Он стоял на твердой земле, на краю обрыва, что срывался в пропасть за его спиной, а прямо перед ним высился скальный массив и темнел вход в грот — Истинное святилище.

Ноги у него задрожали так сильно, что он не сумел на них удержаться, падая на колени. Мир вокруг кружился и переворачивался, сознание уплывало в качающуюся, бесконечно качающуюся темноту, в которой плясали десятки, сотни, тысячи светильников…

Сай и Полина, спрыгнувшие на землю и перекинувшиеся, буквально волоком оттащили его подальше от края пропасти, над которой протянулось нечто, вряд ли заслуживавшее именоваться мостом.

Белое от ужаса лицо Полины, огромные глаза Сая, в которых тоже плещется ужас. Они смотрят на пропасть, на мост, и снова на него. Верен едва сумел сдержать безумный смех. Он дошел.

— По преданию, Истинное святилище Лориша тоже построили норенги, — сообщила фея, когда трое людей кое-как пришли в себя.

Они сидели на голых камнях, привалившись к шершавому серому боку скалы, смотрели на взмывающие в пронзительно голубое небо горные пики, на величавые вершины, увенчанные снежными мантиями, на плывущие рядом с ними облака.

Холодная красота горной страны вызывала восхищение. И желание оказаться где-нибудь, пусть в менее красивом, но зато более дружелюбном месте. Например, вон в тех зеленеющих долинах, что кое-где проглядывали между горными грядами. Вдали радужно искрился каскад водопадов. Красиво до боли. И сидеть на голых камнях — тоже больно. Ветер здесь резкий, почти такой же обжигающий, как солнечный свет. Да, такие красоты хороши на открытках. А в жизни они подходят только для любителей экстрима. Полина экстрим не любила, поэтому всей душой надеялась, что им не придется выбираться отсюда своим ходом. А на "мост", выглядевший веревочкой, качающейся над бездонной пропастью, и вовсе смотреть не могла без содрогания.

— Они же под землей живут, — пробормотала она, передавая фляжку с водой Саю. — Норенги.

— По преданию, — снова завела фея, покосившись на своих слушателей с некоторой долей осуждения, — прежде норенги жили на поверхности и были… людьми.

— Чего? — на этот раз изумился даже невозмутимый Верен.

Фая радостно подпрыгнула, вскочив на округлый валун, как лектор на сцену. Изумлять она любила.

— Да-да. Я это только тут и вспомнила… Прежде норенги были людьми. Сильными магами земли. Они могли обращаться в… ну… в норенгов они могли обращаться. Но большую часть времени были людьми. Разве что чуть пониже ростом, пошире в плечах. Работали с камнями, выплавляли металлы, создавали уникальное оружие, украшения и артефакты. Но у тех из них, кто оставался под землей дольше прочих, магия проявлялась сильнее. Они научились создавать все то, чем были так славны их мастера, без всяких инструментов, одной только силой мысли, волей и магией. Ну и… постепенно они все переселились под землю и стали постоянно оставаться в своих магических телах. А потом и вовсе разучились обращаться людьми. Но до сих пор норенги могут зачать потомство только на поверхности, что лишний раз доказывает их, так сказать, поверхностное происхождение. Те, кого считают достойными этой чести, выбираются наверх по ночам, чтобы совершить брачный ритуал, ну и… все остальное. Любить друг друга они могут и под землей, но зачатие возможно только наверху. Однако есть вероятность, что некоторые из них остались среди людей. Они наоборот утратили большую часть магической силы, но по сравнению с людьми и оборотнями, они все равно могут быть прославленными мастерами. Очень может быть, что известный Северный и Восточный Мастера и есть норенги. С примесью человеческой крови, конечно, но все-таки.

— Ладно, — протянул Верен, поднимаясь, — это, конечно, очень интересно, но нам сейчас вряд ли поможет. Пора идти, — он без особого энтузиазма посмотрел на темнеющий вход.

— И какие еще чудесные сюрпризы нас там ждут? — поинтересовался Сай.

— Да вроде бы ничего такого… — Верен покосился на енота.

Помнит он, что кто-то должен позвать Хранителя через Священный Огонь? И раз их здесь трое, но ни он, Верен, ни Полина, сделать этого не могут, то… Наверняка помнит. Вон как тревожно косит глазом.

Они одновременно подошли к ломаной арке входа. По сути никакой арки и не было, все здесь представало грубым и диким в своей первозданности. Если это святилище действительно строили норенги, то в то время их подход к строительству был совершенно иным — они просто немного подправили обрамление природного места силы, постаравшись оставить его в наиболее естественном виде, и в этом тоже было что-то правильное, как и в выверенной гармонии других святилищ.

Внутри паломников ждал постепенно расширяющийся природный грот с грубыми неровными стенами и сводом, уходящим в недоступную взгляду высь. Грот заливал призрачный голубоватый свет, исходивший от спиральных колоний светящихся лишайников, облюбовавших эти стены и изрисовавших их причудливыми символами вечности, словно нарочно созданными для подобного места.

— Горные миражи… — прошептала фея на ухо Полине. — Эти растения родственны пепельникам, но не растут в подземельях. Чаще всего встречаются в горах, в местах, богатых природной силой. Говорят, если долго смотреть на них, можно заглянуть в иные миры… Или отделиться от тела и уйти за грань.

— Или сойти с ума, — вставил Верен. — Шаманки уходят в горы во время посвящения, в места, где растут миражи. Остальным же лучше рядом с ними не задерживаться.

Полина моргнула и потрясла головой. Закручивающееся кольцами, овалами и спиралями сияние действительно словно затягивало в себя, приковывая взгляд и затуманивая сознание.

Через несколько десятков метров начиналась самая широкая часть грота, освещенная, помимо голубого свечения миражей, еще и дневным светом, проливавшимся вниз через пролом в своде. Похоже, что пролом этот тоже "входил в план, он не казался случайным, ведь именно здесь располагалось главное место святилища, и лившийся сверху свет выделял его, высвечивал, создавая совершенно особую игру голубоватого сияния и солнечных лучей, падающих вниз и разбавляющих холодную голубизну живой и теплой золотистостью.

У дальней стены высилось традиционное для лоанирских святилищ изваяние. Снова Лоана и Лориш, вернее, на этот раз — Лориш и Лоана. Эти статуи казались несколько более грубыми, их не раскрашивали, не пытались приукрасить, но от этого их воздействие на паломников не уменьшалось, скорее напротив — усиливалось.

Изваяния из светло-серого камня были созданы гением. Наклоном головы, мягким изгибом шеи, очертаниями рук, каждой линией своей они передавали внутреннюю суть, передавали глубину чувств, запечатленное в камне мгновение подлинной жизни.

Лориш был изображен одновременно задумчивым и исполненным нежности. На его раскрытой ладони лежала морская раковина, из которой время от времени стекала по капле темная жидкость, заполняя небольшой бассейн у его ног. На другой руке он держал Лоану, представшую здесь маленькой девочкой в бережных объятиях старшего брата.

Лоана улыбалась и была мало похожа на ту строгую богиню с возвышенным выражением лица, которая была изображена в ее святилище, в Светании. Здесь это был ребенок, доверчиво склонивший голову на плечо брату. На ее ладони трепетала светящаяся радужная бабочка. Лоана рассматривала ее с тем восхищенным и непосредственным детским интересом, что хорошо знаком родителям маленьких детей, радостно открывающих для себя мир.

Бабочка под ее взглядом становилась больше и вдруг… — вспорхнула, медленно опустившись на темную гладь бассейна. Там она сложила и снова раскрыла крылышки, а потом медленно превратилась в цветок, напоминающий лотос, мерцающий, молочно-белый, прекрасный и недоступный, словно хранящий невыразимую и хрупкую тайну.

На матово, даже бархатисто темной поверхности бассейна покачивалось немало подобных цветов, одни были больше, другие меньше. Некоторые почти совсем угасали, растворяясь в густой смоляной глади, другие были полураскрыты, третьи — в самом расцвете. А на ладони Лоаны возникло мерцание размером с семечко — начался новый цикл.