Часть рабочих продолжает таскать в здание коробки с оборудованием.

Самый верхний этаж здания уже наскоро оборудован под лабораторный экспресс-комплекс: помещения герметизированы, двери заменены на цельнометаллические сейфового типа, установлены электронные замки и системы контроля допуска.

Отдельно, в воздуховоды экстренно монтируются сложные системы фильтров, включая системы принудительной санации, высокотемпературные блоки, источники жёстких излучений и дублирующие комплекты каждого вида аппаратуры.

Часть рабочих заканчивает замену стёкол во всём здании, видимо, на более прочные и герметичные.

Часть рабочих носит из подъезжающих по одной машин и минивэнов мебель и предметы интерьера.

В одном из уже завершённых помещений самого верхнего этажа, в одной из проходных насквозь комнат, сидят на диванчике и разговаривают двое парней, европейской и азиатской внешности.

Дверь в соседнее помещение открывается и китаец в форме старшего полковника НОАК приглашает их пройти за ним.

В соседнем помещении, прямо на большом лабораторном столе, в прозрачных пронумерованных мини-вольерах обнаруживаются десять лабораторных мышей.

Китаец в форме старшего полковника что-то говорит по-китайски двоим сотрудникам в белых халатах, стоящих рядом, затем обращается по-русски к вошедшим европейцу и азиату:

— Пожалуйста, смотрите. — Указывая при этом на мини-вольеры с мышами.

Парень-азиат вопросительно смотрит на европейца.

Европеец подходит к «стакану» номер один.

— Мышь белая, — говорит он вслух громко. — Обыкновенная. Следов вирусного заражения в течение последнего календарного часа не имеет.

Все его слова парень-азиат синхронно переводит всем китайским сотрудникам, идущим в кильватере.

Офицер в форме старшего полковника НОАК идёт ещё чуть сзади с женщиной-китаянкой, на вид лет пятидесяти пяти, и что-то озвучивает ей параллельно.

— Вольер номер два. — Громко продолжает парень европеец, делая шаг вдоль лабораторного стола. — Какой-то вирус в печени. Вольер номер три. Слизистая. Вирус. Четыре. Чисто. Пять. Чисто. Шесть. Слизистая. Вирус. Семь. Печень. Вирус. Восемь и девять. Печень. Вирус. Десять. Чисто.

Парень-европеец вопросительно смотрит на китайца в форме старшего полковника, который в этот время о чём-то оживлённо разговаривает с идущей рядом женщиной.

Парень-азиат, спутник парня-европейца, немного удивлён.

— Вы уверены и это окончательное заключение? — уточняет старший полковник, переводя европейцу вопрос женщины, идущей с ним рядом.

— Точнее не бывает, — кивает европеец. — Если есть сомнения либо разночтения, пожалуйста, давайте делать тесты. И пожалуйста, предъявите ваши тестовые материалы: как будем проверять?

Старший полковник снова о чём-то советуется с женщиной, после чего говорит по-русски:

— Нет, тесты не нужны. Всё точно. Прошу понять меня правильно. Госпожа Цао выражает некое опасение… — китаец делает паузу, пытаясь аккуратно что-то сформулировать.

— Без вопросов. — Перебивает китайца европеец, который, кажется, видит настрой пожилой китаянки не хуже самого старшего полковника. — Давайте зайдём с другой стороны. Вон в том вольере у вас около сотни мышей, — парень указывает на малопрозрачное лабораторное стекло, за которым почти ничего не видно. — Либо очень близких к ним биологических объектов. Вы сейчас использовали вообще только два вируса, причём, кажется, на скорую руку… Сколько времени вам потребуется, чтоб ввести хотя бы пять различных штаммов всей сотне мышей за тем стеклом? Охрану на входе поставьте свою, либо примите какие хотите меры обеспечения достоверности результата. Кеша, — парень-европеец поворачивается к своему спутнику-азиату. — Что мы можем сделать, чтоб наши друзья побыстрее заразили не шесть из десяти мышей, а, скажем, девяносто из сотни? И при этом не перепутали, у кого что? И не двумя штаммами, а пятью или десятком? Попутно: куда мне пойти погулять, чтоб они были уверены, что я не подглядывал?

Спутник европейца быстро начинает что-то говорит пожилой китаянке. Та запальчиво что-то отвечает. Так они разговаривают около двух минут, все прочие внимательно ожидают.

— В общем, вон в той комнате посидим, — азиат указывает европейцу на дальнюю дверь в конце помещения. — Господин Гао лично посидит с нами, как гарант чистоты эксперимента. Саня, всё точно нормально?

— С моей стороны без проблем, — пожимает плечами европеец. — Она, кажется, на своих злится. Что «на отцепись» всё сделали, не информативно для анализа, даже при моём стопроцентном попадании, в смысле, результате.

— Ты стал по-китайски понимать? — удивляется азиат.

— Пока нет. Но понимаю регламент, по которому лично я бы оценивал такого специалиста либо аналогичную ситуацию. — Снова пожимает плечами европеец. — Лабораторный опыт на процент достоверности ставится чуть иначе. На других объёмах, если точно… Ты не забыл, где я работаю? У меня не мыши, а дети. Грудные. Почти таким же, как эти мыши, количеством. В день… Ну пусть в пару раз меньше.

Мы с Кешей сидим в одной из комнат лабораторного комплекса и, от нечего делать, режемся в шахматы (открытые в моём телефоне). Попутно болтая.

Гао сидит у противоположной стены и что-то очень быстро набирает, попутно корректируя, на планшете, успевая при этом вставлять ремарки в нашу беседу.

— Так а почему отсмотренных примеров не достаточно? Для определения статистической закономерности? — спрашивает меня Кеша, в глубине души гордящийся нашим результатом и панически опасающийся, что на сотне мышей что-то может пойти не так.

Замечаю, что Гао внимательно прислушивается к тому, что я сейчас буду отвечать.

— Ну, во-первых, клиническая картина у каждого пациента часто индивидуальная, — начинаю пояснять для обоих слушателей. — Чтоб понятными тебе категориями: разная степень резистентности к конкретному вирусу, раз. И разный индекс живучести конкретного вирусного штамма в конкретном организме, два. Но тут долго объяснять, потому что кроме биохимии надо рассматривать биофизику. А этого я сейчас, с твоего разрешения, делать не буду… По полярности, представь: у сотни особей, вирус проявился от почти летального результата, у самой слабой особи, до вообще особи, которая этого вируса не заметила. НО! — поднимаю палец, «съедая» Кешиного слона. — В случае с нашим, вернее, с этим последним китайским вирусом, даже не замечающая вируса особь вполне может являться переносчиком. Хотя, это как раз будет исследоваться дополнительно.

— Открытым способом — только в последней стадии, — влезает в наш разговор Гао со своего диванчика. — Если, как вы говорите, особь не заметила вируса, по нашим данным, передавать она его не будет.

— С удовольствием бы пообщался с тем вашим биологом, который поставил подпись под этим заключением, — вежливо отвечаю Гао. — Хорошо, если так. Но мы, со своей стороны, хотели бы лично в этом убедиться. И, не сочтите за недоверие, не со слов ваших специалистов. А в результате собственных экспериментов.

Гао чуть растерянно смотрит на меня; Кеша излучает сибаритское удовлетворение от ситуации, потому считаю нужным добавить:

— Господин Гао, ещё раз. Не сочтите это за недоверие. Просто у нас, в рамках нашей новой школы, мы чуть иначе работаем с вирусами. Не ставя под сомнение компетентность ваших учёных, мы просто хотели бы иметь свой взгляд на вещи. С точки зрения нашей школы. Ещё раз, не обижайтесь, речь не о недоверии, а просто о различных инструментах анализа.

Гао осторожно кивает, а я ставлю Кеше мат.

Напрактиковавшись с Сергеевичем, вижу, что конкретно Кеша мне не соперник.

Мы переворачиваем доску, Кеша спрашивает:

— Получается, на сотне особей закономерности видны лучше?

— Конечно. Но это тоже только «раз». Два: я бы на месте наших коллег проверил самого себя не на паре, а хотя бы на половине десятков вирусов. А в идеале, конкретно в нашем случае, ещё и на их комбинациях. Тут долго объяснять, для чего, просто поверь.