Эридан зажмурился и уткнулся наемнице в плечо, тихо всхлипывая. Эльфийка сдвинула пепельные бровки, ибо слова юноши ее испугали. Лекс Грозовая Стрела! Ее наняли, чтобы она отыскала этого мальчишку в Горгано и совершила бесчестный поступок. Но она спасла его — сделала так, как велело ей сердце, и не жалела. А теперь выясняется, Лекс был учеником Алиана и вдруг зачем-то понадобился принцу темных эльфов.

— Странно, — размышляла она вслух. — Захват Эбертрейла, твой допрос, Лекс Грозовая Стрела, Лунный город и всюду всплывает имя Его Высочества Брегона. Тебе не кажется, все это как-то связано?

Юноша коротко пожал плечами. Дар предвидения, который изредка в нем проявлялся, после пыток и унижения замолчал, точно запечатанный в просмоленную бочку, брошенную на дно Заокраинного Моря.

Облако соскользнуло с луны — холодный серебряный свет пролился на рельефные луга и хмурые леса, разбавив ночную черноту красками серебра и белого золота. Засверкали листья зверобоя под огромным сухим пнем, изъеденным временем и жучками. Заискрились черные плоды волчьей ягоды, рассыпанные меж шиповниковых веток. Из зарослей душицы взметнулся веселый рой светлячков.

Лебедь осторожно приобняла Эридана, поцеловала в макушку и бодро сказала:

— Ладно, теперь займемся твоими ранами.

Но вдруг ночная мгла стала заливаться цветом ранней зари — насыщенно бардовым, как дорогое вино из южных стран. Из рябиновой рощи с тревожным криком взмыла стая соловьев. И по земле потекла кровавая тень.

Воительница и ученик чародея подняли головы и застыли, завороженные преображением ночного светила. Сталь луны отлила ледяным огнем и изменила цвет. До селе бледноликая, на глазах она превратилась в пылающий красный шар.

— Знак беды, — напугано сказала эльфийка, выскальзывая из объятий юноши. — Нам надо уходить, как можно скорее. Я осмотрю раны позже.

Наемница поднялась, спрятала маску Белого Лебедя за пояс; заплечные ножны с клинком перекинула через плечо и застегнула серебрящиеся алыми отсветами пряжки на груди, еще раз оглядела залитую кровавой тенью поляну и протянула ему руку:

— Уходим, Эридан.

— Ну, рассказывай, ты убила короля? — Его голос отдалялся и топ в громком кузнечном стрекоте и грозном шепоте ночного ветра.

Две тонкие изящные фигуры, взявшись за руки, быстро растворились в ночной черноте подобно сказочным миражам, таявшим по утру в жарких песках Ашарана. Погоня, затеянная темными эльфами, успеха не принесла — с рассветом Белый Лебедь пропала. Как Тьма, коей ее и считали.

* * *

Каменный Сад сложили на краю небольшого, но высоко земляного мыса из бесформенных блестящих валунов, оградив низеньким металлическим забором еще во времена первых эльфийских королей. На юго-западе, в низине, простиралось Черноземье, сокрытое густыми туманами; на востоке, в свете луны, блестела извилистая нить — русло Этлены; на севере, в зелени ореховых чащ, лежало королевство древесных цвергов Льдарри. В просветах мшистых кедровых крон просматривались каменные руины одного из их пограничных городков — Лелевелы. Когда-то город полный народа, процветал, но сумрак, в котором поселились ведьмы, подступил к Лелевеле вплотную. Низкорослые и серобородые цверги не пожелали жить бок о бок с проклятыми созданиями и отошли вглубь королевства — подальше от мрачного и непредсказуемого соседа, промышлявшего черной магией и кровавыми ритуалами.

Именно сюда (через скалистые пустоши Фэр'айо) солнечных эльфов, освобожденных из подземелий Мерэмедэля, привел среброшерстный волк Призрак. Они шли всю ночь, не останавливаясь и не ропща. Возглавить поход вызвался молодой воин Люка, нареченный Янтарный Огонь. Очень худой, с суровым лицом, но добрыми синими глазами, исполосованный ранами и ссадинами, он подходил на роль предводителя, как нельзя лучше. Он часто останавливался, чтобы удостовериться в безопасности похода, осведомиться — нужна ли кому-то помощь или просто ободрить добрым словом и улыбкой.

Высокий (выше всех почти на голову) золотоволосый Люка шагал рядом с волком на север. Лужи сверкали стальными щитами, словно кусочки зеркал, каменистая почва чавкала и больно колола босые эльфийские ноги, неясные пугающие тени метались среди камней, а черные мысли давили и мучали. Напряжение не отпускало с того момента, как они пересекли границу Каменного Сада.

Эльфы обогнули синюю гряду и оказались перед идущей вверх тропой. А поднявшись, обнаружили то, к чему так долго стремились.

— Ведьмин Вяз, — выдавил Люка. — Пришли.

Солнечный эльф обернулся к растянувшейся по склону цепочке и крикнул:

— Белый Лебедь наказала ждать здесь и пообещала вернуться с рассветом! Располагайтесь! Но костров не разжигайте! Знаю, что холодно, но придется потерпеть!

Красноглазый волк рыкнул, мотнул снежно-белым хвостом и потрусил прямиком к проклятому древу. Под шерстью хищника, сверкавшей масляным серебром, бугрились твердые и мощные мышцы, и Люка невольно передернул плечами — не хотел бы он однажды стать врагом этого жуткого и бесстрашного зверя. Волк, меж тем, не проявляя ни капли страха, обошел овеянный дурной молвой вяз и улегся под ним, опустив массивную голову на передние лапы, широко зевнул и задремал.

Ведьмин Вяз показался Люке «нехорошим» еще на подходе. От него веяло холодом и чужой болью. Хочешь, не хочешь, а в старую легенду о том, что в вяз замуровали ведьму — возьмешь да и поверишь. И все же, признался Люка, он ожидал от вяза нечто большего, может бус из черепов на костлявых и тощих ветвях, или мертвецов, разбросанных по Саду вместо стражей или еще чего хуже. Вместо леденящих душу картин, на фоне ясного звездного неба он увидел толстый рассохшийся ствол с кривыми изломанными сучьями окаймленный грудой волшебных камней. Слева нависал валун, казавшийся огромной безглазой головой древнего великана, справа громадный камень топорщился черно-синей тенью величественной башни. Люка удивился, там и сям в свете близких звезд чудились образы оживших существ: рыцарь на благородном коне, затаившийся перед броском дракон, гордая птица, парящая на облаке, древняя полуразрушенная крепость, бороздящий морские просторы корабль с надутыми парусами.

С юга веяло грибами, орехами и дикими травами. Вдохнув опьяняющий аромат, Люка потянул гибкое худое тело и принялся блуждать по Саду глазами. Подходящий валун в виде свернувшегося клубком кота подвернулся почти сразу. Не дожидаясь приглашения, он привалился к нему спиной и вытянул горевшие огнем и стертые в кровь ступни. Из тюрьмы бежали — кто в чем, некоторые в таком скудном тряпье, что те едва прикрывали нагие тела. В плену было не до приличий. Вот доберутся до нового дома, там и приведут свою утонченную эльфийскую стать и неземную красоту в порядок.

Ночь текла неторопливым пением ветра. Звездное небо затянуло туманом, и луна оказалась окружена золотым светящимся ореолом. Откинув голову на камень, Люка посматривал, как светило просвечивало сквозь призрачную вуаль и медленно засыпал. Далеко-далеко звенела хрусталем северная река, под боком шумели душистые кроны ореховых чащ, по голым камням шелестели босые эльфийские ступни — в глубокой печали и тяжелом отчаянии эбертрейльцы устраивались на ночлег. Не слышалось легких журчащих голосов, не лился ручейком смех, не плелись беседы звучанием весенних ветров. Эльфы скорбели и скорбь их была необъятна и неутолима.

Дрема сморила Люку, и сквозь сон он услышал тихую и грустную, как капли холодного осеннего дождя, песню.

Ночь темна, но враг темней,

Ночь страшна, но враг страшней,

В поле одинокий воин бредет,

Под уздцы коня своего ведет.

На войну спешит братец эльф,

Наточил клинок, пригубил он эль,

Не вернутся уж в отчий дом ему,

Чует братец эльф, сгинет в том бою.

Глянул месяц — брат из-за серых туч,

Хлынул златый свет, посветлело чуть.

Братец эльф спешит на войну… войну,

Не вернутся уж в отчий дом ему…

Убаюканный мелодичным эльфийским напевом, Люка крепко уснул. Его разбудил тихий шелест двух юных голосков. А вокруг стояла ватная тишина, ни шума ветра, ни звона реки, ни стрекота цикад, — будто весь мир вымер.