«Какое счастье, благодать…» Какое счастье, благодать Ложиться, укрываться, С тобою рядом засыпать, С тобою просыпаться! Пока мы спали, ты и я, В саду листва шумела И с неба темные края Сверкали то и дело. Пока мы спали, у стола Чудак с дремотой спорил, Но спал я, спал, и ты спала, И сон всех ямбов стоил. Мы спали, спали… Наравне С любовью и бессмертьем Давалось даром то во сне, Что днем – сплошным усердьем. Мы спали, спали, вопреки, Наперекор, вникали В узоры сна и завитки, В детали, просто спали. Всю ночь. Прильнув к щеке щекой. С доверчивостью птичьей. И в беззащитности такой Сходило к нам величье. Всю ночь в наш сон ломился гром, Всю ночь он ждал ответа: Какое счастье – сон вдвоем, Кто нам позволил это? «Уходит лето. Ветер дует так…» Уходит лето. Ветер дует так, Что кажется, не лето – жизнь уходит, И ежится, и ускоряет шаг, И плечиком от холода поводит. По пням, по кочкам, прямо по воде. Ей зимние не по душе заботы. Где дом ее? Ах, боже мой, везде! Особенно, где синь и пароходы. Уходит свет. Уходит жизнь сама. Прислушайся в ночи: любовь уходит, Оставив осень в качестве письма, Где доводы последние приводит. Уходит муза. С кленов, с тополей Летит листва, летят ей вслед стрекозы. И женщины уходят всё быстрей, Почти бегом, опережая слезы. «О, слава, ты так же прошла за дождями…» О, слава, ты так же прошла за дождями, Как западный фильм, не увиденный нами, Как в парк повернувший последний трамвай, – Уже и не надо. Не стоит. Прощай! Сломалась в дороге твоя колесница, На юг улетела последняя птица, Последний ушел из Невы теплоход. Я вышел на Мойку: зима настает. Нас больше не мучит желание славы, Другие у нас представленья и нравы, И милая спит, и в ночной тишине Пусть ей не мешает молва обо мне. Снежок выпадает на город туманный. Замерз на афише концерт фортепьянный. Пружины дверной глуховатый щелчок. Последняя рифма стучится в висок. Простимся без слов, односложно и сухо. И музыка медленно выйдет из слуха, Как после купанья вода из ушей, Как маленький, теплый, щекотный ручей. «Умереть, не побывав в Париже…» Умереть, не побывав в Париже, Не такая уж беда. Можно выбрать что-нибудь поближе. Есть другие города. Спутник наш в метелях и вожатый, Разве он угрюм Оттого, что вместо луврских статуй Он увидел Арзрум? Всё же кое-что в тумане видно: Обелиск, Мулен де ла Галетт… Александр Сергеевич, мне стыдно, Что я был в Париже, а вы – нет. Как у вас лимоном полночь дышит И Лаура для гостей поет, А вдали, на севере – в Париже Дождь идет. Побывав дней пять в чужой столице, Поглазев на Нотр-Дам, Кто у нас стихов о загранице Не писал, с бравадой пополам? Только вы, в сугробах утопая На глухом Конюшенном мосту. Ненавижу Николая За его железную узду! Страшен Мойки вид мемориальный, Роковой оттенок синевы, Полумертвый и полуподвальный, Где лежали вы. Как боюсь я вот таких диванов, Скрытых тех пружин. Взгляд бежит от хроник и романов Словно впрыснут атропин. От любви. От выстуженной Леты. От зимы, сжимающей виски. От чего еще с ума поэты Сходят? От тоски. Ах какой широкою метелью К ночи тянет ледяной. Говорят, вы учите веселью И гармонии сплошной. Сделайте ученику плохому Милость, дайте знак, Что теперь у вас всё по-другому, Веселей, не так… Как при хмурой он хорош погоде, Фиолетов, рыж! Или там, где вы теперь живете, Не проблема – дождик и Париж? Вместо статьи о Вяземском Я написать о Вяземском хотел, Как мрачно исподлобья он глядел, Точнее, о его последнем цикле. Он жить устал, он прозябать хотел. Друзья уснули, он осиротел; Те умерли вдали, а те погибли. С утра надев свой клетчатый халат, Сидел он в кресле, рифмы невпопад Дразнить его под занавес являлись. Он видел: смерть откладывает срок. Вздыхал над ним злопамятливый бог, И музы, приходя, его боялись. Я написать о Вяземском хотел, О том, как в старом кресле он сидел, Без сил, задув свечу, на пару с нею. Какие тени в складках залегли, Каким поэтом мы пренебрегли, Забыв его, но чувствую: мрачнею. В стихах своих он сам к себе жесток, Сочувствия не ищет, как листок, Что корчится под снегом, леденея. Я написать о Вяземском хотел, Еще не начал, тут же охладел Не к Вяземскому, а к самой затее. Он сам себе забвенье предсказал, И кажется, что зла себе желал И медленно сживал себя со свету В такую тьму, где слова не прочесть. И шепчет мне: оставим всё как есть. Оставим всё как есть: как будто нету. |
