Так началась типографская и издательская жизнь романа о царском арапе. Сам Пушкин распорядился его текстом только трижды: в 1828 году, в 1830-м, при публикации глав в «Литературной газете» и в 1834-м, когда под заголовком «Две главы из исторического романа» включил отрывки в сборник «Повести, изданные Александром Пушкиным». (В книгу вошли также «Повести Белкина» и «Пиковая дама».)

После гибели поэта М.П.Погодин, беспокоясь о судьбе тогда еще не опубликованных пушкинских рукописей, спрашивает Вяземского (в письме от 11 марта 1837 года): «Если бы вы были столь добры, чтобы написать мне слова два о его бумагах: цела ли Русалка, Островский185, Ганнибал, Пророк, 8 песнь Онегина? Что Петр? Мелкие прозаические отрывки, кои готовил он к своей газете для образчика? Сделайте милость»186. Получив ответ за подписью Коркунова, секретаря Вяземского, Погодин 29 марта 1837 года сообщает очень важные сведения, дополняющие историю чтения Пушкиным «Арапа…»: «…Из другого романа, которого также нет в исчислении г-на Коркунова, Пушкин читал мне глав семь или восемь в Петерб<урге> в конце 1827 года. Некоторые помещены были в «Литерат< урной > газете». Последняя из читанных заключала представление Корсакова, кажется, Петру на корабле. Герой романа должно быть Ганнибал»187.

Впервые шесть глав романа Пушкина были опубликованы в нюне 1837 года в посмертно изданном VI номере журнала «Современник». Вероятно, Жуковский, готовивший рукопись к печати, присвоил роману название «Арап Петра Великого», под которым он и вошел в историю русской и мировой литературы.

В.А. Жуковский, разбиравший бумаги Пушкина после гибели поэта, изменил – по цензурным соображениям – заглавия двух пушкинских произведений: были напечатаны «История села Горохина» и «Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде». Название пушкинского романа в прозе «Арап Петра Великого» тоже принадлежит редакторам. Это торжественное, выспреннее заглавие не зря столь прочно вошло в литературный обиход, оно чрезвычайно выразительно. С одной стороны, оно отвечало официальной линии именовать царя-преобразователя Петром Великим. С другой стороны, оно прямо перекликается с начальной фразой романа: «В числе молодых людей, отправленных Петром Великим в чужие края для приобретения сведений, необходимых государству преобразованному, находился его крестник, арап Ибрагим» (VIII, 3).

Профессору С.А.Фомичеву удалось, на наш взгляд, весьма убедительно доказать, что более вероятным заголовком романа должен был быть «Царский арап»188. Это устанавливается рядом косвенных свидетелей. Например, С.Н. Карамзина в письме сыну в апреле 1837 года называет роман Пушкина «Ибрагим, царский Арап». В 1848 году Н.В. Гоголь назвал неоконченный пушкинский роман примерно так же: «Царский араб».

В тексте романа настойчиво акцентировано определение героя: «царский арап», например: «Изо всех молодых людей, воспитанных в чужих краях (прости Господи), царский арап всех более на человека походит» (VIII, 22); или «В гостиной, в мундире при шпаге, с шляпою в руках сидел царский арап» (VIII, 30); или «Она с усилием приподняла голову и вдруг узнала царского арапа» (VIII, 31) и т. д.

Трагедия Шекспира «Отелло» шла на сцене петербургского «Нового Английского театра» под названием «Венецианский арап» (в переводе И.А.Вельяминова) или «Венецианский мавр» (в переводе А. де Виньи, 1829). На эту модель совершенно оправданно указывает С.А.Фомичев. Он делит заглавия пушкинских произведений больших форм на три основные категории: по имени главных героев («Руслан и Людмила», «Евгений Онегин», «Аджело» и т.п.); по определению – характеристике героя («Станционный смотритель», «Пиковая дама», «Скупой рыцарь», «Капитанская дочка» и др.); по центральному событию или месту действия («Полтава», «Египетские ночи», «Бахчисарайский фонтан» и т. д.) – и выявляет, что вторая категория пушкинских заглавий наиболее представительна и, если включает в себя определение, то обязательно согласованное. «Следовательно, – делает вывод ученый, – заглавие «Царский арап» более соответствует и поэтике пушкинских заглавий, чем принятое доныне».

Можно, наверное, привести и дополнительные доводы в пользу версии С.А.Фомичева. Сам Пушкин, опубликовав в «Литературной газете» 1 марта 1830 года отрывок из третьей главы своего исторического романа, озаглавил его «Ассамблея при Петре 1-м»189 (а не Петре Великом!) – VIII, 533. В тексте романа с именем царя преобладает сочетание «Петр Первый». Например, регент вручает письмо Ибрагиму: «Это было письмо Петра 1-го», – пишет Пушкин (VIII, 8), что тоже косвенно свидетельствует, на наш взгляд, об искусственности конструкции «Арап Петра Великого».

Сила традиции велика, и можно с уверенностью предположить, что и впредь первенец пушкинской исторической прозы будет известен читателям под редакторским названием 1837 года (если, конечно, не будут обнаружены какие-нибудь пушкинские документы или свидетельства, недвусмысленно указывающие на другой заголовок).

И все-таки сомнительно, чтобы Пушкин оставил в названии своего романа пышный титул «Петр Великий». Ведь, несмотря на смену исторических «декораций», еще не устарел «Совет эпическому стихотворцу», данный К.Н. Батюшковым в эпиграмме 1810 года:

«Рукопись Петра Андреевича Гринева доставлена была нам от одного из его внуков, который узнал, что мы заняты были трудом, относящимся ко временам, описанным его дедом. Мы решились, с разрешения родственников, издать ее особо, приискав к каждой главе приличный эпиграф и дозволив себе переменить некоторые собственные имена. Издатель. 19 окт. 1836». Так заканчивается пушкинская «Капитанская дочка». Это обращение к читателям – конечно, маленькая мистификация автора. В нем все вымышлено – кроме сообщения о работе с эпиграфами. Оно приоткрывает нам «авторскую кухню», показывает значение, которое придавал Пушкин смыслу и месту эпиграфа в романе.

Для «Царского арапа» Пушкин тоже тщательно подобрал эпиграфы, выписал их на отдельном листе. Только к двум главам – первой и четвертой – автор сам определил эпиграфы, а остальные условно соотнесли по главам редакторы посмертных изданий. Они же предположительно выделили и общий эпиграф к роману – языковскую строчку – «Железной волею Петра преображенная Россия».

До сих пор – в отсутствие ясно выраженной авторской воли – правомерность подбора эпиграфов к главам романа оспаривается многими исследователями. И хотя в популярных изданиях пушкинской прозы эпиграфы как ни в чем не бывало красуются перед каждой главой, в научных собраниях сочинений Пушкина присутствуют только два, выбранные самим автором: «Я в Париже: // Я начал жить, а не дышать. (Дмитриев. Журнал путешественника)» – перед первой главой и строки из «Руслана и Людмилы» («Не скоро ели предки наши…») – перед четвертой.