И убежал. Худощавый и подвижный, остроглазый и остролиций, с косым прибором светло-русых волос. И как показалось Паромову, довольно нервный. Убежал по своим делам, что-то буркнув в приемной пожилой секретарше Людмиле Васильевне, оставив слегка озадаченного и сконфузившегося Паромова.

— Всегда так? — поинтересовался Паромов у секретарши, которой, прежде чем пройти в кабинет прокурора, уже представился, мысленно сравнивая прокурора Центрального округа с другими прокурорскими работниками, с которыми приходилось сталкиваться по служебным делам, в том числе и с прокурорскими работниками Сеймского округа.

— Что — так? — не поняла та.

— Говорю: всегда так прокурор спешит? — повторил он вопрос. — Всегда такой неразговорчивый и неприветливый, или только сегодня?

— А-а-а… Случается, — односложно ответила секретарша, почти не отрываясь от перебираемых ее стопок всевозможных бумаг. — Да ты не бери в голову: грозен, но отходчив… А что в Сеймском округе по-иному?

— По-всякому…

— Вот видишь…

— Зам его, Рябинин, — вспомнил фамилию заместителя прокурора Паромов, — на месте?

— Василий Сергеевич должен быть у себя, — по-прежнему, не отрываясь от бумаг, ответила Людмила Васильевна.

Рябинин Василий Сергеевич в отличие от прокурора, одетого по гражданке в серый костюм-двойку и встретившего Паромова перед выходом из служебного кабинета, был в форменном прокурорском костюме темно синего цвета с погонами советника юстиции на плечах. И в его внешности была противоположность прокурору: телесная плотность и улыбчивость на лице.

— Рад, что мужскому полку прибыло пополнение, — вышел он из-за стола, чтобы пожать руку по случаю первого знакомства заместитель прокурора после того, как Паромов объяснил причины своего визита. — А то все женщины и женщины…

Поговорили о том, о сем, о делах и о знакомых, о погоде и о спорте. Не столько в силу служебной и деловой необходимости, сколько для того, чтобы создать собственное мнение о собеседнике: как-никак, а предстояло вместе работать и взаимодействовать чуть ли не ежедневно. В отличие от прокурора его заместитель оказался не только обходительным, но и словоохотливым, разговорчивым. Впрочем, Паромов помнил старую истину, доведенную до него еще с десяток лет назад опером Черняевым, что прокурорские мягко стелют, но жестко спать…

Вот таким образом состоялось первое знакомство Паромова с Прокурором округа и его заместителем.

Потом как-то так сложилось, что необходимости в общении с прокурором в течение месяца, который новый начальник СО проработал в данной должности, не было.

Помнил ли прокурор о назначении в третий отдел милиции нового начальника следственного отделения или же нет — Паромова за текучкой дел мало волновало. К тому же в отделе произошли новые кардинальные изменения: вместе прежнего начальника отдела Ковалева Геннадия Олеговича был назначен новый — майор милиции Петрухин Александр Владимирович, который сразу же по прибытию развил бурную деятельность по ремонту отдела.

Если Ковалев, как заметил Паромов, был педант и щеголь, любивший отдыхать с приближенными сотрудникам из числа руководства отдела в баньке, то Петрухин казался несколько мужиковатым лысеющим служакой. Всю свою ментовскую жизнь он отбарабанил в уголовном розыске. Начинал с младшего инспектора (уполномоченного) и постепенно дослужился до начальника уголовного розыска ОТ-4. Оттуда и был переведен на должность «провального» отдела № 3. Чем его соблазнили на роль «мальчика для битья», трудно сказать. Возможно, обещали горы золотые. Это у нас умеют… Возможно, поставили перед выбором: или в начальники, или в отставку… Этот метод «убеждения» в последние годы также довольно част в эксплуатации. Впрочем, не исключено и сочетание обоих методов стимуляции…

И вот, не успел Паромов отработать и месяц на новом месте, а начальник отдела — и двух недель, как однажды утром обоих срочно вызвали к прокурору. Впрочем, не только их, но еще и следователя Истомину Антонину Григорьевну. Ту — вместе с недавно возбужденным делом по хулиганству в отношении ранее дважды судимого Хмырева Василия Петровича по прозвищу Хмырь. Последний только что был арестован прокурором Яриным, который, как и большинство прокуроров, вопрос меры пресечения — заключение под стражу, контролировал лично. И лично ставил толкушку-печатьна санкции об аресте.

— Что случилось? — спросил Паромов Петрухина, пока шли к его служебному автомобилю.

— Не знаю, но секретарь Людмила Васильевна, позвонившая мне, сказала, что прокурор взбешен.

Начальник отдела явно был расстроен. Он то и дело доставал носовой платок и вытирал пот с лица и обширной лысины — первый признак душевной разбалансировки. Да и как не расстраиваться, если служба на новом месте начинается с прокурорской разборки, к тому же неизвестно какой…

— Истомина, — обращаясь к женщине-следователю, шагавшей также размашисто, как и мужчины, спросил Паромов, — что с делом? В порядке ли?

— Дело как дело. Все имеющиеся документы прошиты и пронумерованы. — На ходу доложила Истомина.

— Санкция?

— Лично дал…

— Тогда не знаю, какая муха его укусила… — пожал плечами в недоумении Паромов.

— Я — тоже, — отозвалась Истомина, надув капризно губки.

А Петрухин продолжал раздраженно молчать весь путь до уже урчащего мотором автомобиля ВАЗ-21063 с куровскими номерами.

«Ладно, — попытался успокоить себя Паромов, — поживем — увидим. Чего бежать впереди лошади с телегой…».

До прокуратуры Центрального округа, располагавшейся на улице Урицкого в двухэтажном с облупившимися, давно уже требующими ремонта стенами, особнячке еще дореволюционной постройки, доехали быстро: отделовская «шестерка» не подвела. Без задержки прошли в кабинет Ярина, бегло поздоровавшись с секретарем Людмилой Васильевной, успевшей лишь шепнуть: «Ждет».

Прокурор округа на этот раз восседал за своим столом в черном кожаном, вращающемся, кресле с высокой спинкой. Было видно, что он явно ждал прибытия сотрудников, так как рабочий стол, в обычное время всегда заваленный бумагами, папками и уголовными делами, ныне пугал пустотой и чистотой.

«Не к добру сие… — мысленно отметил эти приготовления Паромов. — Как пить дать — не к добру…»

— Садитесь! — Проигнорировав приветственные слова сотрудников милиции, коротко бросил, словно отдал команду, как только Петрухин, Паромов и Истомина гуськом, друг за другом, вошли в прокурорский кабинет..

Не успели сотрудники милиции сесть на расставленные вдоль оконной стены стулья, как Ярин стал бешено материться в их адрес. Да так, что слюна полетела во все стороны из прокурорского рта.

От такого приема Паромов опешил. Сколько ему не приходилось за годы милицейской службы посещать различные кабинеты, такого приема, такой матерщины слышать не доводилось.

Склонила голову ошарашенная Истомина. Покрылся краской стыда и неловкости, как ошпаренный крутым кипятком рак, начальник отдела милиции. А прокурор продолжал брызгать слюной и что-то гневно выговаривать вызванным им сотрудникам милиции. Однако о чем он хотел сказать, трудно было понять из-за крика, доходившего до поросячьего визга, нервного заикания, проглатывания целых слов, не говоря уже о слогах, и непрерывной ядреной брани.

Но вот первый прокурорский гнев прошел. Его речь стала более связной, внятной и разборчивой. Тут Паромов, наконец, понял причину столь странного прокурорского приема: Ярин обвинял следствие третьего отдела в обмане прокурора при выдаче им вчерашней санкции на арест хулигана Хмырева.

— Подставили! Подставили! — вперемежку с матами кричал прокурор. — Воспользовались моим доверием и подставили!.. Подлецы, обманщики!..

И вновь продолжал материть следователя Истомину, «подсунувшую» доверчивому прокурору под «толкушку» постановление о взятии под стражу обвиняемого по части третьей статье 213 УК РФ Хмырева. Длинноногая — на зависть труженицам подиума — и в обычной бытовой ситуации жизнерадостная блондинка Истомина, пока изрыгался водопад прокурорского обхождения, молчаливо бледнела. И все ниже и ниже опускала голову. Еще немного — и та упадет если не на колени, то на столешницу. Точняк…