— Вот бы взглянуть хоть одним глазком, как цверги отливают свой знаменитый хрусталь, — звенел первый голосок.

— Да, наверное, это интересно, — нехотя соглашался второй трелью колокольцев.

— Так, чего мы ждем? Лелевела в полумиле отсюда. Вон, даже каменные башни виднеются между деревьев. Давай, сходим туда и поглядим, что осталось от их пограничного города. Вдруг найдем там осколки хрусталя.

— Что ты с ними будешь делать? — Удивлялся второй.

— Сидя в тюрьме исчадий ночи, я слышал, как они говорили, что цельный кусок льдаррийского хрусталя ценится так же дорого, как ограненный бриллиант, — тихо прозвенел первый. — А еще они говорили, что даже за осколки такого хрусталя можно выручить хорошие деньги. Любой торговец или купец охотно его купит, а в орочьей провинции Сторм, сказали они, их иногда меняют на породистых ажинабадских кохейланов или аллеурских хадбанов и маанеги. Ну… идем?

— Не знаю, — замялся второй, звякнув холодком. — Цверги потому и забросили Лелевелу, что к городу вплотную подступила тень Черноземья. Теперь там хозяйничают ведьмы.

— Глупости, — тихо рассмеялся первый. — Вон она, друг. Ты видишь хоть одну остроконечную шляпу? Вот и я не вижу. Мы сидим у Ведьмина Вяза полночи, и еще не одна тварь не бросилась на нас с той стороны. Бояться нечего. Пойдем, пока не вернулась Белый Лебедь. Когда нам еще выпадет шанс обзавестись кусочком льдаррийского хрусталя, Брэм?

— Ну, ладно, — звонко вздохнул Брэм. — Уговорил. Пошли.

— Далеко удумали идти, умники? — Голос Люки разразился в тишине Сада подобно громовому эху.

Двое мальчишек разом охнули и застонали — Люка схватил нерадивых эльфов за острые уши и оттянул вверх.

— Отпустите, лорд Люка…

— Отпустите, мы это так…

— Мы не собирались идти, честное слово!

— Ну, конечно, не собирались, — зло сказал негласный вожак.

— Отпустите, больно, — взмолился первый.

— Как вас зовут? Где ваши родичи?

Солнечные эльфы, устроившиеся на камнях и голой земле, проснулись от криков.

— Мое имя Элфер Ночной Змей. Родители погибли при штурме Эбертрейла, — признался первый.

— Я Брэм Поющий Лук. Родители умерли, когда я был совсем мал. Меня воспитывали тетка и дядька, — вздохнул второй, — они тоже погибли во время штурма, лорд Люка.

Люка чуть заметно дернул острыми ушами и оттаял.

— Господин, позвольте мне, — окликнул мягкий женский голос. Он его узнал — это она пела недавно.

Из темноты выплыла высокая леди с большими голубыми глазами и длинными русыми волосами, в блеске которых когда-то жил солнечный свет. Увы, ее лучистая красота поблекла в войне и горе, и все что осталось от стати благородной дамы — невзрачная потерянная тень, отблеск вечной красоты великого прошлого.

— Позвольте мне, — пропела она, коснувшись его плеча. — Я позабочусь о детях.

Потрясенный ее светлой красотой, Люка поспешно отпустил их ушки и сглотнул.

— Как вам будет угодно, леди…

— Аинуллинэ.

— Леди Аинуллинэ, — склонил он голову.

Женщина мягко улыбнулась и элегантно протянула руки сиротам.

— Идемте.

Когда она развернулась — Люка вздрогнул. На посеревшем и выцветшем халлийском шелке зияла рваная полоса, оставленная ударом плетки. При движении изорванные края расходились и на фарфоровой коже спины становился заметен страшный багровый шрам.

— Откуда… он? — Тихо ужаснулся Янтарный Огонь.

Аинуллинэ обернулась.

— Нас везли из Эбертрейла в клетках. Мой сын Лерал умирал у меня на руках. Исчадия ночи решили — он мертв. Чтобы не везти лишний груз, они решили его бросить. Он был еще жив. Я пыталась его защитить, но не смогла.

В глазах женщины сверкнули слезы. Люка медленно кивнул.

— Горюю о нем.

Внезапно холодный серебристый фон передернуло невзрачной тенью и на землю пало багровое пламя. Солнечные эльфы обеспокоенно подняли головы, на их глазах луна стала цвета крови.

— Смотрите! Что это?

— Властелин Над Облаками спаси!

Зрелые мужи зашептались о древнем пророчестве. Женщины нервно притихли, юнцы повскакивали, оглядываясь по сторонам — не подоспел ли враг, но нет — Каменный Сад лежал все в том же холодном молчании, все так же звенела река и шумели ореховые чащи, все так же гремели цикады, а под ногами хрустел колючий скользкий камень.

— Знак Смерти! Знак конца времен! Грядет тьма! Она поглотит наш мир!

Эльф, венчанный серебристой копной растрепанных волос, присев на голом и плоском камне у подножия вывороченных корневищ Ведьмина Вяза, зловеще предвещал:

— Говорю вам — знак Смерти! Есть древнее пророчество, о нем уже никто не помнит, а те, кто помнит, забыл, ибо прошла тысяча лет. Оно говорит, когда на небо взойдет кровавая луна — это возвестит Верхнему Миру о его скором конце, а народу светлых эльфов о скором забвении. Верхний Мир падет, и не останется никого, кто сложит последнюю Песнь Перворожденным. Все исчезнет в пасти ужаса и тьмы.

Солнечные эльфы тяжело и горестно вздыхали, созерцая кровь вместо серебра на ночном небосклоне. И впрямь, конец времен уж близок. Кто-то разрыдался.

— Глупости! — Вмешался Люка. — Нет такого пророчества, и никогда не было!

— Было, было, — стоял на своем всклоченный молодой и одновременно древний эльф. Его голос скрипел, как коряга под порывами зимних ветров.

— Это не знак Смерти. Ни король Лесного города, ни его Чародеи никогда не упоминали об этом пророчестве. — Он напряг лоб. — Постойте! Я вспомнил! Однажды я был на королевском приеме и слышал, как Алиан Горный Лис говорил о кровавой луне.

— Что он сказал, Люка?

— Что луна наливается кровью в час свершения убийства. Жестокого и беспощадного убийства! Родная кровь пролила родную кровь. Кто-то умер этой ночью от руки кровника, от руки отца, брата, может быть от руки сына.

— А я говорю, это знак Смерти. И она уже распростерла крылья над Верхним Миром, — горячился поглощенный временем эльф, потрясая клочковатыми волосами.

— Нет! — разозлился Люка. — Не слушайте его, не верьте бредням выжившего из ума пленника!

— Знак Смерти! Знак Смерти, — шипел эльф, — Ты еще слишком молод, Янтарный Огонь, а я знаю, ибо прожил тысячу твоих жизней.

— Это не знак!

И в Каменном Саду начался спор.

Эльфийский спор страшное, неблагодарное и изматывающее занятие, но рано или поздно даже эльфы уставали доказывать друг другу свою правоту. Перворожденные, так и оставшись каждый при своем мнении, устало понурили головы и вернулись на места. Над безжизненным Садом, залитым светом звезд, воцарилась тишина. Очень скоро усталость снова взяла свое, и Дети Рассвета уснули.

* * *

Затопленная лунным серебром поляна благоухала осенними травами. Воздух полнился шелестом крыльев бабочек, жужжание слепней и комаров, а потому Хогету то и дело приходилось отмахиваться от надоедливых насекомых, так и норовивших цапнуть его в глаз или губу.

Поиски целебного Огненного корня всякий раз приводили низкорослого волосатого фавна в бешенство, но перечить воле господина, засевшего в высокой неприступной башне на том конце каштанового леса, он не смел. Добрый господин спас Хогета и увез подальше от кровопролитных войн, в которых погрязло его королевство с тех пор, как на трон Немера сел Умбер Кривоносый. Проклятый король только с начала этого года грабил и разорял земли фавнов шесть раз и, судя по слухам, которые Хогету изредка доносили сороки — напал на его дом снова. Но Умберу мало богатств Либера, жадный правитель позарился еще и на сокровища Озерного Края и вот уже второй год нещадно осаждал его столицу Андин Дрэбэл.

Фавн зло поклацал клыками, обругал Умбера гнусным вором и убийцей, и обернулся. На западе в тончайшей дымке серебра плыли гребнистые силуэты Мертвых гор. Умбер распоясался сразу после того, как заключил военный союз с темными эльфами Эр-Морвэна, будь они прокляты. Будучи принцем Умбер был смирным и тихим, но как только в столице огров появились три темноэльфийских отряда, отосланные Теобальдом в знак дружбы, Умбера как подменили.