Павил отрицательно помотал головой.

— Это мышление исксина. Ну, я так думаю, — Аманда пожала плечами.

— Пытаешься научиться с ним общаться? Хочешь, чтобы он обратил на тебя внимание. Что ж, твоё право.

Павил хотел отвернуться и вновь обратить свой взор в зазоры в непроглядной темноте, когда Леклерк вновь материализовался рядом с ними. Ускоряющийся посмотрел в сторону Аманды, спрятавшуюся за стеной из белых нарисованных знаков.

— Почему так долго? — Павил высказал то, что вертелось у него на языке.

— Меня не было всего лишь пару минут.

— О?

— Полторы минуты, если быть точным. Время субъективная штука, не считаешь так, Павил? Особенно там, где оно не следует за изменениями в материи.

— Интересная идея. Стоит записать. Кстати, мы тут, как бы, парализованы. Ходить то можно?

— Значит, это правда, что ускоряющиеся стремятся поглотить как можно времени? — произнесла Аманда. — Будто тысячи лет субъективного времени для них пролетает за наши несколько лет?

— У каждого по-разному. Зависит от личных предпочтений каждого ускоряющегося, — Леклерк разглядел следующий вопрос Аманды, предвещая его. — Да, я люблю побольше времени проводить в виртуальном мире. Преимущественно здесь. Хотя оно — Зазеркалье — и не выглядит так прекрасно, как сейчас. Обычно это угасший мир, без явных признаков жизни, как сейчас. Вы ведь чувствуете? Жизнь. Чужой разум, противопоставленный человеческому на одной шкале, но на разных её концах. И да, двигаться здесь нельзя. Здесь можно перемещаться.

Тело Леклерка, словно безмассовая величина, переместилась перед, без каких-либо движения оторвавшись от места.

— Это напоминает фокусирование, с которым вы работали в АэРке. Всё, что вам нужно — это смотреть прямо и захотеть пойти, как в реальности. Как если бы вам захотелось встать с дивана ещё до того, как вы сделаете это.

Павил первым сделал движение. Он почувствовал, как его переносит прямо. Не быстро, но сродни полёту во сне.

— Чтобы остановиться…

— Да, — перебил его Павил, — я понял, — он захотел остановиться и остановился.

— Значит, Андан действительно читает наши нейронные импульсы.

— Частично. Читать мысли он не умеет. Никто не умеет. Слишком сложная система. Даже для супермозга. Всего-лишь сканирует частями мозг. Даже не весь неокортекс или рептильный мозг, а лишь небольшие паттерны.

— Как если бы мы были алгоритмами, — Павил развернул своё тело лицом к Леклерку. Тот устало улыбнулся.

— И да, можешь даже не пытаться, Аманда.

— Почему это?

— Для Андана твой математический анализ и останется математическим анализом. Не более. Может ИИ и состоит из систем императив-неимператив, алгоритм и неалгоритмия, но это не делает его подобием аналогового компьютера. Его нейронные связи не биологические, но и не полностью машинные. А математичка для него — просто аппарат, не более.

Аманда раздражённо опустила руку с мелом. В следующее мгновение мел исчез из её руки. Аманда пролетела сквозь стену вычислений, которую тут же смысл с невидимой доски дождь.

— И куда дальше? — поинтересовался Павил, осматривая изменяющийся фон. Линии пересекли изгибающиеся очертания синусов цвета фуксиии, вырисовывая сложной формы картину, не способную вписаться в рамки адекватного мира, находящегося по ту сторону экрана обруча.

— Есть одно место. Я называю его пик. Что-то, похожее на квинтэссенцию программного разума.

— Что-то типа центрального процессора? — спросила Аманда.

— Что-то типа того. Я никогда там не был. Но всегда хотел.

— Я так понимаю, нам нужно двигаться вверх? — Павил кивнул в небесную темноту над своей головой, в пустом пространстве которой чайки-линии танцевали свои бессмысленные хороводы.

— Здесь нет верха. Разве ты не понял? — усмехнулся Леклерк. — Нет низа, нет лева или права. Только относительно нашего восприятия. Я могу стоять справа от тебя. Аманда слева от меня. Но в конечном итоге, мы всего лишь точки на линеаризации. Как ты представляешь себе спираль?

— Как особый случай логарифма?

— Может и так. Спираль в фазовом пространстве. Всегда двумерная, если смотреть внутрь.

— Но, если перенести её в…я начинаю понимать, — Аманда осмотрелась.

— Что же, двигаемся.

— Значит, прямо? — Павил посмотрел на неявную линию горизонта, словно она не уходила в периферию, а разделяла необъятный прямоугольника на две равные части, поднесённые к глазам Павила. Настолько поле зрения здесь было чуждым для полного осознания данного мира.

— Только прямо.

Чем дальше их тела переносились по математическому пространству, тем более сильно искажалась картинка для Павила. Нет, она не теряла чёткости и не проваливалась в фракталы, полигональные артефакты или сгорающие пиксели монитора, но изменялись пропорции, как если бы угол поля зрения глаза увеличился, и периферия начала бы вытягиваться вперёд, хотя ничего бы в реальности из этого не происходило. В какой-то момент абстракция перестаёт быть абстракцией, становясь явью. Человек может привыкнуть ко всему, ко всему адаптироваться. И Павил начинал привыкать к данному миру, принимая его таким, каким он и являлся — алогичным, непоследовательным, полным парадоксов и хаоса. Прямо как и любой человек. В конце концов, даже создатели разума исксина были людьми. Глубина в тёмной пустоте больше не пугала. Она продолжала нарастать по мере прошедшего времени, затраченного на перемещении вперёд и только вперёд.

— Ты сказал, что раньше не бывал на этом…как его…пике? — поинтересовалась Аманда. И пускай Леклерк описал, что всё происходящее здесь — не более чем отрезки на двумерной прямой линии, Павил не мог выкинуть из головы обычные ориентиры, и Аманда находилась по левую его руку, чуть позади. Её тело, также, как и его, бесшумно скользило по пространству разума Андана. Стая чаек сопровождала группу, следуя над вторгшимися гостями. С разной скорость, то догоняя тех, то отставая, однородные линии продолжали слаживаться в геометрические фигуры. Только теперь они не стремились сразу же распасться на составные компоненты, а задерживались в своих новых, собранных формах какое-то время.

— Это теоретическое пространство, — ответил Леклерк.

— Так его не существует? В смысле, может не существовать?

— Нет, оно точно существует. Я образно выразился. Это то место, где сходятся все потоки данные Андана. Сходятся в один единственный сложный клубок. Я никогда не видел глазами это место. Но я знаю, что оно существует. Там, впереди.

— Звучит, словно ты совершаешь паломничество в святые для тебя земли.

Леклерк ничего ей не ответил.

Мир начал изменяться, отчего Павил едва не потерял дар речи. Геометрические фигуры и линии остались позади. Волны исчезли с лица мира. Оставался лишь математический дождь из цифры, перерастающий в ураган. Темнота поглотила их, и единственным освещением оставались те самые цифры, завывающие в сложных потоках турбулентности. Павил инстинктивно прищурился, как если бы он вышел в метель на улицу, а множество снежинок мешали ему увидеть перед собой. Он едва удержался от желания прикрыть рукой лицо.

— Мы замедляемся. Чёрт, — выкрикнула Аманда. — Мы теряем скорость.

— Нет.

— Что нет?

— Тебе кажется, — ответил ей Леклерк.

— Нет, не кажется. Я…я чувствую это. Меня что-то отталкивает. Как поток воздуха.

— Здесь нет никакого воздуха.

— Тогда почему мы замедляемся? Я едва вижу что-то через этот шторм цифр.

— Потому-что там ничего нет, — сказал Павил.

— Что?

— Ничего нет впереди. Поэтому и не видишь. Ничего кроме цифры.

— Тогда куда мы движемся?

— Мы не движемся. Мы прорываемся.

— Вперёд, — поддержал Леклерк.

— Мы не движемся, потому что нам некуда двигаться. Мы в тупике, ведь так, Леклерк? — Павил повернул свою голову в сторону программиста.

Леклерк прищурил глаза. Он был едва заметен в этой непогоде из цифры, на фоне абсолютно пустого пространства.

— Мы на месте.