— Поезжай, на месте разберешься. Возможно, и адвокаты не понадобятся. Если будут настаивать, то официальную часть следственных действий на завтра перенеси.

— Я тогда криминалиста Андреева с видеокамерой возьму. Пригодится. Хоть и говорится, что написанного пером не вырубить и топором, но лучше подстраховаться и на видео записать. Так оно надежней будет!

— Вот это правильно, — согласился с доводами старшего следователя Глебов. — И мой служебный автомобиль возьми — быстрее доберетесь. И опять же — техника. Я сейчас водителя предупрежу.

Он поднял трубку телефонного аппарата прямой связи с дежурной частью.

— Разыщите водителя с моего автомобиля и предупредите его, что поступает в распоряжение старшего следователя Паромова, — дал он указание дежурному наряду.

— Действуй!

Последнее слово относилось уже к Паромову.

Андреева Владимира Давыдовича уговаривать не пришлось — сам рвался в бой.

— Только видеокамеру подготовлю — и можно в путь! — ответил он на просьбу Паромова и стал собираться.

— Смотри, видеокассету не забудь, — пошутил старший следователь. — А то у меня был один знакомый. Еще по работе на заводе РТИ. Охотник. Специализировался на охоте по волкам. Так, по крайней мере, он нам всем объяснял, когда собирались в курилке перекурить… — пояснил Паромов. — Так тот, идя на охоту, дома ружье забывал. Представляешь, приходит в лес, видит волка, хвать себя за плечо, а ружья-то и нет!

— И что же он тогда делал? — засмеялся Андреев, не переставая, однако, проверять и собирать свою аппаратуру.

— А убегал от волка, — улыбался Паромов, — так как сам тут превращался в дичь, а волк — в охотника.

— Странный у тебя знакомый, — посерьезнел Андреев. — Признайся, наверное, сочинил все?..

— Да куда уж мне. Серьезно, был такой упаковщик в пятом цехе РТИ, Иван Телегин. Вечно с ним происшествия происходили. Вот однажды взял с собой на рыбалку дочь, та еще маленькой была. Так чтобы она случайно не упала в реку и не утопилась, он ее к дереву на веревке привязал. Подстраховался, значит…

— И что? — спросил криминалист, уже готовый следовать к машине.

— А то, — направляясь по коридору на выход, продолжал рассказывать следователь, — что, собрав улов, удочки, Иван вышел на трассу. Тут тормознул попутную машину и добрался до города. И только в трамвае, подъезжая к своему дому, вспомнил, что забыл в лесу, возле реки, дочь. Пришлось за ней возвращаться.

— Ну, и артист! — вновь засмеялся Андреев.

— Нет слов! — согласился Паромов. — Лицедей! Комик!

В машине Андрееву пришлось объяснять недовольному водителю — тот уже домой лыжи навострил: рабочий день-то закончился — причину веселого настроения.

— Представляешь, — заливался смехом Андреев, — удочки собрал, кукан с рыбой забрал, рюкзак не забыл, а родную дочь забыл! Кому-нибудь расскажи — не поверят.

— Не поверят, — повеселел и водитель. — Чисто склероз второй степени, — добавил он, не отрываясь от слежения за дорогой.

— Что-что? — не понял Андреев, сидевший на заднем сиденье и не расслышавший водителя.

— Я говорю: вторая степень склероза, — полуобернулся водитель, произнося слова погромче.

— А это еще почему? — стал выяснять любознательный эксперт-криминалист.

Паромова тоже заинтересовало это высказывание шофера.

— А потому, — принялся пояснять водитель, — что существует три степени склероза.

И, не отрываясь от контроля за дорожной обстановкой, стал рассказывать анекдот.

— Первая — это когда мужчина пришел в туалет по нужде, но там вдруг забыл, зачем пришел.

Вторая — когда пришел, и помнил, зачем пришел, и нужду справил, но смыть дерьмо забыл.

— А у нас всегда так, — встрял Андреев, — одни срут, а другие за ними смывают, дерьмо убирают! А первые даже и не замечают, что накакали, нагадили, словно так и должно быть! Козлы!

В словах эксперта-криминалиста была правда: большинство курян, несмотря на всевозможные призывы о соблюдении чистоты и порядка, относились к этому наплевательски. Гадили бесцеремонно, где только могли. И потому город, особенно его окраины, круглый год были завалены бытовым мусором: окурками, клочками бумаги, обертками, отслужившими свою службу целлофановыми пакетами, пластиковыми и стеклянными бутылками. А в последнее время и того хлестче — одноразовыми шприцами и использованными презервативами. Это уж наркомолодежь старалась…

— Не перебивай, если желаешь услышать про третью степень склероза, — обиделся невниманием водитель.

— Молчу, молчу! — извинился Владимир Давыдович. — Давай, рассказывай.

— Третья степень, — стал досказывать анекдот водила, не забывая следить за дорогой, — это когда и нужду справил, не забыл, и воду из бачка в унитаз слил, чтобы дерьмо смыть, но при этом забыл штаны с себя снять! Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха, — залился смехом Андреев, да так, что слезы в уголках глаз выступили. — Ха-ха-ха!

Заулыбался и Паромов, когда-то, давным-давно, еще в студенческую пору слышавший этот анекдот.

Рассказанный водителем анекдот о склерозе вызвал в голове старшего следователя ассоциации с другими смешными случаями человеческой забывчивости, в том числе и с подобными явлениями в милицейской среде.

Когда он еще работал на Магистральном, в шестом отделе милиции, о котором теперь лишь воспоминания остались, аналогичный случай произошел с дознавателем Куликовым Василием Павловичем. Однажды Кулик, как звали его все для краткости, выехав ночью на осмотр места происшествия. После осмотра и составления протокола, то ли спросонья, то ли от природной рассеянности, забыл на месте происшествия свой дипломат. Когда же возвратился в отдел, то долго искал его в служебном кабинете и в помещении дежурной части. Все грешил на коллег — мол, подшутили, спрятав. А те божились, что ни сном, ни духом… Хорошо, что оперативный дежурный Соколов Валерий Львович догадался отправить его на «дополнительный» осмотр того же места происшествия. Прибыв, Куликов благополучно и нашел свою пропажу.

Вспомнил, но рассказывать не стал, чтобы не сочли за очередную милицейскую байку.

До здания областного УВД, в подвалах которого располагался ИВС долетели за несколько минут.

— Вас ждать, — спросил без особого энтузиазма водитель, — быстро отделаетесь?

— Вряд ли, — ответил Паромов. — Поезжай на базу. Отсюда мы как-нибудь сами доберемся.

— Да, доберемся, — поддержал следователя Андреев, которому предстояло тащить на себе чемодан с видеокамерой «Сони».

— Тогда, до завтра! — обрадовался водитель, берясь за рычаг переключения передач.

— До завтра.

«Жигуленок», доставивший следователя и криминалиста в УВД, развернулся и покатил восвояси, радостно посигналив в нарушении правил дорожного движения, строго-настрого запрещавших беспричинную подачу звукового сигнала в черте города.

От курирующего опера секретный сотрудник уголовного розыска по прозвищу Сапа в «обжитую» камеру возвратился тогда, когда там Крюка уже не было — перевели в другую вместе с вещами. Зато в камере появился новый «жилец» — молодой парень. Худощавый и прыщеватый.

«По-видимому, новый «подопечный», — догадался Сапа. — Что ж, посмотрим, на сколько его хватит, чтобы полностью расколоться и подпасть под мое влияние»?

— Ты кто?

— Толик. Апыхтин Толик, — уточнил Апыхтин дрожащим голоском, увидев сплошь разрисованного замысловатыми татуировками нового, а точнее, старого обитателя камеры, только что горланившего на весь коридор песню про тундру.

— Ну, привет, Толик, кролик… алкоголик… По какой статье чалишься?

— Не понял…

— Первый раз, что ли, раз такой непонятливый?

— Первый…

— Спрашиваю, по какой статье тебя сюда забросили? В чем следак подозревает?

— В убийстве, — для солидности статьи приврал Апыхтин. — И в разбое.

— Круто! Хотя, бля буду, на убийцу ты не похож! Скорей, на сморчка огородного смахиваешь. Меня Аркадием зовут. Три ходки за плечами. Пытаются четвертую пришить, но хрен им на рыло, — продемонстрировал он общепонятный жест.