Второй момент, который я замечаю, это порядок связи китайцев. Поначалу, со своих телефонов звонили они. И по радиостанции тоже первыми кого-то вызывали они. Но это было вначале, а сейчас всё поменялось с точностью до наоборот: звонят только им, причем так часто, что их телефоны чуть не дымятся. Плюс какой-то явно дублирующий обмен по радиостанции: в моменты вызова по радио, их эмоции излучают тоску и рутину. Как у наших учителей в лицее, когда они вынуждены что-то элементарное повторять несколько раз. Вот при многократных повторениях материала, у наших учителей точно такие эмоции.

Дополнительно; если вначале наши пограничники были на взводе, а китайские полицейские — олимпийски спокойны, то сейчас их как будто поменяли местами: наш старший лейтенант мало что не цветёт (с документами и стволами в руках, в ожидании какого-то комиссара), а китайские полицейские светятся какой-то тоской и безнадёгой. Интересно, неужели это они на рутину так реагируют?

В этот момент у меня звонит телефон. Номер незнакомый. Беру трубку, чтоб ответить, но абонент тут же отключается.

Слава богу. Кажется, можно начинать сдержанно радоваться. Из технического просвета между зданиями на площадь с дальней от меня стороны выходит мужик лет тридцати — тридцати пяти, в джинсах и джинсовой рубашке. Он прячет в карман свой телефон, с которого, видимо, только что набирал мой номер и уверенно направляется ко мне.

— Саша, привет, — он ничуть не смущается тем, что я его вижу впервые и уверенно садится за мой стол. — Я от Игоря. Олеговича. Кузнецова. — Он протягивает мне через стол руку, затем достаёт из нагрудного кармана маленький газетный свёрток, подвигая его ко мне вдоль столешницы. — Аккуратно разверни, не демонстративно. Там удостоверение, читай. Не привлекая внимания.

— Спасибо, я вижу, что вы говорите правду, — вежливо возвращаю свёрток вдоль стола обратно, ничего не разворачивая. — Если можно, как мне к вам обращаться?

— Пока говори Кеша, — ничуть не смущается мой собеседник. — От имени «Сакен», — поясняет он, так как его явно не европейская внешность на Кешу не похожа ни грамма.

В нём можно было бы предположить и корейца с именем «Иннокентий» (что не редкость), но он явно не кореец. Хотя и азиат.

— Меня Кузнец чуть ввёл в курс лично, плюс, как я понимаю, то, что поступило от начальства — это пересказ всё того же, что сообщил Кузнец. — Продолжает Кеша-Сакен. — Вводи. В подробности.

— Момент, — тянусь к телефону. — Кузнец сказал его набрать вдвоём, как пересечёмся. — Кузнецов, как обычно, берёт трубку сразу после первого звонка от меня. Как будто телефон у него вместо руки. — Это снова я. Мы встретились.

— Дай ему трубку, — говорит мне Кузнецов, что я и исполняю.

— Да, привет, — Кеша с видом беззаботного гуляки разваливается в кресле, закидывает ногу на ногу, общаясь с Кузнецовым по моему телефону. — Понял. Да. Хорошо. Да вообще без проблем! Слушай, ну я никогда не сомневался в серьёзности тёти! Сказано — значит, будем проверять! Ну а вдруг она не ошиблась и там действительно что-то серьёзное? Всё, давай… Передаю обратно. — Кеша возвращает трубу мне.

— Именно с ним можешь общаться как со мной, — раздаётся в трубе голос Кузнеца. — Он там случайно, в командировке и ненадолго. Но это хорошо, что так совпало. Тебе как Бог ворожит. Разберётся он лучше всех, по крайней мере, лучше многих. Давай. Если что ещё — я на связи.

— А я и не подумал, — лучезарно улыбается Кеша после того, как я вешаю трубку, заканчивая разговор с Кузнецом. При этом, он очень внимательно смотрит на меня, как будто оценивая, и засовывает свой газетный свёрток обратно себе же в карман. — Технично. Я по запаре даже не сообразил, что ты можешь напрямую Кузнеца набрать… Так давай разбираться с твоим сигналом.

…

— … доклад окончил, — действительно заканчиваю через три минуты я.

С неожиданным удовлетворением наблюдая явно посерьёзневшего и как-то даже где-то осунувшегося Кешу, черты лица которого почему-то за эти три минуты только что не заострились.

— Я тебя сейчас ни о чём не спрашиваю, — серьёзно отвечает Кеша. — Но потом, возможно, я очень захочу с тобой побеседовать на тему, как и что ты видишь. Я в курсе истории Кузнеца, — Кеша поднимает руку, останавливая моё ответ ему прямо сейчас. — Но будет не правильно, если я тебе сразу не обозначу всех своих намерений. Я тебе открыто говорю: интерес у меня возникнуть может. Чтоб ты потом не думал, что я тебя тут использовал в тёмную. Отжимая, как половую тряпку.

— Кеша, спасибо за откровенность, Но давай это отложим на «потом», — примирительно кладу руки на стол ладонями вниз. — В качестве ответной откровенности: я категорически не возражаю против общения с тобой. Но буду всеми своими силами настаивать на соблюдении законности. Неукоснительной процессуальной законности в отношении себя и своих близких. Стопроцентной. Закон один для всех. Паритет?

— Считается. Годится. — Два раза подряд после секундных раздумий кивает Кеша. — Протокол намерений окей, протокол согласований тоже окей. Коммюнике: а пошли-ка теперь поплотнее пообщаемся с нашей доблестной пограничной стражей. Будь, пожалуйста, всё время рядом со мной. Всё время, что мы сейчас тут будем работать.

— Давай. Я и сам хотел предложить то же самое. А то вон у китайцев скоро телефоны и радиостанция задымятся, а мы всё пятки чешем… — вырывается у меня.

— Не понял, — резко тормозит Кеша, падает обратно на стул и мельком мажет взглядом по рамке безопасности. — Подробнее?!

Добросовестно излагаю в ответ мои наблюдения за последние полчаса касательно того, что у китайских полицейских около рамки не умолкают телефоны, причём вызывают уже их. Хотя вначале пару раз первыми куда-то звонили они сами. Плюс, по радиостанции у китайцев происходит то же самое.

Когда сообщаю, что обмен, кажется, дублируется не понятно зачем, Кеша задумчиво смотрит на меня:

— А это ты с чего взял?

— Кеша, я действительно вижу ещё и эмоции. И учусь в школе, если ты не в курсе. Так вот у них, — киваю в сторону рамки безопасности, — эмоции при ответе на последние вызовы по радиостанции точно такие же, как у наших учителей. Когда в пятый раз надо повторять тупым ученикам одно и то же. Это ни с чем не перепутаешь. Впрочем, это только мои догадки, меня почему-то понесло. Видимо, ты умеешь вызывать на откровенность, — честно озвучиваю мелькнувшую догадку, откровенно пялясь на Кешу.

— Это мы обсудим потом, — автоматически отвечает Кеша.

Затем таки поднимается, делает мне знак следовать за ним и направляется к пограничникам.

— Всем привет, извиняюсь, что в партикулярном! — Кеша здоровается за руку вначале с сержантами, потом со старшим лейтенантом, задерживая руку того в руке. — Кажется, вы очень хотели нас видеть. — Кеша смотрит на лейтенанта, но кивает на сидящих на земле китайцев.

При его появлении, старший лейтенант почему-то моментально меняет эмоциональный настрой с мажорного на минорный и отвечает крайне прохладно:

— Добрый день. В рамках служебной необходимости, не видел оснований для вашего беспокойства.

— Да ну! — Не принимает серьёзного тона старшего лейтенанта Кеша. — А как же удостоверения этих? — Кеша кивает на китайцев. — Их вы нам тоже показать не хотели? И доложить? Или планировали это сделать задним числом, явочным порядком? Ладно, не будем при всех…

Кеша уже отвёл старшего лейтенанта чуть в сторону; я прошёл за ними.

— Показывай. — Кеша требовательно протягивает руку.

Пограничник с секундной задержкой передаёт Кеше документы китайцев, который Кеша внимательно изучает. Явно при этом читая и понимая по-китайски.

— Ты совсем дурак? — от шутливого тона Кеши, после его знакомства с документами китайцев не остаётся и следа. — Это же их Центральный Аппарат! Ты что, совсем не понимаешь, что это за люди? Почему нам не сообщил сразу же?!

Кажется, в исполнении Кеши я начинаю понимать, что значит фраза «кричать шёпотом».