Разруха и запустение доставляла другу видимое неудовольствие. Ушастое лицо кривилось, ворота закрывались изнутри полоской ржавого железа, крючок на калитке не дотягивался до петельки — дверь просела под тяжестью прошедших лет.

Однако в избе имелась каменная печь, целая, по вечерам мы её топили. Можно было, наверное, не заморачиваться… не настолько холодно, старые стёганые одеяла довольно тёплые, пыль мы из них выбили, клопов или вшей, тьфу-тьфу-тьфу, раз-два-три, не обнаружили. Но огонь это круто. К тому же дров достаточно, погнившую поленницу никто за эти годы так и не спёр. Тут таких поленниц, таких брошенных хозяевами домов — десятки, если не сотни. Грустные домовые не дождутся молока, а может уже и того, умерли все. РИП.

Электричества нет, телевизора нет, радио тоже нет. Мобильная связь есть, по словам соседа — мы свои аппараты не включаем — но работает с перебоями.

В сарае нашёл поржавевшие инструменты, пытаюсь чинить забор, Димка пытается писать книгу; каюсь, это я его настропалил — прими, мол, позу мыслителя, сядь на табурет. Он всё не мог собраться с духом. Готовить договорились по очереди: или же на костре во дворе — а мы привезли с собой походный мангал — или же на печи. Еды с запасом, советские ложечки, вилочки, ножикиа-тарелочки-рюмашки смирно лежат в буфетах, дом вообще довольно хорошо укомплектован с точки зрения бытовых мелочей. Димка товарищ ответственный, на него в деле общепита можно положиться, он готовит пищу своевременно, но недосаливает. Я, имхо, готовлю лучше ушастого. Вот только куда бабка дела телевизор?

Неожиданной проблемой стали крысы. Первые две ночи было тихо, на третью мы с Димкой проснулись от шума по полу. Калитку мы подпирали изнутри, дверь дома закрыта на железную щеколду. Что, ***ть, происходит? Темно, в поисках тапка опускаю правую ногу вниз, тут же с криком отдёргиваю её обратно.

— Что случилось? — сонный, обеспокоенный голос друга.

— Меня кто-то за пятку цапнул, — кривлюсь от боли, зажимаю пальцами место укуса, — Довольно сильно, до крови, походу. Посвети.

Освещаемые лучом фонаря усатые морды смотрят вверх, в сторону моей пострадавшей конечности, не собираются убегать и прятаться. Свет их, очевидно, не пугает, они застыли, кажется, почти не дышат. У одной из крыс мордочка в крови, в моей крови, **ка!

— Совсем грызуны о****и, — злобно выдохнул я, рассматривая вторженцев.

— Надо их сковородкой чугунной приголубить, — хищно улыбается друг.

— Ну и как ты её достанешь, она же на печке.

— А ноги на что?

Я на это популистское заявление лишь хмыкнул. Слизываю с пальцев кровь, Дима же, не впечатлённый чужим болезненным опытом, пытается, в свою очередь, опустить босую ногу на пол из строганных досок. Наши кровати стоят параллельно, друг против друга, расстояние между небольшое, меньше метра.

Меедленно опуская ногу, ушастый не прекращал вести засветку вражеской позиции. Боевая операция проходит идеально, до земли остаётся не более 10 сантиметров, враг не проявляет к происходящему интереса… 5 сантиметров, 3, 2, крысы резко,

синхронно

поворачивают мордочки, а за ними и тела, вправо, резво бегут в сторону свежей, ароматной пяточки моего друга. Тот, не будь дурак, втягивает её обратно. Хек.

— Что это вообще за хрень? — происходящее не вписалось в картину мира Дмитрия, — Никогда не видел, чтобы крысы ТАК себя вели.

— А ты, я смотрю, прямо спец по крысам, знаешь, как они себя должны вести.

— Знаю! — в голосе друга негнущаяся уверенность, — Я же жил в деревне, видел крыс не раз, не два. Правда они у нас были размером меньше, эти какие-то мутанты, ммать.

— Что делать будет?

— Вон у тебя табурет стоит, дотянешься?

— Сейчас, попробую, —

я перебрался к изножью кровати, вытянул руку, выудил из пространства комнаты крепкий четырёхногий стул, на котором изначально лежали мои джинсы. Джинсы теперь лежат на полу, крыс их падение почему-то не заинтересовало, они всё так же ожидающе сидят возле Димкиного ложа. Только что не облизываются.

— Дай я попробую, они ко мне ближе.

— Ты уверен? — я передал активно кивающему, охваченному охотничьим азартом другу боевую табуретку, тот перевернул её сидушкой вниз, отдал мне фонарик, ухватился двумя руками за ножки, целится. Крысы, сохраняя тишину, с интересом наблюдают за его приготовлениями.

Мощный замах, я отпрядываю назад, удар! Чавкающий звук, одна из ножек с треском ломается, “охотник” летит с кровати вниз, падает на левый бок, катится в сторону центра комнаты; луч фонарика в моей руке хаотично мечется во все стороны; я соскакиваю с кровати, Димка кричит от боли, хватает рукой вцепившуюся в его левое предплечье крысу, несколько раз ударяет её о пол.

— Дим, ты цел? — с тревогой в голосе спрашиваю я во внезапно наступившей мне на ногу тишине.

Раны обработаны водкой, по глотку принято перорально, ххе.

В моём случае хватило пластыря, на Димку пришлось тратить бинт из автомобильной аптечки. Ушастый не получил серьёзных травм, так, пара ушибов, испуг от внезапного падения, немного отойдя от произошедшего, мы уже вовсю смеялись — как над собой, “горе-охотниками”, так и в целом над всей курьёзностью ситуации.

Однако пришедшую мне в голову неприятную мысль я озвучивать не стал.

Она ведь могла ему и в горло вцепиться. Маленькая, как говорится, да удаленькая — ну а с перекусанной сонной артерией долго не живут. Я, конечно, плохо разбираюсь в медицине, но… ведь горло не зря считается одним из самых уязвимых мест на теле человека? Люди вообще очень хрупкие. Пощупал шею, попытался найти озвученную артерию с 3х нот. По тиви, кажется, как-то говорили о том, что можно надавить на неё, и человек заснёт… как думаете, это правда?

— Как ты это делаешь?

— Да хрен его знает, — жмёт плечами друг. Не сея.

Какой вопрос, такой ответ. Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна//зачёркнуто, на то, как Дима формирует в ладонях огнешар, посылает его в полёт, недолгий полёт до старой чурки. Чурка полита водой из колодца, на всякий случай. Сижу, смотрю, капаю слюнями — от зависти. Друг вовсю развивает свои магические способности, мой же воз и ныне там — я не могу активировать свою татуировку. Это служит поводом для многочисленных шуток с его стороны, мне, усмехаясь, рекомендовали ждать осени — ведь грибы ан масс в России растут именно в конце лета, авось и татушечка к тому времени активируется.

“Терпеть, терпеть, и ещё раз терпеть” — ехидно рекомпилировал Димка завет Ильича. Я терплю, но… мне обидно… и потекут мои слёзки, и затопят соседей, и придёт участковый, утешать нас… Уже приходил один, блин.

В мокрую чурку ударялся огнешар, с лёгким хлопком пламя распластывалось по влажной древесине, формируя облако пара, шипело, гасло, кора загоралась, начинала чадить. Димка споро окатывал мишень водой из стоящего вблизи жестяного ведра, шёл к колодцу, снова крутил ворот. И так по кругу, дубль раз, дубль два, три, четыре, всё, мана кончилась. Перерыв.

Снаряд летел параллельно земле. Неожиданно чурка пригнулась, шар пролетел поверх, и дальше, дальше, ааа куда это ты дорогой, стой! Спас нас забор, что голой грудью встретил шипящий подарок. Спите спокойно, дома и дачи неизвестных людей. "Отряд горбыля построен, к кремации готов!" — послышалось в выдохе удара, огонь расплескался по щелистой поверхности, сухие доски занялись неблагодарным делом. Лей воду, Дима, скорее, горим, **ка, горим!!!

Потушили…

Димка вытащил из сарая ржавую бочку, проверил её на наличие дыр, возрадовался. Колодец глубок, более 10ти метров, а огонь, как мы убедились на собственном опыте, недоверчивые типы, блин, он не станет ждать, пока ты, нервно накручивая цепь, поднимешь со дна ведро воды, чтобы его — какая наглость! — погасить.

Бочку ставим обочь стрельбища, наполняем водой. Кроме того, друг принялся пускать снаряды по нисходящей траектории, если вдруг мимо, то шар летит в землю. А земля, как оказалось, горит плохо; даже земля, что щедро удобрена трухлявыми бортиками престарелых грядок. Тренировки происходят за домом, подальше от любопытных глаз. Во дворе должен гореть костёр, при случае клубы водяного пара мы сможем списать на него. Да, предосторожности кажутся излишними — бабкин дом стоит на отшибе, участки вокруг пустуют, ближайший соседом, собственно, дед Никифор.