Полковник Д. И. Пискунов так описал свои ощущения от происходившего: «Меня охватило чувство отчаяния от безысходности из создавшейся обстановки. Угроза плена стала очевидной и неотвратимой. Я взвел курок и поднес дуло револьвера к виску. “Лучше смерть, чем плен”, – сверлила мой мозг мысль. Но в этот момент чья-то рука вырвала револьвер из моих рук…»

После короткого спора среди прятавшихся в скалах победило мнение, что надо сдаться. Немцы когда-нибудь потерпят поражение, всех освободят, и они будут вновь трудиться на своей земле. В преддверии пленения многие стали выбрасывать оружие, уничтожать свои документы. Так же поступил и полковник Д. И. Пискунов. Особенно тяжело расставался он с партийным билетом, ему казалось, что он рвет на части не картон, а собственное сердце.

Когда возле укрытия появились немецкие солдаты, то приказали всем выходить и сдаваться. «После счета три, когда стала очевидной возможность расправы над нами, мы, не сговариваясь друг с другом, одновременно поднялись и вышли из своего убежища и, не поднимая рук вверх, пошли в сторону 35-й батареи, растянувшись цепочкой шагов на двадцать друг от друга», – так описал момент сдачи в своих воспоминаниях полковник Д. И. Пискунов.

Всех захваченных погрузили на катера и доставили в Балаклаву. Там немцы отделили женщин и отправили их пешком по дороге на с. Кадыковка. Остальных построили и посчитали. Оказалось около 120 человек военнослужащих: 20–25 женщин и рядовых, около 90 человек средних командиров, четыре подполковника и один полковник – Д. И. Пискунов [430, с. 130–133, 136–137].

В районе Ново-Казачьей бухты под угрозой расстрела с моря сдался в плен начальник ПВО Приморской армии полковник Н. К. Тарасов. Его вместе с еще 60 бойцами и командирами посадили на один из катеров и доставили в Ялту [430, с. 143]. Иными словами, уничтожение этого очага сопротивления немцы и итальянцы осуществили по тому же сценарию.

Из них командир 386-й дивизии полковник Н. Ф. Скутельник попал в плен позже многих – 10 июля 1942 года. В ночь на 2 июля он находился на 35-й батарее, когда по приказу ее командира А. Я. Лещенко был произведен подрыв. Пострадало много людей, и среди них полковник Н. Ф. Скутельник: ему обожгло руки и лицо. Целую неделю он оставался под берегом на положении раненого, пока его не вытащили немцы и не отправили в лазарет. Случилось это 10 июля 1942 г.

В ходе боев на п-ове Херсонес в начале июля в плен попали еще несколько полковников кроме тех, кто был назван выше, а именно: Ф. Ф. Гроссман, В. А. Матвеев, Н. Ф. Скутельник, С. Е. Ковалев, Н. К. Тарасов. О некоторых из них речь пойдет ниже.

Всего же в конце обороны Севастополя не смогли эвакуироваться и попали в плен один генерал, один комбриг, один бригадный и один полковой комиссары, 15 полковников, столько же военврачей 1-го ранга, два военных инженера 1-го ранга и два интенданта 1-го ранга.

Н не только защитники Севастополя – пусть не все, но большинство! – сражались до последнего у берегов Черного моря. Также поступили бойцы разгромленного в мае 1942 г. Керченского фронта, уйдя в Аджимушкайские каменоломни. С 17 мая, когда немцы отрезали их от переправ, началась героическая оборона, которая продолжалась до конца октября 1942 г.

Среди ушедших в каменоломни оказались два полковника – П. М. Ягунов и Ф. А. Верушкин. Полковник П. М. Ягунов вплоть до 16 мая с небольшим отрядом удерживал линию обороны западнее пос. Аджимушкай, однако утром противник силой до двух рот прорвал ее, все попытки восстановить положение оказались неудачными в первую очередь из-за отсутствия артиллерийской поддержки. Не получив никакой помощи от штаба 51-й армии, лишившись с ней связи, полковник П. М. Ягунов отвел остатки своего отряда в каменоломни, где уже собралось несколько тысяч военнослужащих из других частей, а также множество пытавшихся эвакуироваться на таманский берег гражданских. Вскоре полковник П. М. Ягунов занял должность начальника гарнизона каменоломен.

Напротив, полковник Ф. А. Верушкин никем, кроме себя, к середине мая уже не командовал. Весной 1942 года его сняли с должности начальника штаба 320-й дивизии и решили отдать под суд. В ожидании решения своей судьбы полковник проживал в г. Керчь, а когда возникла угроза захвата города войсками противника, ушел оттуда в надежде переправиться через Керченский пролив. Но оказалось, что уже поздно, и он присоединился к защитникам, заняв должность заместителя П. М. Ягунова [247, с. 154–155].

О конкретной боевой деятельности полковника Ф. А. Верушкина практически ничего не известно. По должности он участвовал в планировании и проведении боевых операций гарнизона, но лично – в силу своей занятости на штабной работе, – мало кому запомнился. Несколько добрых слов о нем оставил его соратник по аджимушкайской эпопее интендант 2-го ранга А. И. Пирогов. В частности, он объяснил, почему полковник Ф. А. Верушкин как старший по званию не возглавил гарнизон после гибели П. М. Ягунова. Газовая атака немцев, влажная атмосфера подземелья сказались на здоровье полковника, у него стало болеть сердце, отекли ноги, мучала одышка. При этом он не вышел на поверхность и не сдался в плен, а оставался вместе со своими бойцами до последнего.

Известно, что в конце октября 1942 года Ф. А. Верушкин был захвачен румынами в плен и доставлен в Симферопольскую тюрьму. Здесь он и умер через несколько дней [287, с. 22–23] от физического и психологического истощения организма.

Свидетелем последних дней полковника был уже упоминавшийся А. И. Пирогов. Он отмечал казавшуюся странной задумчивость Ф. А. Верушкина, его неразговорчивость. Полковник мог сидеть часами, не проронив ни слова. В Симферопольской тюрьме их поместили в одну тесную камеру, и здесь, видимо, Ф. А. Верушкину стало совсем плохо. Возможно, он вновь почувствовал себя в каменоломнях Аджимушкая, чего выдержать уже не мог. Он жаловался, что его тошнит, что он ничего не видит, что ослеп. В один из таких приступов отчаяния он вскочил с койки и с растопыренными руками начал метаться от стенки к стенке. Через несколько минут полковник упал на пол и затих. Вызванный немецкий врач определил смерть [429, с. 42–43].

Кстати, именно полковнику Ф. А. Верушкину принадлежит фраза, подводящая скорбный итог героический обороне Аджимушкая: «Все кончено, никого нет в живых… Страшное мертвое царство. Если бы не тление и крысы, можно было бы подумать, что гарнизон уснул» [429, с. 40].

В 1984 году в процессе разборки одного из каменных завалов в каменоломнях поисковики обнаружили кожаный кошелек, в котором находились орден Красной Звезды и юбилейная медаль «XX лет РККА». По их номерам удалось установить, что ими в свое время был награжден полковник Ф. А. Верушкин [247, с. 256].

В первых числах августа 1941 г. 6-я и 12-я армии Южного фронта оказались в окружении. К 4 августа у них оставался плацдарм на восточном берегу р. Синюха у с. Терновка, откуда можно было попытаться выйти к «котла». К сожалению, кроме советских командующих, эту возможность учитывал и противник. Поэтому немецкое командование нанесли удар по плацдарму силами 11-й и 9-й танковых дивизий.

Когда стало ясно, что плацдарм под Терновкой удержать не удастся, генерал Н. И. Прошкин приказал оставшимся под его командованием бойцам перебираться обратно на западный берег р. Синюха. К этому времени немцы уже разрушили единственную переправу, и переправляться пришлось вплавь. Как вспоминали впоследствии очевидцы, «многие пытались переплыть реку, некоторым удавалось, а многие погибали на чистой глади воды от пулеметного огня противника. Многие и многие были сражены вражескими пулями во время форсирования реки. От того, что много погибло на воде реки, вода в реке стала бурой» [295, Л. 115].