Когда Фролов и Клыков вошли в освещенный коридор Крюковой квартиры, то Крюк предстал пред ними во всей своей красе. С разбитыми губами, на которых запеклась корочкой кровь, в порванной и, самое главное, со следами подсохшего бурого вещества, одежде.

— Не, вы не… Перец! — впялился, как баран на новые ворота, Крюк мутным взором на форменную одежду участкового. — И… и валите отсюда. Я вас не вызывал.

— Это уже не важно, — спокойно ответил опер. — Слышал песню: «Вы нас не ждали, ну, а мы пришли… и нам достались тут тузы и короли»! Так вот, мы пришли, и тузы с королями у нас на руках.

А участковый в тон оперу добавил:

— Мы, точно, не перец, но проперчим так, что долго будешь чихать! И помнить!

— Видишь, как хорошо получается, — усмехнулся опер, — тебе и одеваться не надо, уже одет. Пошли!

— Никуда я не пойду. Не имеете права забирать меня из собственной квартиры, — стал трезветь и дерзить Крюк. — Я буду прокурору жаловаться.

— Да ради бога, — оскалил клыки Фрол, так как передних зубов у него не было. Давно стали законной добычей стоматологов. — Сколько угодно. Только при этом не забудь сказать прокурору, за что человека угробил! Лады?

— Какого человека? — продолжал артачиться Крюк, даже головой своей закрутил в знак отрицания. — Что ты, мент, несешь? На понт берешь? Никого я не гробил. Кажется, с кем-то подрался… Было дело. Подрался, но не гробил. Так-то!

— Может, оно и так, а, может, и иначе, — ухмыльнулся опер, уже веря в удачу, — но трупешник на тебе висит… К отмщению взывает! Справедливости требует! И наилучшее подтверждение этому твоя разбитая харя и окровавленная одежда. Зенки свои, Крючок поганый, протри и взгляни реально на жизнь. Пошли веселей. Не заставляй меня злиться…

Опер для острастки взял Крюка за шиворот и слегка встряхнул.

Крюк не был хлипким, но в руках скалообразного опера враз ощутил себя котенком в лапах волкодава. И к словам его поневоле прислушался. Огляделся. Действительно его одежда была порвана и в крови.

— Не трожь, я сам…

— Давай, пошевеливайся! — чуть повысил голос Фролов, которому уже стала надоедать пустая перепалка с возможным убийцей. — Мне некогда тут с тобой тары-бары растабаривать, да дискуссии устраивать! Не на диспуте в институте благородных девиц. Сам не пойдешь, под мышкой понесу, но тогда пеняй на себя. Словом, пошевеливайся и не зли меня. Опергруппа ждет…

Как бы ни был Крюк пьян, но до него дошло, что милиция не шутит и предъявляет ему счет по крупному.

«А черт его знает, — осоловело подумал он, — может и прибил в драке кого ненароком? Башка трещит, ничего не помню».

И перестал пререкаться и упираться. Сам, охая и матерясь, нашел свой паспорт и отдал его оперу. Сам пошел к выходу и замкнул квартиру. Сам, предварительно досмотренный участковым на предмет наличия колюще-режущих предметов и иной дребедени, без милицейской «помощи», забрался в задний отсек оперативной машины.

В оперативно-бытовой практике такое поведение, такие действия подозреваемого расценивались как его внутренний психологический надлом, после которого следует полный расклад. Словом, потек…

Обо всем этом Фролов вкратце полушепотом и поведал следователю, когда вернулся к месту происшествия с задержанным Крючковым. Важные сведения, кстати, и заставила следователя Подаркову обронить удивленно-радостное: «Даже так?»

— Считай, преступление уже раскрыли, — был оптимистически настроен опер. — Не всегда так везет, чтобы с первого захода — и в цвет!

— Повезло, — тихо радовался участковый. — Завтра сменимся быстро, без задержек. И одним засранцем на участке станет меньше…

«Не кажи «гоп», пока не перепрыгнул», — увидев оптимистический настрой коллег, подумал скептик-криминалист. — Я точно сменюсь, а вот как вы сменитесь, еще неизвестно…»

Эксперты-криминалисты подчинялись напрямую УВД города Курска. И их смена происходила независимо от оперативной обстановки в отделе и начальника отдела.

Отправив следственно-оперативную группу на место происшествия, оперативный дежурный ОМ-7 Кулинич Александр Иванович решал дилемму: звонить или не звонить начальнику отдела. С одной стороны нужно было звонить, так как любой порез чреват последствиями, с другой — какой-либо более полной информации об инциденте не было. А начальник обязательно потребует подробности, и, не получив таковых, только взорвется нервным раздражением и разносом всему наряду. Это с одной стороны. А с другой — начальник только что отъехал из отдела и, возможно, еще не спит. Тогда не придется нарушать его сон. Вот такая дилемма…

Кулинич был опытным служакой, повидавшим на своем веку не одного начальника. Он успел «пережить» не только несколько начальников отдела, но и пять начальников УВД Курского облисполкома. И знал, что если будут «победные реляции», то и руководством воспримется это благосклонно хоть среди ночи, хоть к утру. Если просто будет отфиксирован факт тяжкого нераскрытого преступления, то тоже не имеет значения, когда его докладывать: в любом случае обеспечено недовольство и разнос. Однако разнос лучше оттянуть до утра. По крайней мере, начальство будет выспавшимся и сытым, а, значит, более снисходительным. Не зря же говорится, что «утро вечера мудренее!»

И Кулинич решил дожидаться результатов.

— Подождем, — высказал вслух он свое решение, скорее для самого себя, чем для своего помощника.

— Что ты говоришь? — сонно отозвался дремавший за своей частью пульта помощник.

— Говорю, что с докладом начальнику подождем…

— Правильно, — меланхолично отозвался помощник и опять замолчал, клюнув носом в панель пульта.

Разговор не клеился. К тому же обоих тянуло в сон. Сказывались ночное время, рефлекс организма с его биологическим хронометром, усталость, скопившаяся за день во всем теле.

Некоторое оживление вносили телефонные звонки. Каждый раз, снимая с пульта трубку телефонного аппарата, надеялись услышать Фролова. Однако приходилось разочаровываться: звонили то граждане, интересуясь судьбой своих родственников или знакомых, то коллеги из других отделов милиции, которым приходилось также бороться со сном.

Наконец в третьем часу ночи раздался долгожданный звонок от Фролова. Опер вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию, дал исчерпывающую информацию о потерпевшем, то есть, фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, место работы. Он также намекнул, что в совершении пореза он подозревает супругу потерпевшего и еще мужчину по кличке Крюк, и попросил оказать помощь в установлении адреса этого Крюка.

Оживившийся помощник довольно быстро установил требуемый адрес: Крюк совсем недавно «имел честь» посетить КАЗ — камеру административно задержанных. И запись с данными о его личности «дышала» оперативной свежестью.

— Даже чернила не успели высохнуть, — пошутил помощник.

Теперь кое-какая информация имелась, но была она настолько скудной, что будить ради нее начальника не стоило.

— Подождем, — рассудил Кулинич.

— Подождем, — флегматично согласился с ним помощник.

А чего не согласиться, когда ответственности за принятое решение с его стороны никакой.

Около четырех часов, прерывая затянувшиеся минуты тревожного ожидания, вновь позвонил Фролов. На этот раз сообщил, что Крюк задержан и скоро будет доставлен в отдел. Тяжелый камень, глыбой свалившийся на душу оперативного дежурного, стал спадать. Застоявшееся время в одно мгновение ускорило свой бег. В сон не клонило.

«Кажется, на этот раз пронесло… — облегченно вздохнул Кулинич. — Победителей, как известно, не судят…»

Не прошло и двадцати минут, как СОГ в полном составе прибыла в расположение, доставив подозреваемого. Крючков еще не отошел от алкогольного дурмана и по-прежнему пребывал в прострации.

— Принимайте голубчика, — грохотал в ночи бас оперативника. — Совсем свежий, как огурец с колхозной грядки.

— Анатолий, потише… оглушишь, — попросила Подаркова.