«Жизнь чужую прожив до конца…» Жизнь чужую прожив до конца, Умерев в девятнадцатом веке, Смертный пот вытирая с лица, Вижу мельницы, избы, телеги. Биографии тем и сильны, Что обнять позволяют за сутки Двух любовниц, двух жен, две войны И великую мысль в промежутке. Пригождайся нам, опыт чужой, Свет вечерний за полостью пыльной, Тишина, пять-шесть строф за душой И кусты по дороге из Вильны. Даже беды великих людей Дарят нас прибавлением жизни, Звездным небом, рысцой лошадей И вином, при его дешевизне. «Казалось бы, две тьмы…» Казалось бы, две тьмы, В начале и в конце, Стоят, чтоб жили мы С тенями на лице. Но не сравним густой Мрак, свойственный гробам, С той дружелюбной тьмой, Предшествовавшей нам. Я с легкостью смотрю На снимок давних лет. «Вот кресло, – говорю, – Меня в нем только нет». Но с ужасом гляжу За черный тот предел, Где кресло нахожу, В котором я сидел. «На Мойке жил один старик…» На Мойке жил один старик. Я представляю горы книг. Он знал того, он знал другого. Но всё равно, не потому Приятель звал меня к нему Меж делом, бегло, бестолково. А потому, что, по словам Приятеля, обоим нам Была бы в радость встреча эта. – Вы б столковались в тот же миг: Одна печаль, один язык И тень забытого поэта! Я собирался много раз, Но дождь, дела и поздний час, Я мрачен, он нерасположен. И вот я слышу: умер он. Визит мой точно отменен. И кто мне скажет, что отложен? «Зачем Ван Гог вихреобразный…» Зачем Ван Гог вихреобразный Томит меня тоской неясной? Как желт его автопортрет! Перевязав больное ухо, В зеленой куртке, как старуха, Зачем глядит он мне вослед? Зачем в кафе его полночном Стоит лакей с лицом порочным? Блестит бильярд без игроков? Зачем тяжелый стул поставлен Так, что навек покой отравлен, Ждешь слез и стука башмаков? Зачем он с ветром в крону дует? Зачем он доктора рисует С нелепой веточкой в руке? Куда в косом его пейзаже Без седока и без поклажи Спешит коляска налегке? Путешествие Что-то мне волны лазурные снятся, Катятся, ластятся, жмутся, теснятся, Мчатся назад и в обход. Нет, не привычное Черное море, А миражи в незнакомом просторе, Белый, как соль, пароход. Плыть? Но куда? На огней вереницу. В Геную, Падую, Специю, Ниццу. Что там, не видно ль земли? Странно: в глаза не глядят мне матросы. Крепко натянуты мощные тросы. Нет, не Везувий вдали. Припоминаю, что был уже случай. Мне отвечают: «Себя ты не мучай, Детские страхи откинь». Нет, не в Италии мы и не в Польше. Что-то мне это не нравится больше: Гладь не такая и синь. Так Баратынский с его пироскафом Думал увидеть, как мячик за шкафом, Влажный Элизий земной, Башни Ливурны, а ждал его тесный Ящик дубовый, Элизий небесный, Серый кладбищенский зной. «Читая шинельную оду…» Читая шинельную оду О свойствах огромной страны, Меняющей быт и погоду Раз сто до китайской стены, Представил я реки, речушки, Пустыни и Берингов лед – Всё то, что зовется: от Кушки До Карских студеных Ворот. Как много от слова до слова Пространства, тоски и судьбы! Как ветра и снега от Львова До Обской холодной губы. Так вот что стоит за плечами И дышит в затылок, как зверь, Когда ледяными ночами Не спишь и косишься на дверь. Большая удача – родиться В такой беспримерной стране. Воистину есть чем гордиться, Вперяясь в просторы в окне. Но силы нужны и отвага Сидеть под таким сквозняком! И вся-то защита – бумага Да лампа над тесным столом. Буквы В латинском шрифте, видим мы, Сказались римские холмы И средиземных волн барашки, Игра чешуек и колец. Как бы ползут стада овец, Пастух вино сосет из фляжки. Зато грузинский алфавит На черепки мечом разбит Иль сам упал с высокой полки. Чуть дрогнет утренний туман – Илья, Паоло, Тициан Сбирают круглые осколки. А в русских буквах «же» и «ша» Живет размашисто душа, Метет метель, шумя и пенясь. В кафтане бойкий ямщичок, Удал, хмелен и краснощек, Лошадкой правит, подбоченясь. А вот немецкая печать, Так трудно буквы различать, Как будто марбургские крыши. Густая готика строки. Ночные окрики, шаги. Не разбудить бы! Тише! Тише! Летит еврейское письмо. Куда? – Не ведает само, Слова написаны, как ноты. Скорее скрипочку хватай, К щеке платочек прижимай, Не плачь, играй… Ну что ты? Что ты? |
