Со стороны Юмы предъявлено обвинение в убийстве и нанесении оскорбления древнему роду.

Со стороны Марины выдвинуто обвинение в похищении девушки, поскольку с Юмы исходили слабые сигналы. Но вот характер и элементарную визуализацию такой связи доказать даже сам император не смог, либо не захотел.

— Хватит, — мой голос прозвучал странно тихо, по щекам катились слезы. Мой дом, мой мир смогу ли я увидеть когда-нибудь газа отца или почувствовать тепло рук матери. Суть рассказа Андоса мне стала ясна после слов о невозможности доказать нашу семейную связь. Император никогда ничего не доказывал. Он действовал силой. Значит, объявлена война.

Вот только один момент мне не дает покоя. Как Александр Дит мог отдать приказ об уничтожении корабля моего жениха, если возможно предполагал, что там могу быть я. Не все так гладко, как рассказывает Сорин.

Меня больше не впечатляли деревья, красота зелено-голубого неба с оранжевыми всполохами. Я не слушала, что говорил мне Сорин. Он действительно был мальчишкой, что играл своею жизнью, не задумываясь о последствиях. Андос смотрел на меня недоуменно. Принять свою участь и скитаться из рук в руки, я не собираюсь. Значит, необходимо действовать так, чтобы остаться на плаву и дождаться, пока отец заберет меня с Юмы.

Состояние прострации еще долго не отпускало меня. Я ходила по коридорам старого дома Андос, натыкаясь на служанок, которые именовали меня не иначе, как “госпожа”, и чеканили поклоны. В доме рыжего демона такого не было. Да и слуг там почти не наблюдалось, теперь я могу это объяснить только своим присутствием и чужой меткой на руке.

В дом рода Андос приходили многие. Сорин демонстрировал меня, как диковинную игрушку, выставляя на показ наши метки. Это было и грустно и смешно одновременно. Мое желание не имело для него и его семьи особое значение, главное, насолить и опозорить род Ан Брадос. Эта вражда мне казалась детской и собственно не имеющем отношение к ныне живущим. Но два дома настолько увязли в обидах, что перешли грань отделяющею свет от тьмы. Вот только сами они этого увидеть уже были не в состоянии.

Я время от времени посылала сигнал отцу, но он оставался без ответа.

Со временем я стала приходить в себя, ибо любое создание так устроено — забывать со временем все плохое, запрограммировано на жизнь.

Я заметила, что метка на руке стала бледнее. Со временем она почти пропала, Андос приходилось ее подкрашивать. Я безропотно позволяла им делать это, внимательно изучая их дом и отыскивая тайные ходы. Смешным оказалось узнать о том, что дом Андос и Ан Брадос, как отражение друг друга. Даже тайный лабиринт оказался в одном и том же месте дома. Да и пройденная мной половина пути вместе с Маликом оказалась такой же, как и тут преодоленная в одиночестве. У меня много времени, чтобы отыскать вторую половину.

Злость постепенно угасала, в душе оставалось лишь опустошение и тоска.

В эту ночь я увидела свой привычный мир. Отца с распущенными крыльями и взлохмаченными волосами, мать лежащей на правом крыле и себя, маленькой девочкой — на правом. Яркий солнечный свет освещал наши лица, наполненные радостью и любовью друг к другу. Но вдруг, словно черным мазком картинку перечеркнули, краски поплыли и размазались, смешиваясь и становясь грязно-серыми.

Воздух вокруг меня наполняли ядовитые газы, а я продолжала идти, увлеченная только болью от сознания того, кто повинен в уничтожении прекрасного девственного мира. Империя Марина и ее кровавый господин нес свое бремя, уподобившись собственному отцу. Он стал тем, кем не желал быть, дабы спасти жизнь той, кто теперь называется моей матерью. Возможно, именно поэтому наши отношения никогда не были идеальными.

Дорогу заволокло туманом, но я продолжала в него углубляться, не страшась смерти и надеясь найти живой нетронутый войной уголок. Я плакала, растирая по лицу слезы, но руки отчего-то были в крови. Алые капли стекали с них на опустошенную землю. Мне хотелось кричать, позвать на помощь, но губы отказались меня слушаться. Я могла только мычать, не произнося ни звука. Ужас ледяной волною накрыл меня с головой. Дыхание сбивалось, не хватало кислорода. Перед глазами мир поплыв, и только рыжие волосы, словно пламя свечи можно было разглядеть впереди. Мой последний вздох, и темнота космического пространства распахнула свои объятия. Только сладость губ и горечь амелиса то возвращали меня в реальность, то снова погружали в небытие.

Я открыла глаза, а надо мной нависал Сорин. Мои щеки горели, а губы растрескались. Мужчина перестарался, пытаясь отобрать мое тело у липкого сновидения. Сейчас Андос тряс меня за плечи, причиняя боль и заставляя окончательно проснуться.

— Отпусти, — наконец смогла нормально вздохнуть и скинуть со своей кровати незваного соседа. — Что ты здесь делаешь? Кто позволил тебе войти в мою комнату?

Сорин был недоволен моими правдивыми замечаниями. На что рассчитывал мужчина, попавший в комнату названной невесты?! Навряд ли я ошиблась в своих рассуждениях.

— Скоро ты не сможешь выйти из дома. Отсутствие метки сразу заметят. Хотя есть два варианта решения данной проблемы: первый связаться с одним нашим общим знакомым, второй — попробовать нанести мою метку снова на твое тело.

На мой хмурый взгляд, Сорин добавил:

— И не спеши отказываться. Поверь, это в твоих интересах.

Одно я точно поняла, что являюсь куклой в играх за власть. Убежав из собственного дома, я попала еще в более запутанную систему ценностей и жестоких интриг. Мне не сулило ничего хорошего ни игра Малика, ни внимание Сорина. Но злость на первого до сих пор не остыла в моей душе, потому я позволила Андосу поцеловать меня. Его обветренные и потрескавшиеся губы не дарили ни тепла и нежности. Сухое прикосновение привело к непредсказуемому результату. Старая метка мужчины вообще исчезал с плеча. Теперь мое тело было снова девственно чистым.

— Значит, — Сорин с нежной улыбкой вздохнул. Будто обрадовался результату нашего поцелуя, — Рыжий демон прав, ты отличаешься от нас.

Сорин всегда тепло отзывался о Малике, что меня несколько удивляло. Я решила сменить тему.

— Почему ты так хорошо отзываешься об Ан Брадосе?

— Ты думаешь, что тогда, на Марине, он дал мне уйти из-за нерасторопности?! О, нет! Мы могли бы стать друзьями, если бы наши дома не враждовали.

Увидев оживление в моих глазах, юноша продолжил.

— Не смотря на возраст, учились мы вместе. С Маликом случилась странная история перед поступлением в военную академию. Несколько лет он провел на Земле. Это планета, которую… — мужчина осекся под моим внимательным взглядом. Я марианка и именно моя империя повинна в гибели целой цивилизации.

— Поступление в академию не дает ни титулов ни родов, но помогает выбрать наиболее приспособленных, развивает силу, ум и жестокость в тех, кто не сломается под напором тренировок. Молодых обучают так, чтобы они могли выжить в любых обстоятельствах. Не говорю об интригах.

За пару лет до окончания курса к нам перевели рыжего паренька. Цвет глаз явно после посвящения.

Посвящением называют основное испытание, что проходит адепт перед выпуском. Но с Маликом все было сложнее. Он специально проваливал одно испытание за другим, отвратительно учился и будто искал смерти. Но боги любили его и берегли.

Я не знаю, что случилось на посвящении в первый раз, но Малику позволили повторить испытание. Парень сопротивлялся, говорил, что если в первый раз не смог — значит такова воля создателей. Я всегда смеялся над ним, пока он не помог мне победить. Вышло совершенно случайно. Мы взяли стрелы одного цвета. Я промахнулся, а он попал в яблочко. Стрельба не мой конек. Малик сказал, что промазал. Надеялся, что его отпустят. Не вышло. Так мы стали общаться. К выпуску почти лучшими друзьями стали, пока не пришло время прощаться. На пороге академии дружба и закончилась.

— А что с испытанием?!