— Тогда он ближе к млекопитающим, чем к высокоразвитому, чуждому интеллекту, — усмехнулся Павил.
— Все эти непонятные монологи, нелепые попытки общения, — гусеница вилась в её руках, но продолжала сохранять свою форму интеграла, будто лента Мёбиуса, разрезанная пополам. В этой виртуальной вселенной была возможна любая топология, любые допущения пространства Римана и Минковского. — Всё же в этом был смысл.
— Тогда это всё компиляция, ведь так? — Павил обратился к Леклерку. Ветер трепетал кучерявые волосы.
— Компиляция чего? — удивилась Аманда.
— Компиляция человеческого мира. В понимании ИИ.
— Я не знаю, — ответил Леклерк. — Если и так, то это лишь малая часть того, что было утрачено, когда он покинул нас. Мне ведь досталось не больше восстановленных пятнадцати процентов его мозга, грубо говоря.
— Здесь была пустота, — Павил изучающе провёл взглядом линию горизонта, переводя внимание выше, на голубое небо, на облака, на сферу. — Вначале ничего не было. Пустота. Та пустота, которую мы видели ранее. Насколько же он был одинок, что пытался скомпилировать наш мир.
— Не думаю, что ты можешь понять его. Понять то, что было на уме искусственного разума.
— Я не хочу вдаваться в антропоморфизм. Не сейчас. Считай, что я фантазирую, — Павил пошёл по траве, пытаясь ощутить её тяжесть, то, как она преломлялась под ним, как ветер заставляет её клониться. Очень хорошая симуляция. — Я и не хочу понять. Но мне хочется пофантазировать. Представить, что же всё-таки им двигало. Этот мир похож на место на Земле, если бы такое существовало. И всё же, различия слишком бросаются в глаза. Эту иллюзию невозможно спутать. Я сужу по тому сету, в котором мы общались, когда я был на Янусе. Ты создавал сеты из мощностей Андана, из его разума, но, наверное, никогда не думал, что получаешь уже готовые образы. Как образы в наших аксонах. В виртуальных аксонах огромной нейронной сети, способной на саморазвитие.
Леклерк даже не пытался указать зазнавшемуся физику место в программном мире, понимая, что тот прав. Действительность всё это время была у него под носом, но Леклерк так был поглощён восстановлением ИИ, что не заметил той части машины, которая всё же была жива.
— Если это компиляция Андана для самого себя…
— Она для нас, — перебил Аманду Павил. — Для тех, кто смог бы проникнуть в его мозг.
— Если это компиляция для нас, то что тогда там, — она указала пальцем в небо, на сферу.
— Кто знает, — сам себе улыбнулся Леклерк.
— Нам ведь не обязательно было так далеко заходить? — Павил посмотрел на сферу, на её искажённую периферию очертаний. — Мы ведь могли подключиться к Андану ещё в той системе, в которой мы изначально и оказались.
— Могли.
— Но ты так боялся не успеть посетить вершину горы, что решился сделать это сейчас.
— Зато здесь мы лучше всего подключены к Андану. Может, мы всё-таки не в его голове, но, может быть, в его сердце? — Леклерк раскинул руки по сторонам, растягивая прозрачное окно, появившееся в его руках из неоткуда. В окне побежали строки кода, норовящие выбежать за пределы прямоугольного периметра. — Мы можем приступать.
Изменения в системе отобразились на экране девайса Бао, подсвечиваясь новообразовавшимися символами и значениями. В этот момент он уже сидел в кресле в зале контроля, окружённые аппаратурой и мониторами. Слева от него открылось окно иллюминатор, направленное в сторону Сатурна. Защитные ставни ушли внутрь Андана, открывая перед Бао вид солнечной стороны газовой планеты. Кольца, уходящие ниже из-за наклона, сияли своим очарованием, отражая лучи солнца. Далеко-далеко, на навигационном экране, подсвечивался Альтаир, белый субгигант в созвездии Орла, от которого навигационная линия сетки тянулась до Таразеда. Западнее созвездия Орла граничило созвездие Дельфина. Куда бы не упал глаз Бао, везде он видел звёзды и созвездия, и их линейные переплетения. Но интересовал его только Сатурн.
Не было такой команды, которую невозможно было бы осуществить дистанционно, не влезая в процессор Андана. Это знал Бао. Знал и Леклерк. Но тот хотел видеть всё своими глазами, воочию. Иронично. Единственный программист высшего эшелона здесь, на Андане, предпочёл для себя визуализацию процесса, нежели холодный программный текст кода. В этом были и своим причины, довольно нетривиального характера, более относящиеся к области практики, нежели теории. Не просто так Леклерк боялся включать Андан, пока они находились в одном космическом пространстве с «коробкой с крыльями». «Дилемма заключённого в рамках иных цивилизаций». Так он это называл. Причина, по которой ИИ попытался спалить объект, а объект ответил тем, что попытался уничтожить шаттл вместе с Бао на борту, оставалась неизвестной. Она и останется неизвестной. И никакой подход Павила это не изменит. Это совершенно не человеческого ума дело. Но почему бы не попробовать?
Всё, что происходило внутри разума Андана, куда погрузились Леклерк, Павил и Аманда, для Бао выглядело не живее алгоритма, встроенного в аналоговый калькулятор. Существует сервер, к которому подключаются удалённые юзеры. Вот и всё. Хотя в какой-то момент паттерн алгоритма и изменился, и в него включились новые, до этого не существовавшие значения, общая суть, общий концепт не изменился, не подвергся деформации или переработке.
И когда появилась команда перекалибровки главной антенны станции, рука Бао уже лежала на прозрачной рукоятке манипулятора джойстика, выводимого в дополнительной реальности. Трехмерный прицел захвата, фиксирующий положение джойстика и передающий его на механизм антенны, лёг на руку Бао. Оставалось лишь направить в нужное направление. Автоматика осуществляла наведение сама, с точность, недостижимой для человека, но Бао наблюдал за процессом, контролируя его, оказывая помощь, если такая потребуется.
Почему Леклерк просто не отогнал станцию в другую область? Туда, где бы она не достигла объекта? За пределы Титана. К Нептуну. Пускай процесс транспортировки занял годы и вызвал негодование со стороны Компании, но так было бы безопаснее для дальнейшего исследования остатков разума ИИ. Всё дело было в сомнении. Так считал Бао. Сам Леклерк, последний из энтузиастов данной эпохи, потерял веру в успех. А Бао потерял ещё раньше, но боялся сам себе в этом признаться. В итоге Леклерк зацепился даже за самый абсурдный вариант, пытаясь балансировать между своей душой ускоряющегося, возможным профитом от сотрудничества с Компанией и попыткой найти, открыть для себя, что-то новое, чем должен был стать объект. И теперь все векторы направлений сходились в одну точку, точно так же, как прицел навигационного компьютера пересекает прямые, фиксируя их на отдалённой точке Сатурна, выплывающей из его ночной стороны.
Даже сама вселенная благоволила им. Ками, как раз, вылетал на дневную сторону, в нужный момент времени. Никакой задержки. Навигационный компьютер поймал объект в свои сети. Бао физически ощущал, как громадный диск антенны, со своим собственным градиентом, под механической силой, меняет свой угол обзора, прицеливаясь на «коробку с крыльями». Квантовый адреналин побежал по кровеносной системе Андана, приводя его в активное состояние, пробуждая от древней спячки, от программного анабиоза. Сердце Андана ожило ранее, и теперь оживал его мозг, выходя из коматозного состояния. По телу Бао пробежал лёгкий электрический заряд, словно миллиарды букашек, решивших мигом пройти сквозь тело инженера. Он чувствовал себя одним целым с машинным разумом. На экране моргнули статистические помехи, а за ними появилось окно передачи информации, официально подтверждающее начало передачи информации Андана в сторону Ками. Термоядерные силы станции наращивали мощь, а термогенераторны, покоившиеся на внешней оболочке станции, начали нагреваться. Разум пробуждался.
Тайлеру удалось уговорить не только Вайсс покинуть её медицинский отсек, но и надеть скафандр. Вместе они уселись напротив обзорного экрана, переместив стулья поближе. Огромная сфера Сатурна, освещённая солнцем на восемьдесят девять процентов с данного ракурса, удивляла своей желто-бело-охровой красотой. Тёмная часть, на которой сейчас была ночь, полумесяцем пыталась слиться с бездной вселенной, но маленькие белые точки, светящиеся в ночи мотыльки, выдавали её. Кольцо, похожее на небрежно разлитые оттенки серого и чёрного, прорезало Сатурн на две части, искривлённой тенью падая на его поверхность, за маленький кусочек нижней части планеты, где начинался южный полюс, подсвечивался сине-голубым светом сияния. Восточнее, противопоставляя себя вселенной, проходила грязная линия Млечного Пути, растянувшись на всю длину обозрения, уходя за пределы видимости.
