— День добрый! Участковый уполномоченный полиции Долохов Дмитрий! — сухо представился молодой остроносый парень, — Можно мне пройти?

— Да, конечно, — кивок, небольшая заминка.

— Скажите, пожалуйста, здесь проживает Терентьев Дмитрий, 1999 года рождения?

— Да, верно, — я старался не выдать своего волнения, — Что с ним случилось?

— Не беспокойтесь, всё в порядке. Его сейчас нет в квартире? — цепкий взгляд парня прошёлся по стоящим в углу ботинкам, курткам на вешалке, мутному зеркалу на двери платяного шкафа…

— Нет, он сегодня не ночевал дома.

— Вы не знаете, где он сейчас находится? — участковый взглянул мне в глаза.

— Нет, не знаю, — и ведь не зря я на первом курсе играл в мафию, секретного Гитлера, опаздывал на пары, придумывал правдоподобные отмазки… — Может он ночует у кого-то из друзей, или ещё где. Та же Труба закрывается под утро.

— Михаил, — а он ведь не спрашивал моё имя, отметил я краешком сознания, — К нам поступила информация о том, что ваш друг волновик, — ладони удвоили потовыделение, сердце бьётся чаще, — Вы наверняка слышали… об этом явлении, — ночной гость скорее утверждал, нежели спрашивал.

— Да, конечно, я слышал, — торопливый кивок.

— Согласно указу президента за номером 43, от 12го мая текущего года, — текст участковым явно выучен наизусть, — Органам полиции необходимо поставить на регистрационный учёт всех граждан РФ, попавших под явление, именуемое “Волной”. Целью данных мероприятий является поддержание общественной безопасности и правопорядка, — пауза, — Всё дело в так называемых волновых способностях, ими обладают некоторые носители татуировок, — монотонный голос сообщает всем известные факты, действует как лёгкое снотворное, — Мы звонили на его номер, — в этом месте я вновь “проснулся”, — Но он недоступен, — участковый достал из висящего на плече офицерского планшета потрёпанную папку с документами, протянул мне листок, — Это же его номер? Третий сверху.

— Я не помню наизусть, сейчас посмотрю.

Память говорит: мобильный тоже лежит на прикроватной тумбочке.

Иду туда.

Беру Сяоми.

Иду обратно.

— Вы куда-то собираетесь? — небрежный кивок в сторону полусобранного рюкзака, что стоит на полу, в центре кухни. Кухня справа от входа, межкомнатная дверь открыта.

— Я? — пульс зачастил. Уже семьдесят шестой раз на этой минуте, — А… это не мой, это Димкин.

— Он куда-то уезжает?

— Не знаю… в поход, наверное, идёт.

— Разве он вам не говорил?

— Эмм… мы не так много общаемся — учёба, работа…

— Вы посмотрели номер?

— Да, сейчас, — тема сменилась, я внутренне выдохнул, — Всё верно, — цифры на распечатке и в телефоне сошлись.

— Дело в том, что по данным геолокации, — тёмные глаза участкового трепетно отслеживают мою реакцию, — телефон с этой сим-картой находится где-то в вашей квартире…

Молчание.

— Эмм… Я не знаю, может он его забыл где-нибудь здесь… — суетливо озираюсь, нервно массирую большой палец левой руки.

— Да, такое возможно, — неожиданно легко согласился собеседник, — Михаил, не замечали ли вы странностей в поведении вашего друга?

— Что вы имеете в виду?

— Я не знаю, — участковый прикрыл рот ладонью, зевнул, — Изменения в поведении, неоправданная агрессия, возможно, что-то ещё?

— Нет, всё было как обычно.

— Как обычно, говорите… — пауза, — Михаил, покажите мне, пожалуйста, ваше левое плечо.

Чё?

Нападай!

Бей!

Это лучшая защита, верно? Но саму идею нужно обдумать задоолго до боя; прожевать, прожить, разбудить инстинкты, дремлющие в крови гены поколений яростных, безжалостных хищников.

А когда бой — бей, иди вперёд, наслаждайся, возможно, своими последними, самыми вкусными, вздохами, смотри в лицо смерти. Она красива. Правда… есть ведь ещё одна лучшая защита — активное отступление. Не стильно, не воспето в легендах, пацанчики у подъезда не поймут, осудят, **ки.

“Трус, ссыкун” vs “Я лучше буду 100 раз трусом, чем 1 раз инвалидом”.

Убивать, умирать, или же бежать так, чтобы пятки сверкали, ослепляли (пре)следователей, — правды на всех хватит, фараон врёт, выбор за тобой, за мной. Выбор всегда позади.

— Нет, —

смотрю участковому прямо в глаза, —

Я вам ничего не буду показывать и прошу ПОКИНУТЬ мою квартиру, — телефон скользнул в карман шорт, я инстинктивно сжал кулаки на свободно висящих руках, угрожающе выдвинул грудь вперёд, — Вы пришли ко мне ночью. Разбудили. Устроили форменный допрос, — словно строительный степлер скобы, я злобно выплёвываю короткие, рубленые предложения, вбиваю их в его растерянное лицо, — У меня тоже есть права, и я не обязан потворствовать вашим абсурдным подозрениям.

— Но позвольте, что вам стоит закатать рукав? — недовольный, усталый голос; участковый сбит с толку моим внезапным напором.

— Я сказал, нет, —

обогнув врага, я решительно распахнул дверь, — Прошу!

Напряжённо молчим.

— Мы пришлём вам официальную бумагу, — произнёс парень, — Честь имею! — он развернулся и вышел прочь, чёрными сапогами громыхая по гулкой бетонной лестнице. Провожаю его взглядом, закрываю дверь, словно большой кусок холодца сползаю по ней вниз.

— Ну и зачем я прятался от полиции? — вопрос в устах Димки звучит риторически.

— Я тебе уже говорил.

— Ага, предчувствие, — ворчит, — Помню, как же.

— Почему участковый не позвонил на твой номер? — вялый интерес.

— Он, наверно, звонил. Я его после Маринкиной смс вырубил.

— Хоть что-то умное от тебя за сегодня, — улыбка, кончиками губ.

— Э, ты кого дураком назвал?

Помолчали.

Ещё немного.

Ещё чуть-чуть. Последний бой он трудный самый…

— Как поедем, на моей? Её же сейчас не в розыск, не? — мы сидим на кухонных табуретах, рюкзаки собраны, всё готово к отбытию.

— Почему он пришёл ночью?

— Участковый?

— Да, — пауза, — Регистрация волновиков идёт уже не первый день, никакого ажиотажа замечено не было, так? Почему он припёрся в ночь? — Димка пожал плечами, — Пришёл бы с утра на пары, в оплачиваемое государством время, — продолжал я озвучивать свои сомнения, — Чё ему, в охотку, блин, шляться ночами, искать по чужим квартирам волшебников-недоучек…

— Может ему приказали.

— Да, но с чего вдруг такой приказ? Надо пошарить в сети, вероятно, опять случилось что-то нехорошее. Блин, — последний раз смотрю на экран мобильного, 3:57, всё, отключаю аппарат, — Времени нет, всё потом, по коням.

Стараясь не создавать лишнего шума, мы покинули квартиру. Третий этаж, к слову. Свет выключен, пара оборотов ключа в замке. Меня всё ещё немного потряхивает, медленно отхожу от неожиданной словесной баталии. Надо ключи потом отдать Тамаре Гавриловне, арендодателю.

— Мих, а ведь может участковый и не ушёл, сидит, ждёт где-то у подъезда, — как бы между делом отметил Димка, — В машине, например.

— Думаешь? — я замер на площадке первого этажа, обдумываю озвученную вероятность.

— Не думаю, — Димка обошёл моё задумчивое тело, черканул рюкзаком, — В любом случае, не полезем же мы через окно! Идём, — друг решительно преодолел оставшиеся ступеньки, вдавил подсвеченную красными диодом кнопку размыкания магнита.

Ночь, улица, фонарь, аптека…

Точнее махонький китайский фонарик на двоих больших мальчиков. Не было в квартире переносного светооборудования. Можно телефонами подсветить, но вот незадача, мы их выключили и включать не собираемся. Ракушка Димкина в гаражном тупичке открывается большим-пребольшим ключом.

Активные реанимационные действия: из рюкзака друг извлёк аккумулятор — я про него и не подумал, да и во время сборов не видел, как он эту бандуру “паковал”, — капот шестёрки приветливо распахнут. Тяжёлая батарея установлена на законное место, клеммы присоединены, водитель помещён на переднее сиденье, со стороны руля.