с тем, чтобы показать где какие заведения следует искать и куда идти, чтобы получить разного рода помощь. Он же показал мне наглядно порядок цен и проверил мое понимание целесообразности покупок, предоставив самой купить все необходимое для ужина, с учетом моих пожеланий. Судя по тому, что заново изучать экономику поместий меня не отправили, он остался доволен.

К концу недели мне впору было на стену лезть, до того было скучно. В город ходить одной учитель запретил «до дальнейших распоряжений», в библиотеку допуска мне пока не дали, уборка и готовка прекрасно обходились без меня и я больше мешала работницам, чем помогала, так что я просто без дела слонялась по дому и саду, пытаясь отыскать себе занятие, которое займет меня на большее время, чем двухчасовая тренировка. В конечном итоге все мое время провождения сводилось к оттачиванию навыка владения стилом и метанию ножей. Даже Галара, кажется, заскучала — вопила постоянно на одной ноте.