Кряквы ещё спали, спрятавшись где то в полостях костей, покрытых свежими фиолетовыми потёками. На земле вокруг валялись перья. Юноша придирчиво оглядел их. Отобрав несколько прямых и жёстких, длиною с ладонь, он отправил их в короб. Охотник с пустыми руками не охотник. Но сделать оружие не так уж и сложно, главное, знать как. Правда и пальмы, и трава для этого не годились.

Поблагодарив уток за перья и зачерпнув напоследок горсть речного песка, Тарис забросил короб на плечо и направился на юго-восток, оставляя позади бесполезный скелет.

Чем дальше юноша уходил от родной деревни, тем сильнее менялся пейзаж. К вечеру его уже обступили сосны – высокие и прямые, как натянутый канат. Бурые стволы покрывал узор из слоящейся коры. Кроны уходили ввысь, сплетаясь в сплошное одеяло. Тенистый подлесок пропах прелой землёй. Дорога быстро затерялась в нём, спрятавшись среди густых кустарников и опавших иголок. Материалов было предостаточно.

Тарису повезло почти сразу – он наткнулся на молодой куст ночной ягоды с острыми листьям. Срезав побег у корня, юноша ножом соскрёб с него верхнюю тёмную кожицу. Затем взялся за концы и с хрустом скрутил, распуская жилистую сердцевину на длинные волокна. Оставалось только отделить их и скатать в тонкие верёвочки. Готово.

Нож тупить не хотелось, потому подходящее молодое деревце Тарис попросту сломал, помогая себе камнем. Затем он обстругал будущий атлатль, облегчая его, и для гладкости натёр поверхность песком. На одном конце юноша сделал углубление и крючок-упор для дротика. Другой снабдил засечками и обмотал верёвкой, чтобы рука меньше скользила. Инструмент вышел проще, чем те, которыми пользовались настоящие охотники, без грузика и колец, но работу свою должен был выполнить.

Теперь настала очередь дротиков. Как назло, все попадавшиеся ветки были или слишком короткими, или недостаточно гибкими, а то и попросту кривыми. Впрочем, последнее можно было поправить. Отобрав несколько более-менее подходящих заготовок, Тарис развёл костёр. В ожидании, пока робкое пламя распробует мох и сухие сучья, юноша извлёк из короба перья. Он разделил каждое пополам, проводя ногтем вдоль стержня, и подрезал ворс. Когда он закончил, огонь уже разгорелся. Одну за другой Тарис нагревал ветки над костром, медленно разгибая тёплое дерево руками, пока не получил пять дротиков. «Ровные, как горизонт над морем», – с гордостью подумал Тарис. Ножом он очистил их от коры, заострил и сунул в огонь, чтобы закалить. На концах, оставшихся тупыми, он вырезал углубления, подходящие к упору атлатля. Теперь оставалось только закрепить половинки перьев на древках при помощи смолы и плетёных нитей, и дело сделано.

Наложив дротик на атлатль, юноша отошёл от костра. Лес вокруг шелестел и клокотал, шуршал и перестукивал. Но эти звуки были или слишком далёкими, или совершенно несъедобными. И вдруг шагах в тридцати что то зашуршало. Тарис замер и отвёл атлатль, прижимая дротик пальцами. В тот же миг среди зелени мелькнули пестроватая шкурка и пушистая завитушка хвоста. Рука юноши сама собой метнулась вперёд. Закалённая палка пробила тушку крыги насквозь, пригвоздив её к земле. Будущий обед дёрнул сильными задними лапами, махнул длинным хвостом и затих.

Тарис довольно кивнул, поздравляя себя с первой добычей. Не моа, конечно, но для начала сгодится.

Боцман не одобрял, когда юнги заводили увлечения. «Силы должны уходить на учёбу и работу, – настаивал он. – Разбрасывая их на глупости, вы воруете сами у себя». Однако дети продолжали искать на пляже рогатые ракушки или ловить в лесу ящериц – чем уродливее, тем лучше. Своё хобби было и у Нилани. Она обрела его в день, когда Ваймари велел научиться думать. Девочка коллекционировала факты.

Нилани поражало, как мало сухопутные моряки знают друг о друге, даже если общаются каждый день. Особенно если общаются каждый день. Взять ту же Ханору. Она частенько беседовала с боцманом. Но вряд ли когда-нибудь показывала ему коллекцию ключей, которым нечего было открывать. Да если и показывала, то вряд ли заостряла внимание на одном из самых непримечательных – чёрном, с невидимой надписью и красным пятном причудливой формы. Сам же боцман был влюблён в легенды. Он мог часами описывать юнгам детали подвигов прошлого. Но никогда не стал бы докучать этим мудрой знахарке. Поэтому вряд ли Ханора слышала его версию истории о попытке освободить магию до Тау.

Казалось бы, и что с того? Подумаешь, очередной потерянный храм. Может, его и вовсе не существует – сочинители из предков горазды были приукрашивать. Серьёзный человек не станет травить душу мыслями о вещах, запрятанных за ядовитыми землями. И уж точно не заговорит о таком с гостем из соседней деревни. С последним вообще принято обсуждать исключительно доли в дани или здоровье общих родственников. Но Нилани всегда считала, что «серьёзность» переоценивают. Она запоминала любые факты просто из любви к коллекционированию. Ну, а потом ей повезло. Впрочем, что такое удача как не результат труда и упорства?

Это случилось года за четыре до её дня решений, аккурат перед временем дани. В то утро Нилани шла через главную площадь с охапкой лыка, которое ей поручили отнести плетельщикам. Сперва работа, потом урок. Сегодня юнг должны были учить пользоваться древними цифрами, поэтому девочка торопилась. Но тут увидела гостей.

Шестеро мужчин суетились вокруг волокуши. Это были метроники. Их дом – деревня М – находился всего в одном дне пути от побережья. Эту деревню нашли последней. Они могли бы иметь второй рот на макушке или ещё одну ногу, растущую из сгиба локтя, и не показались бы нормальному человеку менее странными. Их кожа была чересчур светлой, в именах всегда имелись одна-две лишнее буквы. Они жевали смолу и наносили знаки красными чернилами вместо чёрных. Поговаривали, раньше они вообще судьбы не носили, но в это уж совсем не верилось. Но самым удивительным была любовь метроников к тряпкам.

Каждый второй мужчина носил рубашку, будто малый ребёнок, а женщины заворачивались в отрезы ткани. Понять такое было невозможно. Плащ из шкуры в холодный сезон – это ещё куда ни шло. Но прятать судьбу под одеждой? Да ещё и в такую жуткую жару, когда даже юнги скидывают одёжку, чтобы окунуться в море? Впрочем, никто и никогда не видел, чтобы метроники плавали – в их судьбах даже не было соответствующей метки. Зато у чужаков встречалась татуировки, каких не увидишь на побережье. Нилани старалась рассматривать их, запоминая для своей коллекции. Но на этот раз она увидела нечто такое, от чего выронила охапку лыка.

Глаз. Кровавый глаз. Двойник того, что стоял на черном ключе.

Обладатель заветного знака, молодой мужчина с глазами цвета начищенного железа, как раз помогал своим соплеменникам разгружать волокушу с бочками. Метроники стаскивали их в общий дом, к прочей дани. Нилани знала, что не должна мешать. Плетельщики ждали лыка. Боцман скоро должен начать урок. Он обещал рассказать про цифры, которыми пользовались древние. Займёт это всего пару часов. Вот только метроники управятся ещё быстрее. А что потом? Если они и останутся на делёжку железа, то заночуют в одном из гостевых домов. Вот только юнгу туда не пустят! А даже если и получится прокрасться, то как Нилани найти одного незнакомого человека среди сотни гостей? Нет, это был её единственный шанс.

«Но как подойти? – подумала девочка, стискивая колючее лыко. – Как спросить, чтобы не прогнали?».

Оставив свою ношу в тени пальмы, Нилани подошла к волокуше. Бочки стояли рядами, как камни на волнорезе. Набухшее дерево пахло тухлой солью, из щелей сочилась желтоватая слизь. Пересиливая тошноту, девочка обхватила бочку руками и стянула с волокуши. Тяжесть дёрнула вниз. Жилы в руках и спине натянулись, загоревшись болью. Девушка закусила губу. Она уже почти решила отказаться от своей затеи. Почти опустила бочку на землю. Но тут услышала:

– Смотрите, какая бойкая личинка.

Метроники засмеялись. Смех у них был точно такой же, как и у мужчин с побережья: лай, в котором слышалось язвительное отрицание права юнги действовать или думать. Нилани сжала зубы и потащила бочку к сараю, шаг за шагом, под гиканье чаек и едкие замечания. Её ноги поднимали пыль, пальцы немели. Она чувствовала себя растянутой для просушки медузой. Но вот на девочку упала благословенная тень общего дома. Дверная рама проглотила её, отсекая от насмешников. Ещё два шага. Ещё один для верности. Нилани ухнула бочку на пол и в изнеможении повалилась на неё, задыхаясь. Крышка под её весом съехала на бок, в нос ударила вонь.