Близость грубо прерывается открывшейся дверью. Скрипуха, моя единственная константа.

– Сядьте, Конни, у вас гости… – произносит она, и я понимаю, что Несс – настоящая.

Смотрю на нее во все глаза, пока Скрипуха обходит кровать и говорит со мной, как с идиоткой (собственно, так и есть). Наклоняется, нажимает кнопку, изголовье приподнимается, а образ Несс поворачивается.

– Хотите воды? – спрашивает Скрипуха, не ожидая ответа. – Ну же, Конни… – журит она и добавляет, обращаясь к Несс: – Совсем глупышка!

Выходит.

Я хочу что-то сказать, но получается шепот, и Несс наклоняется ближе.

– Вот сучка, – повторяю я.

Несс улыбается. Я чувствую к ней одну только любовь; замечаю, как бьется мое сердце, и на мгновение ощущаю связь с собственным телом.

Легонько шевелю пальцами, и Несс опять берет меня за руку. Это не ад. Это первая минута покоя за долгое-долгое время. Чувствую ее прикосновение к коже и удивляюсь, что она такое делает, почему щекочет. Потом доходит, что она трогает самоубийственные шрамы, порезы, которые я сделала, сидя рядом с ней на постели. Водит пальцем вверх-вниз по выпуклым гладким рубцам, как будто стараясь ощутить мою боль. Мне стыдно. «Совсем глупышка».

Открываю веки. Она смотрит печальными карими глазами, глубоко, с дрожью в голосе, вздыхает и говорит:

– Прости меня!

В полном замешательстве мотаю головой. Не знаю, что ответить. Смогу ли вообще когда-нибудь сказать ей хоть слово?

Несс достает что-то из сумки. Отвинчивает крышку и льет в ладонь. Кончиком пальца нежно втирает мне в запястье масло. Пахнет лавандой. Прикосновение к коже изумительно приятно; давно никто меня так не касался, не ласкал мое уродство. Я вздыхаю и вытягиваюсь. Несс не ограничивается запястьем; молча обходит кровать и берет другую руку. Меня снова колет стыд – эти порезы предназначались ей. Пытаюсь вырвать руку. Она не пускает, целует шрамы.

– Позволь мне…

И я позволяю. Закрываю глаза. Слышу бульканье. Она трет ладони одна о другую, мягко берет руку и нежно массирует тыльную сторону, между пальцами, предплечье и выше, следуя за мрачным узором кислотных ожогов. Прикосновение к моей никому не нужной коже так чудесно: масло, тепло рук, ее любовь. Я расслабляюсь, и гибкие пальцы Несс возвращают меня в мое тело. Она не пропускает ни единого шрама, от пальцев рук до кончиков ступней: шея, живот, грудь, бедра, пах, колено, стопа, – каждый покалеченный участочек. Она дарит мне мое тело, я получаю назад свою плоть.

Когда заканчивает, не могу пошевелиться. Блаженно лежу, вдыхая лавандовый аромат. Открываю глаза. Она все еще здесь, ждет, смотрит. Улыбается.

– Я кое-что принесла, – протягивает белый конверт, на котором ее рукой написано «Для Конни».

Пытаюсь сесть; воскресшими пальцами медленно беру конверт. Вглядываюсь в знакомый почерк. Мне он очень нравится – без завитушек, мужской. Аккуратно вскрываю конверт и с ее помощью достаю несколько фотографий.

На первой – Джош и Иви. У меня перехватывает дыхание. Они светятся, молодые, счастливые, влюбленные! Иви прислонилась к груди Джоша, он одной рукой обнимает ее. Провожу пальцем по его изменившемуся лицу – нос стал крупнее, ярче обозначились скулы.

Смотрю на снимок так долго, что Несс говорит:

– Здесь еще…

Помогает перейти к следующему. В объектив улыбается Энни. У нее выпали два передних зуба, и получилась огромная щель, которой она явно гордится. Меня захлестывают чувства, подступают слезы. На следующей фотографии – Полли и Энни, худые, с шишками коленок, вращают обручи в саду. Мое тело наполняется, по жилам бежит волна эмоций. Поднимаю глаза.

– Они в порядке, – произносит Несс.

Киваю.

– Всё в порядке, – говорит она. – Мы тебя отсюда вытащим, Кон…

Начиная плакать, я снова чувствую себя живой. Несс наклоняется и упирается лбом мне в лоб, обнимает. Я этого не заслуживаю. Когда слезы иссякают, она берет снимки у меня из рук и снова показывает по одному, подкрепляя свои слова: дети в порядке. Дети в порядке. И я начинаю думать, что, может быть, только может быть, я отсюда выйду.

4 апреля

Дорогая моя Конни,

простите, пожалуйста, что так давно не было от меня весточки. Я глубоко сожалею о своем поведении и том, что подвела вас. Надеюсь, доктор Джонсон объяснил вам мое отсутствие. Дело в том – я знаю, какая вы ярая сторонница правды, – что на меня поступило несколько жалоб (была еще и запись системы видеонаблюдения), и руководство запретило мне встречи с вами. Совсем не так я думала закончить наше знакомство…

Хочу, чтобы вы знали: вы произвели на меня огромное впечатление, не только в смысле проделанной нами вместе работы, но и в смысле той работы, которую вы проделываете сама над собой как человек. Вы и ваш неукротимый дух стали для меня источником вдохновения.

Я была очень рада узнать – как, без сомнения, и вы, – что семейный суд дал вам право на общение с детьми. Замечательные новости! Я уверена, что ваши отношения расцветут и жизнь решительно изменится к лучшему. Не забывайте принимать лекарства, которые наконец прописаны корректно. Собственно, я даже готовлю статью для журнала на тему злоупотребления бензодиазепинами. Ваша история глубоко меня взволновала.

А моя новость такая – беру годичный отпуск. Мы с Душкой Саем решили многое изменить. Продаем дом и переворачиваем страницу. Нашли местечко в Суррее, вдали от городской грязи и копоти. Я с нетерпением жду новой жизни, хотя всегда буду возвращаться в Энфилд на могилу Эбигейл.

Желаю вам на вашем пути только самого лучшего. Берегите себя, дорогая Констанс. Встреча с вами была подарком судьбы. Я признательна за ваши смелость, острый ум, проницательность и за то, что заставили меня несколько иначе взглянуть на мир.

Привет, доктор Р. Как приятно получить от вас письмо! До чего же я люблю бумажные конверты, они так фантастически старомодны! Держу письмо на тумбочке у кровати и без конца перечитываю. Простите, что ответила не сразу (не успела оглянуться – уже весна). Собственно, и сказать мне особо нечего.

Настучала на вас Скрипуха. Тем не менее я так к ней привыкла, что теперь она часть моей жизни, как и геморрой (организм взбунтовался против бесконечного лежания и дерьмовой кормежки). Подозреваю, что именно она сливает информацию прессе. Очень надеюсь, что не упоминает при этом вас, хотя с нее станется. Другой крысой оказался доктор Звиздюк – понятия не имею, как его зовут по-настоящему, возможно, Джонсон, как вы пишете; он мне ни разу двух слов не сказал, вечно кружит по больнице, размахивая мечом своей бездарности.

Кстати – надеюсь, вы не обидитесь, – я написала вашему идиоту-боссу, Тому Уорнеру, жалуясь на то, как с вами обошлись. Сочинила хвалебную оду в вашу честь и подписалась «Мамочка-монстр» (черт, кто только придумал это дерьмо?!).

Мне надо сказать вам две вещи; три на самом деле. Во-первых, спасибо за добрые слова. Они меня очень тронули и удивили. Наоборот, это я вас должна за все благодарить. Без вас я не шла бы сейчас на поправку. Вы заставили меня радикально изменить свое мнение о вашей профессии. Хотя ваша преемница не слишком впечатляет; мало того что ее портновский вкус ужасен, так она еще и страдает совершенно убийственным галитозом[12]. Я готова сказать что угодно, лишь бы она скорее убралась из комнаты, – лучшая тактика, которая нас обеих идеально устраивает.

Да, соцработница сообщила про детей! Я на седьмом небе! Сначала предполагается раз в месяц, а дальше, если буду исправно принимать лекарства и смирюсь со своим состоянием – страдающей биполярным расстройством психопатки-невротички, – увеличат до двух.

Второй момент – вчера произошло нечто немыслимое. Теперь, когда погода чуточку приободрилась, – между прочим, в дальнем конце сада божественно цветут несколько яблонь, – я стараюсь больше бывать на улице. Короче, я ублажала на лужайке Чокнутую Ситу. Она хотела поиграть в собачек (вообще-то, она хотела «по-собачьи», но тут я сказала решительное «нет», хотя, видит бог, мне очень не хватает ласки), когда Скрипуха вдруг объявила, что у меня посетители. Во множественном числе: посетители. Я важно позволила ей привести «означенных посетителей» в сад – теперь, когда доподлинно знаю, какая она скотина, веду себя с ней еще более презрительно. Я думала, что пришли Карл и папа (который, кстати, в прошлый раз упомянул, что к нему приходила ужасно добрая психиатр, но больше ничего не вспомнил – это вы?). И опять ошибочка. Угадайте, кто пришел!