— А как же моя печать? — удивилась я. Ведь Константин уже говорил о ней, причем, говорил что-то о том, что она качественная, не каждый может такую поставить.

— У тебя надежная печать, — вставил свое слово Максим.

— Что опять же говорит о том, что это Марина! — воскликнул Константин.

— Или это работа Марины, — протянута Кати. Костя с упреком поглядел на женщину, но та всем своим видом показывала, что никаких угрызений совести она не испытывает.

Через некоторое время, когда все разговоры утихли, Константин протянул мне руку, предлагая проследовать за ним. Он повел меня за ширму, предлагая расположиться на кушетке. Макс занял место на соседней.

Вот сейчас все и определится. Я вспомню, кто я.

Как объяснил Максим, он уберет печать, и воспоминания хлынут в меня рекой, сначала это будет беспорядочный поток, который со временем упорядочится, и все встанет на свои места. Константин подключал к нам какие-то приборы, усмехаясь, как далеко шагнул прогресс, и раньше все было гораздо сложнее. Я уже давно перестала спрашивать, когда это раньше, какой такой прошлый раз имеют в виду эти люди. Я понимала, я сейчас сама все вспомню. Или не вспомню.

— А что будет, если я не Марина? — все же заволновалась я о своей судьбе.

— Ты — Марина, — уверенно ответил Константин.

— Обрывки разрозненных воспоминаний заполняет твое сознание. Оно потеряет связь с реальностью, не понимая, где ты находишься, кто ты такая. Ты не сможешь отделить, что было вчера, а что очень давно, что есть настоящее, а что прошлое. Tы сойдешь с ума, не сумев выделить из этого клубка нить реальности, — жестко ответила Кати. А я ужаснулась от предстоящей перспективы.

— Обычному человеку с этим не справится, — вынесла мне приговор женщина. Может быть, это было сурово, но я была ей благодарна за правду.

— Кати, перестань! Я уверен, это Марина. Это наша Маринетт, по — другому просто быть не может! — Константин ободряюще пожал кисти моих рук, а Кати резко усмехнулась:

— Просто ты очень хочешь, что бы это была она, — мне показалось, или я услышала горечь в ее голосе.

Константин ничего ей не ответил, только сильнее еще раз сжал мои ладони. Кати расположилась возле широкого монитора, опуская на глаза какие-то огромные очки, от которых шли провода к компьютеру.

— Пульс — в норме, частота сердечных сокращений — в норме, — сухим бесцветным голосом приступила Кати к своей работе. А мне вдруг стало очень страшно. Я с силой схватилась за Костю, который находился все еще около меня:

— Я не понимаю. Что мне нужно будет делать? Каким образом вообще возможно ставить печати на воспоминания…

Мне действительно хотелось понять.

— Когда все начнется — ты поймешь, что надо делать, — вздохнул Константин. — Для нас в этом нет ничего сложного.

Но потом, видя сомнение на моем лице, все же пояснил еще немного:

— Хорошо. Вспомни о чем-нибудь, что было совсем недавно… Подумай, например, о своей подруге Лизе, — я хотела было удивиться, откуда он знает, как зовут мою подругу. Хотя, чего уж удивляться этому, он нашел мой номер телефона, наверняка, знает, где и с кем я живу. Я не стала отвлекаться на бесполезные восклицания, просто попыталась сделать, что он мне говорит. Вспомнила, как Лизка будит меня утром, как смотрит на меня с упреком, а потом ее лицо озаряет улыбка, и она начинает быстро-быстро что-то мне рассказывать, и вот уже улыбка расплывается на моем лице.

— Хорошо. Теперь скажи, откуда ты берешь эти воспоминания? Что ты видишь? Ведь самой Лизы здесь нет.

Я задумалась. Кто же знает, откуда взялась Лиза перед глазами. Я подумала о ней и она появилась как картинка… Воспоминание…

— А теперь давай, еще раз. Подумай о ней же.

Я хотела было так и сделать. А Константин переместил руки в район моего лба. Я силилась подумать сначала о Лизке, а потом вообще о чем-нибудь, но мысли не шли. Я вообще не могла ничего представить, перед глазами был чистый лист, никаких мыслей и картинок. Тишина и пустота. Я подняла глаза на Константина, и он выглядел довольным:

— Теперь понимаешь? Ничего сложного, я просто поставил преграду между тобой и твоими воспоминаниями, — говорил он, убирая руки, а ко мне вновь начали потоком возвращаться мысли и картинки из моей жизни, обрывки фраз, голоса. Ощущение, что я старалась сразу же подумать обо всем, что когда-то видела или слышала, чтобы убедиться, что я помню это.

— Кто ты, волшебник? Это какая-то магия? — мне показалось, что я нашла объяснение произошедшему. Константин улыбнулся:

— Tы точно такой же вопрос задала в нашу самую первую встречу. Для обычных людей, возможно, это и есть самая настоящая магия. Для нас же — это наша сущность, наша природа, и никакого волшебства.

И меня вдруг пронзила мысль. Они что же, видят мои мысли? Получается, если он может остановить их поток, то он видит его. И я что же, открытая книга? Я не удержалась и спросила об этом.

— Все не совсем так, — улыбнулся Костя. — Я твои многочисленные образы и мысли воспринимаю именно как поток, как некую стихию, вижу направление течения, силу. И могу работать с ними, как со стихией — остановить, перенаправить, усилить. Обычно, у человека в голове движется одновременно огромное количество хаотичных мыслей, и даже сам человек не осознает то, о чем постоянно думает. Человек так привыкает к шуму в своей голове, что для него это нормально. И очень сложно из этого потока отделить важную мысль, да и не нужно это никому. Хотя некоторые из нас способны улавливать особенно яркие образы. Говорят же, что некоторые мысли на лице написаны — вот они читаются легко. А так же зависит степень настройки друг на друга, знакомых считывать легче, и чем ближе тебе человек, тем больше он для тебя раскрытая книга.

Я ужаснулась, вспоминая почему-то Арсения Петровича, и сколько разных мыслей я надумала о нем. Надеюсь, эти мысли не были яркими и выделяющимися на фоне шума в моей голове. Хотя, кого я обманываю. Любая мысль о шефе была такой яркой, что наверняка затмевала собой все остальные образы.

— Заканчивайте болтать. Так мы никогда не начнем, — проворчала Кати, приподнимая свои громоздкие очки и пытаясь убить нас взглядом. Действительно, не нужно вообще никакими способностями обладать, что бы понять, как ее все досталось, и что держится она на пределе. Я, конечно же, хотела еще много чего спросить — можно ли такое провернуть без рук? Умела ли я когда-то так делать? Много ли вообще таких волшебников в мире, как Константин и остальные? — но решила не злить ее. К тому же Максим, который очень долго просто терпеливо лежал на соседней кушетке, заворочался. Я закрыла рот, решив больше ничего не спрашивать. Сейчас я или сама все вспомню, или после мне все равно сотрут все воспоминания об этих людях, а потому какой смысл что-то узнавать.

Я удобнее расположилась на кушетке, всем своим видом давая знать, что я готова.

— Марина, твои воспоминания закрыты вот так же преградой, как я показал. Эта преграда как стена, которая разделяет тебя прошлую и тебя настоящую. Макс будет находиться по ту сторону стены. Все, что тебе надо, это довериться ему, и позволить провести себя на ту сторону. Ничего не бойся.

Затем неожиданно он сделал резкий жест рукой, приглядываясь ко мне, всматриваясь куда-то за меня. Так пристально, что мне самой захотелось обернуться.

— Странно, в твоей печати все же имеется прореха. Я готов поклясться, что раньше ее не было. Я не мог этого не заметить… Ладно, это только к лучшему, память уже возвращается к тебе, в твоей броне есть слабое место. Слышишь, Макс, веди ее к этому появившемуся окошку.

Тот кивнул. И Константин накрыл мне ладонью лоб, Кати включила какие-то тумблеры приборов, стоящих на полке, чуть выше монитора. Я просто лежала, думая, что же будет сейчас происходить. Но все мысли куда-то растворились, я лишь чувствовала жесткость кушетки, теплую ладонь на своем холодном лбу, слышала свое дыхание, наблюдала, как поднимается и опускается грудь. Вдох-выдох. Вверх-вниз. Через некоторое время я обнаружила, как что-то опустилось мне на глаза, или это мои веки закрылись? Я теряла ориентацию в пространстве, теряла ощущения в своем теле, его словно не было у меня. Легкость, невесомость и темнота. Дыхание я все еще чувствовала, когда услышала по — деловому сухой голос Кати: