— А как же я… в таком виде…

— Ну знаешь, — Таша с деланым возмущением уперла руки в боки. — В виде трупа ты ей показаться не боялась? Ничего, переживет как-нибудь. Жить здесь станешь, так что женихов у дочери отбивать не будешь.

— Только у внучки, — хихикнула Муфра. — Хотя у нее не отобьешь, — она подмигнула Верену, ошеломленному таким развеселым поведением всегда отстраненных и часто мрачных шаманок.

А ведь они такие же люди, — подумалось ему. И как долго пришлось им жить в постоянном напряжении. Остальные — просто жили. Хоть и понимали, что что-то назревает, но не в такой степени. А они знали, все время знали и видели, что происходит, знали, как трудно будет удержать наш мир на краю, сколько всего должно совпасть и сложиться, чтобы все кончилось вот так, чтобы можно было сейчас выдохнуть: справились.

Конечно, есть жертвы — в основном это мраки, но ведь их можно было спасти, как спасли брата Ярона, значит, это и есть жертвы этой исподволь начавшейся тайной войны, которой этой ночью, к счастью, пришел конец.

Вон он, Атей, — сидит поодаль на земле, смотрит в небо. О чем думает? Каково сейчас ему и всем остальным, пришедшим в себя, еще только начинающим осознавать, что с ними было. Помнят ли они, как были мраками, что творили? Хорошо, если нет…

— Фаюшка. Это я так фею назвала, бабуль, — пояснила Полина, обернулась, поискала взглядом фею. Но ту нигде не было видно.

Шаманки снова помрачнели.

— Беда у Фаюшки твоей, — ответила Муфра.

— Какая еще беда? — снова расстроилась Полина.

— Жизнь свою прежнюю вспомнила… Дочь оплакивает.

— Дочь?

Муфра вздохнула, подошла к телу Тамилы. Фея обнаружилась здесь: тихо-тихо сидела на груди и почти совершенно не светилась.

— Я же говорила, что я чудовище… — прошептала она, когда заметила что все, кроме Ярона и Райяны, все так же сидевших на земле в объятиях друг друга, собрались вокруг. — Теперь я точно знаю, что я чудовище… Как много зла из-за меня… Из-за моего холодного сердца, из-за моего равнодушия… Девочка моя… — она льнула к остывающему телу Тамилы.

— Ей была нужна любовь матери, моя любовь. Тогда все было бы иначе, она выросла бы другой, была бы счастливой. А я никого не любила, только себя… Гуляла то с одним, то с другим, на дочь почти не обращала внимания. Ей было плохо… Она нуждалась во мне.

— Этим зла не оправдаешь, — тихо возразила Муфра.

— Все равно… Я виновата больше. Больше нее. Всю жизнь… мне было все равно, что с ней. Я… я родила, потому что забеременела, потому что так получилось, но матерью я так и не стала. Когда дочери было шестнадцать, я в очередной раз завела любовника. Снежного барса. У него тоже была семья, но мне было все равно. У нас было укрытие в горах, он соорудил там шалаш, притащил тепловые кристаллы… Там нас и застигла лавина. Мы ничего не замечали вокруг, даже приближения лавины не почувствовали, а когда поняли, было слишком поздно. Но он спасся… успел. А меня бросил. И никому ничего не сказал. Когда я умирала там, одна, тогда я вспомнила о дочери, тогда поняла, что нет никого роднее и ближе, тогда пожалела, что она при живой матери росла как сирота, да еще и смотрели на нее косо, потому что мать у нее гулена. Да поздно было. Ничего не изменить.

— Но ты же осознала свои ошибки, — сказала Поля, опускаясь рядом на колени. — Иначе ты не стала бы феей. Ты осознала и искупила.

— Разве можно это искупить… Да и какая разница — искупила или нет, если она — вот… И душа ее здесь… Я вижу ее, ей плохо. Ей так плохо… Она в темноте… Я хотела к ней, я хотела с ней поговорить, но она меня не слышит.

Муфра вздохнула.

— Ну хочешь, устрою вам разговор. Да только одного разговора мало будет. Если хочешь помочь ей, придется еще в этом мире задержаться. Ее душа слишком отягощена для святилища Душ, но… коли ты с ней своим светом, что успела собрать, поделишься… Может, и получится что. Могу вас к себе взять. Мороки, конечно, будет с доченькой твоей… Да что уж… — Муфра махнула рукой. — К спокойной жизни я не привыкла, а теперь и привыкать поздно. Согласна?

— Я… Конечно. Я согласна. На все согласна, только бы ей помочь.

— Поможешь, — обреченно кивнула шаманка. — Свет в ней все-таки есть. Верней сказать: тоска по свету. А это уже что-то. Ну а вы, идите отсюда. Эй, князь. Веди своих невест прошлых и будущих в замок, — Муфра хихикнула. — Устраивай. Да с Князь-вороном самое время переговорить, благо он недалече и, сразу скажу, зла на тебя не держит. А я ритуал проводить буду. Поможешь? — взглянула она на Ташу.

— С радостью, — улыбнулась та.

— Мы еще увидимся? — спросила Поля у феи.

— Вряд ли. Хотя как знать… может, и повидаетесь, — ответила за нее Муфра.

— Прощай, Фаюшка…

— Спасибо тебе за все, — фея, снова начавшая светиться, в последний раз взлетела на Полино плечо и прильнула к щеке. — Спасибо…

Верен обнял Полину за плечи и почти силой повел в сторону замка.

Далеко отсюда, в Светании, в княжеском замке, царила паника. Но пребывающих в замешательстве слуг организовали вернувшиеся из подземелья бывшие телохранители покойной княгини Леяны. Весть о смерти княгини сначала вызвала еще больший переполох, но затем крысам под руководством Троя удалось навести порядок, и первым делом они отправили лекарей к Рамиену и Дарине и убедились, что похищенные родители правящего князя Теновии вполне могут вернуться к нормальной жизни. Их освобождение должно было стать первым шагом к примирению с Яроном.

Тем временем ТашНорШера отыскала Луму и собрала норенг, чтобы освободить из подземного плена Тайру и Тьера.

Шаманка сидела на полу, на пушистом ковре, прикрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону. Уступив настояниям Тьера, время от времени она выныривала из своего транса и рассказывала росомахе, что происходит на поверхности, благо, было о чем рассказать. И чему порадоваться.

В бывшей Сфере Власти, ставшей теперь источником исцеления для насильно превращенных в сынов Мрака, переливалось молочное сияние, отливавшее лунным серебром. Паучьи лапы, прежде охватывавшие сферу, рассыпались в прах после смерти Отступника. И саму сферу Тайра собиралась уничтожить после того, как сияние Лунного Света окончательно угаснет, но пока он еще светился, возвращая истинную суть тем, кто был порабощен Мраком.

Память их была по большей части затуманена, они медленно, но верно приходили в себя, а те дни, месяцы, а то и годы, что провели они под темным воздействием, меркли в их сознании, превращаясь в страшный сон. Многих будут мучить ночные кошмары, будут приходить к ним в видениях крики убитых, запах и вкус крови, хруст костей… Но для того, чтобы справиться с этим, пожалуй, сгодится Вода Забвения, которую хранят вороны.

В нее погружают руки Вороны Лориша, когда их служение завершено, чтобы смыла она память о том, что сделано не их волей, но волей Лориша. Надо будет подумать. Обязательно сумеет та вода помочь и бывшим сынам Мрака, — решила Тайра и улыбнулась.

А в Теновии, над княжеским замком, небо начало светлеть, меркли звезды, утренние птицы пробовали голоса, готовясь рассыпаться переливчатыми трелями, приближался рассвет.

Полина посмотрела на свое отражение в зеркале, вздохнула и нахмурилась.

Райяна за ее спиной демонстративно закатила глаза.

— Ну что опять не так? — волчица уперла руки в боки.

— А может, лучше все-таки было оставить то платье? — с сомнением спросила Поля.

— Которое? Третье, пятое, двадцать четвертое? Вот уж не думала, подруга, что ты окажешься такой разборчивой невестой. Мне при первом знакомстве показалась нормальной девчонкой. Штаны носить собиралась, туники, как все нормальные темные оборотни.

— Я и буду их носить, — снова вздохнула Поля, поправляя волнистую прядь, выпущенную из прихотливо уложенного узла волос, прикрытого жемчужной сеткой. — Но сегодня же… особый день. И все будут на меня смотреть. И гадать…

— Чем наш бесценный Князь-ворон заслужил такое счастье, — вставила Райяна.