«Я пропаду. И они сделают из меня пример. Выйдет хорошая сказка, учащая детей покорности».

Нилани глубоко вздохнула, вспоминая свой последний вечер в детской хижине. Остальные девушки уже сопели в своих гамаках, а она всё не могла уснуть, лежала, заложив руки за голову, и смотрела на отблеск белого света на стене. Его отбрасывал маяк, как и всегда убеждая чудовище, что его данники живы. Пламя никогда не колыхалось, несмотря на усиленные старания ветра. Ветер. Чем он пах? Солью с нотками гари. Море. Север. Ноги сами понесли Нилани по узкому проходу. И, о благословение, на каменном подоконнике она нащупала гладкий прямоугольник. Её пальцы, казалось, ощутили невидимую надпись. И красный глаз с крестообразным зрачком был на месте.

И тут в хижине вспыхнуло солнце, ослепившее девушку:

– Ты меня обманула.

– Это ваш новый дом, – боцман приподнял занавесь над входом в хижину и сделал жест рукой, приглашая детей в тёмную неизвестность. – Отныне и до самой смерти.

Новоиспечённые юнги переглянулись. Затем один за другим забрались внутрь. Имаити шёл последним, мелко дрожа. Но не от страха, нет! Если вчера ему, недоростку, ещё можно было прятаться за материнской юбкой, то сегодня он стал настоящим человеком. В пять лет уже пора взрослеть. А мурашки, бегавшие по спине, – это так, глупости. Просто непривычная одёжка колет. Рубашка была ему велика и постоянно сползала. «Ничего, маленькая чайка, – успокоили матери, когда увидели, что промахнулись с размером. – Дорастёшь».

– Завтра мы начнём тренировки, – напутствовал боцман. – Так что выспитесь хорошенько. Это ваше первое задание.

Занавесь упала. Стало совсем темно. Только луны заглядывали в окна. Ночь – дикое время, когда магия лезет из каждой тени. А незнакомых теней в хижине хватало. Длинная комната была поделена на две части: левая оставалась свободной, а правую дробили перегородки, образовывавшие маленькие комнатки-отсеки. Дети знали, что в каждой висит гамак. И, возможно, прячется чудовище. Опасливо озираясь, юнги разбрелись по своим новым углам. Имаити достался тот, что находился ближе к входу. Стена над гамаком была изрезана мальчишками, жившими здесь до него. Слова, значений которых юнга не понимал, хотя их и учили читать. И рисунки. На самом примечательном – человечек из палочек и кружков пронзал палкой нечто, напоминавшее курицу.

«А что, хорошее место», – подумал Имаити. Он уже хотел забраться в гамак. Но тут заметил кое-что под своей новой постелью.

Присев, юнга вытянул на свет туго набитый короб. На крышке прощупывался знак. «Подарок». Вот только рядом стояло не его имя, а… Имаити отдёрнул руки, будто их обожгло. Его мир тряхнуло. В животе набухли камни. Ещё удар сердца, и из них вывелись ледяные ящерицы, которые разбежались по рукам и ногам.

На крышке короба стояло имя мертвеца.

Боцман ушёл, так что посоветоваться было не с кем.

«Выброшу!» – мелькнуло в голове у мальчика. Он даже потянулся к злосчастной штуковине, но всё таки передумал. Вещь то была не его. Затолкав короб обратно, Имаити лёг в гамак и, подтянув колени к груди, попытался следовать совету боцмана. Но как тут заснуть, когда знаешь: к тебе в гости придёт труп. Или чужак. Юнга не совсем понимал, когда один становится другим. Может, он узнает завтра, на первом уроке. Конечно, если доживёт.

Занавесь с шорохом открылась, впуская ночной воздух, и упала на место. В темноте хижины прошлёпали шаги и остановились рядом с гамаком. Имаити осторожно приоткрыл один глаз и увидел скрючившуюся тень. Она вытащила короб. Откинула крышку. Ничего страшного не произошло – значит, это и был хозяин подарка.

«Расскажу – не поверят», – подумал мальчик, продолжая наблюдать за чужаком. Тот вытянул из короба длинный отрез ткани и несколько раз обернул его вокруг пояса. Снова сложился пополам и извлёк что то, состоящее из плотного зелёного тумана. Оно остро блеснуло в лунном луче. «Нож!» – догадался Имаити, обмирая от ужаса. А может, и что похуже. Чужаки в легендах пользовались причудливыми штуками, протыкающими людей звуком или сжигающими светом. Мальчик попытался осознать, что сейчас умрёт. Но мысль подошла ему ничуть не лучше, чем глупая рубашка.

«Нет. Нет. Не так. Не сегодня!».

Зубы Имаити стучали. Однако он чувствовал себя героем, совсем как смелый охотник, вырезанный на стене. Собрав все накопленные за жизнь силы, мальчик сжал кулачок и, рывком сев, тюкнул чужака по темечку.

– Ох!

Если бы это была легенда, то тень развеялась бы на месте, не выдержав его храбрости. Но чужак лишь хрюкнул и легко отпихнул мальчика. Блеснул нож – это всё таки был самый обычный нож, какие делают для себя охотники. Имаити ожидал удара. Но вместо этого последовало лишь тихое восклицание:

– Ты чего, сдурел?

Мальчик оглядел мертвеца с ног до головы. И выдохнул:

– Ты похож на Тариса.

– А ты похож на пугало, – парировал чужак. – Спи давай.

«Да уж, – подумал Тарис, потирая затылок. – Боцман не зря учил, что детский глаз не обманешь».

А Имаити всё не унимался.

– Это не я оставил подарок, – шепнул он. – Чужакам нельзя давать вещи.

Искренний ужас в его голосе заставил юношу улыбнуться. Его охватила тёплая снисходительность, какая может возникнуть лишь при виде наивности юности. И только у человека, умудрённого шестнадцатью годами. Он тоже был таким, хоть и в прошлой жизни.

– Чужакам помогать нельзя, – будто попугайчик, повторял Имаити. – За это наказывают.

– Конечно, наказывают, – согласился Тарис, ухмыляясь. Его до сих пор охватывал восторг от этой маленькой хитрости. А ведь её придумала Нилани.

«Главное, понимать правила, – объясняла девушка. – Знахарки это знают. И капитаны тоже». Нилани всегда знала, как поступить. Зачем же она так сглупила сегодня? Улыбка Тариса померкла.

– Юнга, который собрал эти вещи, уже мёртв, – растолковал Тарис мальчику. – А с трупа какой спрос?

Личико Имаити застыло. В полутьме большие глазёнки были похожи на два бездонных колодца, на дне которых сверкала вечность.

– А-а, – протянул он, будто действительно что то понял. Но потом спросил о другом. – Ты правда будешь охотиться на моа?

– Угу, – подтвердил Тарис.

– И где его найдёшь? – продолжал допытываться малыш.

– У границы мира, – вынув тыквенную фляжку, Тарис постучал по её днищу, проверяя, не рассохлась ли. – Так говорил Дугал.

Имаити свесился с гамака, путаясь в рубашке, и заглянул в короб. Внутри были только кипятильные камни и трут. А также три длинные щепки из нефрита; заострённые с одного конца, плоские и дырявые с другого.

– Это что? – полюбопытствовал мальчик.

– Никогда не видел, как мамки шьют? – огрызнулся Тарис куда грубее, чем намеревался. – Или боцмана плохо слушал? «На заре времён мужчина придумал иглы и вручил их женщине».

– Трудно такие сделать? – полюбопытствовал юнга.

Тарис вынул палочки и покатал их на ладони.

– Это тоже был подарок. Да вот не сложилось, – он сжал кулак.

Крак. Боль впилась в пальцы. Но куда больнее была вспыхнувшая следом мысль: «И почему она мне не сказала!?». Тарис глубоко вдохнул. Ничего. Когда весь этот бред закончится, они с Нилани ещё поговорят. Но пока нужно думать о моа. Иначе девушке останется только махать ему с косы, когда чудовище будет хрустеть его костями.

– Сломалась, – раздосадованно протянул Имаити.

– Плевать, – будущий охотник отшвырнул обломки в угол. – Это тоже труд мертвеца.

– А-а.

– Если рубашка слишком длинная, её можно подвязать. Попроси рыбаков. У них всегда есть верёвки. А теперь спи давай!

Тарис закинул короб за спину и вышел из хижины – родной и странно-чужой одновременно. Имаити проводил его взглядом. Затем откинулся на спину и положил руку под щёку. Теней он больше не боялся и скоро уже сладко посапывал.

За деревней текла речка. А из холма у её берега торчали кости дохлой рыбы-лодки. Земля исторгла этот скелет много лет назад, когда зарядившие дожди размыли грядки, унеся в море пятую часть будущей дани. Следующие несколько месяцев люди трудились как проклятые, жевали безвкусную сорную траву и недобро поглядывали на полый клюв и покатый бок неведомого зверя, торчащий из земли. Волнистая черная шкура переливалась на солнце, но её красота никого не трогала. Если бы она оказалось железной, обмен ещё можно было с натяжкой назвать справедливым. А вот скользкий камень хоть и можно приспособить в хозяйстве, но урожая он точно не стоил. Сообща моряки решили, что земля их обманула. И Ваймари распорядился не трогать оскорбительный подарок. Он так и остался лежать в одиночестве и презрении, пока не порос вездесущими сорняками. И тогда местечко облюбовали утки. Их то Тарис и решил навестить.