Над головой просвистела веревка.

— Люка, помоги! — Крикнул Элла.

Янтарный Огонь вернулся к колоннам, но неожиданно город тряхнуло. Раздался долгий, протяжный гул, подобно гулу ветра, рвущемуся из медной трубы. Гвалт, пение и оглушительный звон молотков прекратился.

— Что это? — Воскликнул Левеандил, глядя на плиты в трещинках.

— Вроде из-под земли, — прислушиваясь, сказал Рамендил.

Темные эльфы, чинившие подножие дворца, покачали головами:

— Мы исследовали подземные ходы вдоль и поперек. Там ничего нет.

И снова над городом прокатился гудящий стон. На этот раз чище и выше.

— Определенно из-под земли, — настоял Рамендил.

Люка обменялся взглядом с Эллой. Кареглазый эминэлэмец пожал плечами и заявил:

— Под плитами города что-то живое.

… Мягкие пальцы сжимали его безвольную ладонь, усердно отогревая теплым дыханием. Пахло фиалкой и горечью целебных трав. В огне потрескивали бревна. Высокий голос менестреля сливался с тонким звучанием воздушных струн.

Как длина холодная ночь,

Как темно тоскливое небо,

И никто не в силах помочь,

Приютить обогреть добрым словом…

Как сурова чужая зима,

Как безжалостно синее море,

Не найти мне приют в темноте,

Не сбежать от страданья и горя…

Ресницы встрепенулись. Лежать на воздушной перине оказалось приятно. Одно омрачало — тело болело так, будто его истоптал разъяренный табун аллеруских маанеги. Сделав над собой усилие, Габриэл приоткрыл глаза. В первый миг он видел ту же тьму в белых хаотичных точках, круживших роем светлячков. Потом проявились очертания высокого сводчатого потолка, выложенного фресками из серебра и драгоценных самоцветов; стен, сверкающих оттенками жемчугов; огромного кипящего камина; резной мебели из альхенской древесины; широченных полукруглых окон в занавесях из узорчатого агройского атласа.

Он повернул голову и увидел ангельский лик. Арианна чуть слышно выдохнула, улыбнулась и… засияла. Кожа эльфийки вспыхнула, по пепельным локонам потекли капельки света, огромные зеленые глаза загорелись ярче малахита. Прижав его пальцы к задрожавшим губам, она попыталась что-то сказать, но слова застыли у нее на языке.

Габриэл ласково коснулся щеки девушки, очертил высокую мраморную скулу и ощутил влагу. Разлепив сухие и растрескавшиеся, как ий-дъийские пустыни губы, он хрипло выдавил:

— Не плачь. Вам больше ничто не угрожает.

Арианна кивнула, но с длинных ресниц все равно посыпались капли. А темный эльф не мог оторвать от прекрасной девы взгляд. Сверкающие волосы окружали ее недвижимую фигурку звездным серебром и слегка колыхались в красках тусклого дня. Она дрожала веточкой ивы под пронизывающим ветром февраля. Пьянящий фиалковый аромат ускользал изменчивой, непостоянной тенью. Кровь застучала в его висках сильно и равномерно, сердце затрепетало подобно лунному свету на глади реки. Отрицать это, значило отрицать саму Иссиль — он к ней неравнодушен.

Рядом тихо и деликатно кашлянули, привлекая внимание.

Габриэл повернул тяжелую после пробуждения голову. У кровати в струящихся мантиях стояли лекари Эстрадир и Маримор, правее травник Илмар. Возле камина появился рыжий Андреа. В сияющих глазах менестреля загорелась радость. Только сейчас темный воин заметил — песнь и музыка стихли. Зато послышался грохот улиц: щебет соловьев, стук молотков, звонкие эльфийские голоса, шуршание и волочение утвари.

— Поправляйтесь, господин, — шепнула Арианна, бережно положив руку Габриэла на кровать.

Сердце воина заныло. Он хотел просить ее остаться, но промолчал.

Воспарив над полом, она прикрыла раскрасневшееся лицо широким рукавом в узорчатой выбивке и покинула покои.

— С возвращением, милорд, — облегченно вздохнул Маримор. — Луноликая услышала наши молитвы, — на испуганное лицо лекаря возвращался покой.

Будучи прославленным врачевателем Эр-Морвэна, что служил еще королю Теобальду, он, как никто, понимал, насколько были ничтожны шансы юного шерла на выздоровление. Внутренний огонь его жизни погас — Габриэл был мертв чуть больше минуты, и только слаженные деяния искусных целителей и мудрых колдунов вырвали его душу из цепкой хватки Арвы Антре и вернули в подзвездный мир.

— Вы родились в «рубашке», господин, — склонился седой Эстрадир, приветствуя. — Это дар небес.

Через четверть часа Гелиополь облетела весть, что лорд главнокомандующий очнулся. И город возрадовался.

* * *

Габриэл сидел на кровати в расстегнутой рубахе из тонкого льна, с голой рельефной грудью, которую перетягивали тугие бинты, и глядел на спинку ближайшего кресла (на нее набросили царственное одеяние для Его Величества). Широко расставленные длинные босые ноги утопали в мягком ворсе ковра. По спине тек теплый сквозняк, несший приторный аромат цветущих вишен. У резного столика Эстрадир смешивал какие-то травяные смеси.

— Господин, — он подошел к Габриэлу с чашей в облаке горьковатого пара, и протянул с поклоном. — Выпейте.

Темный эльф скривился. Эстрадир разогнулся и, заглянув в его снежное лицо в синяках и кровоподтеках, открыл рот о чем-то спросить, но не успел.

Двери, украшенные золотыми чеканными узорами в виде звезд и цветов, гулко распахнулись — в покои вошла толпа светлых и темных эльфов в воздушных одеяниях. Они низко кланялись и молча становились вдоль перламутровых стен. Так продолжалось несколько минут.

Сипло дыша, шерл обвел вошедших взглядом и кивнул в знак приветствия. Многие из них сильно рисковали, когда отрекались от короля-узурпатора. В случае неудачи их и их семьи постигла бы суровая кара. Но все же они остались верны своему главнокомандующему и покойному королю Теобальду, за что Габриэл был им безмерно благодарен.

Несколько слуг подбежали к кровати и, припав на колени, натянули на ноги шерла высокие сапоги. Габриэл сцепил зубы и встал, слегка покачиваясь, — слуги помогли облачиться в черное полукафтанье и подпоясаться широким серебряным поясом в морозных узорах. Проведя руками по распущенным волосам, ниспадавшим на плечи, он статно выпрямился и хотел сделать шаг, но пошатнулся и тяжело опустился на кровать.

Красивое, бледное лицо помертвело от невыносимой боли, с губ едва не сорвался стон. Брегон не только пробил ему легкое, чуть не отправив за границу рассветов и закатов эльфийского народа, но заодно нанес не меньше полсотни колотых и резаных ран, и продырявил правую ступню. Судя по всему, ходить самостоятельно ему еще долго не светит.

Из толпы эльфов отделился высокий молодой мужчина и быстро направился к раненному господину. В его руке темнела длинная, узкая… палка.

Габриэл напряг зрение (неокрепшие глаза видели плохо — все, кто стоял у стен казались размытыми пятнами золота и серебра) и поднял голову. Перед ним очутился Остин. Владетель Ательстанда торжественно поклонился и протянул трость с ручкой из дымчатого опала в виде головы дракона с разинутой пастью.

Темный эльф задумался на мгновенье, тряхнул головой и прошипел:

— Издеваешься?

Остин сузил серый глаз:

— Нисколько.

Хотя насмешливая улыбка на губах одноглазого говорила об обратном. Еще как издевается.

Он подставил парню плечо, обопрись мол, и кивнул на дверь.

— Пойдем. Народ хочет видеть своего героя.

Тяжело вздохнув, Габриэл вложил в ладонь драконью голову, оперся о плечо светлого сородича и поднял себя рывком.

… Запутанные коридоры Летней Резиденции встретили его восторженным восклицанием эльфийских голосов. Мужчины и женщины отдавали воину земной поклон и желали скорейшего выздоровления и всех благ. Габриэл сдержанно кивал и старался стучать своей тростью как можно тише.

В арочном проходе его дожидался Эллион. Первый Лук подпирал косяк и стискивал пальцами роскошные ножны в обсидиановой крошке. Он сам только-только оправился от полученных ран и изнуренным, пугающим видом ни чуть не уступал юному шерлу из Эр-Морвэна.

Завидев роскошную свиту, эбертрейлец выступил вперед и пробормотал: