Генерал несколько суток блуждал по лесам, все более удаляясь от линии фронта, пока не вышел к д. Барсуки, расположенной в 30 км западнее г. Могилев.

Здесь он нашел несколько красноармейцев, вместе с которыми устроился в бане, которая находилась на окраине деревни. Как утверждал генерал М. Т. Романов, он установил связь с местными коммунистами, которые организовали за ним уход и лечение. С наступлением в августе первых холодов, он перебрался из бани в дом колхозника, который «был одним из руководящих коммунистов», записали немцы в протокол допроса. Здесь он переоделся из своей генеральской формы в гражданскую одежду. Связи с другими красноармейцами или партизанами генерал в это время не поддерживал, хотя через деревню проходило много военнослужащих, пробиравшихся на восток. Отказывался он и от контактов с партизанами, поскольку полагал, что ведение «войны такими методами бессмысленно по сравнению с крупными операциями». В деревню часто приходили немецкие солдаты, чтобы купить еду, но о находящемся здесь генерале они ничего не узнали.

Тем не менее, немцы, как оказалось, долгое время пристально следило за д. Барсуки. По мнению командования полицейского полка «Центр», в ней или вокруг нее могли располагаться партизаны. В саму деревню и в ее окрестности отправили несколько агентов (V–Mann), которые по возвращении донесли, что здесь прячется русский генерал. В деревню направили 7-ю роту полка, которая провела прочесывание и обыски. Вот таким образом и был обнаружен и взят в плен генерал М. Т. Романов. Случилось это 22 сентября 1941 года.

Генерал М. Т. Романов вскоре после задержания, сентябрь 1941 года

По иным сведениям, захват комдива произвела 1-я рота 322-го полицейского батальона Р. Йорке. Ее солдаты, доставленные на автомашинах, окружили деревню и после прочесывания выявили место нахождения М. Т. Романова. За его укрывательство по приказу Р. Йорке председатель, шестеро местных жителей, в том числе супружеская пара, в доме которой прятался генерал, и трое их детей были расстреляны [365а, с. 91]. Поскольку комдив все еще не оправился от ранения, его отправили в лазарет для военнопленных в г. Могилев.

Немцы задали генералу вопрос, было ли ему известно о необходимости зарегистрироваться до 15 сентября 1941 года. Тот ответил, что сам он немецкие объявления не читал, ему об этом говорили крестьяне. Но он все равно не стал этого делать. Когда допрашивавший его немец спросил – почему? – ответил: «Вы, будучи офицером, сдались бы? Генерал не имеет права сдаваться» [228, Л. 23–24].

Стоит сказать, что командир 172-й дивизии умер в плену в лагере Хаммельбург 3 декабря 1941 года, хотя долгие годы в литературе и воспоминаниях участников обороны ходила версия о том, что генерал М. Т. Романов бежал из плена, но был пойман и повешен в г. Борисове. Автором ее оказался бывший военком дивизии полковой комиссар Л. К. Черниченко, который, якобы, находясь в Ивановской крепости, прочел об этом в немецком журнале [347, с. 170]. Но, как оказалось, такая «героическая» версия не нашла своего подтверждения.

Комбриг Н. Г. Лазутин в немецком плену, июль 1941 года

Не смог прорваться из могилевского окружения не только генерал М. Т. Романов, но и некоторые другие командиры и комиссары. Одним из них стал начальник артиллерии комбриг Н. Г. Лазутин. Он должен был выходить в составе колонны 61-го корпуса, однако достоверных данных об этом в нашем распоряжении нет. Поэтому с равной степенью вероятности можно предположить, что он после неудачного боя у д. Самулки и д. Мошок вновь повернул на север и стал выходить к р. Днепр самостоятельно или же по какой-то причине потерял связь со штабом, отказавшись выходить с ним.

Каждый из этих вариантов имел одинаковое окончание: около д. Сухари, где накануне проходило совещание комсостава корпуса, начарт сдался немцам. Сохранилась фотография комбрига Н. Г. Лазутина в первые минуты плена: он уже без ремня и звезды на фуражке, но сохранил знаки различия – ромб в петлицах и соответствующие шевроны на рукавах. По всему видно, что он не ранен. Произошло это событие, по немецким данным, 28 июля 1941 года.

Пока не удалось определить, солдаты какого немецкого соединения захватили начарта 61-го корпуса. Поиск среди документов 23-й пехотной дивизии, в зоне ответственности которой находилась д. Сухари, не дал положительных результатов. Возможно, комбриг сдался частям 15-й пехотной дивизии, но в ее фондах документы отдела 1-ц за 1941 год не сохранились.

Одним из полковников 20-го мехкорпуса, оказавшимся в плену в ходе боев под Могилевым, оказался С. И. Капустин. В боях по прорыву из окружения остатки его 38-й танковой дивизии понесли большие потери и были рассеяны противником. Комдив по неясной причине – ни про его ранение, ни про болезнь ничего не известно, – довольно долго оставался в немецких тылах (почти два месяца), не предпринимая попыток выхода к своим.

В итоге в середине сентября 1941 года под командованием полковника С. И. Капустина из 70 бойцов осталось всего полтора десятка человек. С ними 22 сентября он предпринял попытку переправиться через р. Десна у железнодорожного моста на ветке Рославль – Брянск. Она оказалась неудачной, оказавшись замеченной немецкой охраной, и полковнику в конечном счете пришлось сдаться в плен [280, с. 591].

Всего из состава 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов, окруженных в районе Могилева, в немецкий плен попали генерал, комбриг, два полковых комиссара, два полковника, военюрист 1-го ранга.

Самые первые дни войны не принесли немцам пленных в званиях полковника либо генерала. Потребовалось, чтобы события на Восточном фронте перешли в настолько неблагоприятную для Красной Армии фазу, когда плен становился для некоторых делом неизбежным. Такие обстоятельства можно назвать одним словом – поражение. Рост количества пленных здесь как раз воспринимается одним из важных его признаков. Поэтому пока Красная Армия сдерживала удары вермахта генералы и полковники в плен не попадали. Но уже к концу первой недели боевых действий все изменилось.

В полосе немецкой 17-й полевой армии наступление с самого начала развивалось вполне успешно. Ее корпуса вполне уверенно продвигались вперед, постепенно перемалывая советские соединения, пытавшиеся встать на их пути и захватывая пленных. Первыми в донесения 17-й армии попали некий полковник авиации и бригадный ветеринар, что само по себе необычно. Оба захвачены солдатами 100-й пехотной дивизии, видимо, 25 июня. Как уже не раз бывало, фамилии в донесениях не упоминались, только в данном случае это не стало препятствием для идентификации.

Про летчика говорилось, что он, как следовало из его документов, был прикомандирован к штабу кавалерийской группы [128, Fr. 471]. Известно, что 26-я армия формировалась на базе кавалерийской группы, следовательно, искать летчика-полковника нужно было именно здесь. И действительно, из ее состава числится пропавшим без вести (или в другом документе – погибшим 25 июня 1941 г. [446, Л. 32]) начальник штаба авиации этого объединения полковник А. В. Маковский. Бригадным военветврачом оказался Н. М. Говоров, занимавший должность начальника ветеринарной службы той же 26-й армии.

На следующий день, 26 июня, объявлены захваченными в районе г. Магеров командиры двух полков 159-й дивизии. Оба имеют ранения. На следующий день первый из них был допрошен [126, Fr. 466], и так стала известна его должность – командир 631-го полка. Следовательно, это командир 631-го полка полковник И. И. Вишневский, а второй, возможно, командир 558-го полка майор Ш. Н. Гватуа.